«Что же ты наделала, Анфиса»: уехала, оставив мужа без денег и с разбитым сердцем

«Дорогой, милый мой супруг! Извини, что забрала деньги, которые мы копили на переезд. Я считаю что честно отработала их за годы брака.» — прочитал Глеб записку.

У него сразу же потемнело в глазах, а ноги стали ватными и пересохло во рту.

Мужчина несколько минут смотрел на записку, затем вышел на крыльцо.

Дрожащими руками он достал из кармана пачку, но руки трясло так, что бросил эту затею и просто осел на ступеньки.

Чего Анфиске не хватало?

Работал не покладая рук и дома, когда официально «отдыхал» после работы, месяц вкалывая на заработках.

Все деньги честно складывал в коробку из-под сапог, которую завела Анфиска.

Она также складывала в коробку выручку от продажи молока и творога.

У них собственное подворье: корова, два поросенка, птицы, кролики.

Чего еще надо было?

Он замуж Анфиску позвал из жалости: подлец который сделал ей ребенка, свалил в туман, таки не женившись. Анфиса вернулась к бабушке, с которой жила и родила мальчишку.

Что сказать?

Глеб Самойлов жил один, в бобылях, оттого что шрам у него, на подбородке, обжегся в детстве. По молодости шрама стеснялся сильно, когда возраст перевалил за тридцать, отпустил бороду, но комплексы по этому поводу никуда не делись.

А там повадилась к нему бегать Анфискина бабушка. Носила молоко в банке, которое он не просил, но брал, чтобы кормить кота и не расстраивать старушку.

Бабулька поступила дальновидно: сначала приучила Самойлова, к своим ежедневным визитам, а потом якобы приболела, и вместо себя отправила Анфису.

А дальше уже дело техники: Анфиска приходила в платьице, которое ей было мало и трещало по швам, грозя разойтись в районе бюста и вывалить на обозрение, все что за ним пряталось.

И томно опускала ресницы, показывая румянец на щеках.

Самойлов ведь живой мужчина.

Смотрел на такое дело, забыв обо всем, брал из ее рук банку с молоком и поскорей уходил.

Смущался очень.

Глядел из окна вслед, подумывая о том, что хороша бестия.

Сам не заметил как женился. И забрал к себе жить Анфису, вместе с сыном Мишкой, бабулей Петровной, коровой и двумя собаками.

Места всем хватило, дом у Самойлова большой, о трех комнатах, не старый еще дом, построенный в этом веке.

Три года пролетели в один миг.

Лежа в постели по вечерам, супруги Самойловы мечтали, что скопят денег и купят квартиру в городе.

Это все Анфискины мечты были, Самойлов до такого не додумался бы.

— А в городе Глебушка, хорошо, можно в цирк ходить, на зверей смотреть. Там тебе и медведи на велосипеде катаются.

— Так я медведей и у нас в лесу видел.

— Так то дикие, как ты. А цирковые — воспитанные. Ничего ты не понимаешь о городе. Там на каждом углу витрины с манекенами, — затаив дыхание, говорила Анфиса. — Народу на улицах невидимо, все ходят и ходят, взад-вперед, можно зайти в толпу, никто на тебя не посмотрит. А сколько всяких закусочных и кафе, ты бы видел!

— Так перекусить и дома можно, — удивился мужчина.

— Какой ты глупый, — рассердилась Анфиса. — Ты просто жизни настоящей не видел! В кафе можно вкусный кофе попить. И поглядеть из окна на прохожих.

— А чего на них глядеть? — буркнул Глеб по-привычке. — Идут себе и идут. И кофэ я не люблю. Не понимаю я его, хоть у6ей. По мне, лучше чай из листьев.

Обычно после подобных слов, Анфиса замолкала и капризно поджимала губы.

А Самойлов косился на супругу и боялся высказаться тем, что хранил в душе. Казалось ему, что Анфиска не зря в город нацелилась. Надеялась наверное, того подлеца найти, от которого родила Мишку.

…Ну вот.

Все равно по-своему сделала, и укатила в какой-нибудь город, о котором грезила.

Все потому, что когда скопленных денег стало неприлично много, и уже вроде как страшно стало, хранить их дома, тогда Глеб жене и сболтнул:

— А может лучше трактор купим? Еще останется на лодку, мотор к ней и мотоцикл. На что нам квартира?

— Ты что? — вытаращила глаза Анфиса. — Ты перечислил всякую ерунду, на которую цена упадет сразу же, как начнешь пользоваться! А недвижимость никогда не бывает лишней! Ее можно сдавать, получать деньги!

***

Глеб сидел на крыльце, у6итый гор.ем долго, пока солнце не склонилось в закат. Опомнился, когда подул ветерок, тогда он прошел в дом.

В доме стояла тишина. Ни бабульки, ни Мишани теперь, укатили втроем, так он думал…

Однако, когда стемнело, в дом вошла Петровна. Как ни в чем ни бывало, прошла в кухню, спросила у него:

— Ты что не обедал чтоль? Гляжу, борщ стоит, и котлеты нетронуты. А я вкусно так их приготовила… Ну тогда ими и ужинай. Подогреть тебе?..

— Скажи лучше, где Анфиса? — сжав кулаки и склонив голову, грозно произнес мужчина.

Старуха посмотрела на него пристально.

— Уехала. А ты чего злой такой?

— А каким мне быть? Добрым? Я сейчас все в щепки разнесу, говори быстро, старуха!

Пожилая женщина поглядела на него смело и вдруг подошла к нему, гордо выпятив свою тощую грудную клетку. И сказала строго:

— Давай! Думаешь, я тебя боюсь? И не такое пережила! А Анфиску отпусти. Все равно не удержал бы, не любила она тебя, пристроилась ради денег и возможности жить не впроголодь…

Глеб конечно сильно осерчал. Но он вовсе не был извергом, потому только вздохнул и махнул рукой:

— Чего явилась? Уходи с глаз моих. Мы больше не семья.

— Так я коров подоить. Они то причем? Стоят недоенные, орут.

Погремев ведрами, бабулька ушла во двор.

А Самойлов, находясь в наихудшем своем расположении духа, издал громкий рык и вышел из дома, пнув дверь.

Он пошел к берегу, там на отшибе стоял домик одного пропащего человека, который только и занимался тем что пил.

Зато с ним можно было попить вместе, что Самойлову сейчас и нужно было.

***

Проснулся он оттого что кто-то гремел в кухне посудой. Кажется, то звенели стеклянные банки.

— Пи-ить, — произнес он.

Его услышали. И подошли, помогли поднять голову, поднесли емкость с холодной водой. Он выпил все, не открывая глаз: голова грозилась лопнуть от сильной боли. Он услышал голос старухи-Петровны:

— Еще воды? А может рассола? А минералки не хочешь, так я в магазин схожу.

Теща.

Сквозь вакуум в голове, Самойлов подумал о том, что Петровна совсем обнаглела, распоряжаясь в его доме после той мерзкой истории с предательницей и воровкой Анфисой.

И как же она не может понять, что теперь она нежеланный гость?

— Я подам на развод, — пробормотал он. — А коров на мясо пущу. Хоть какие-то деньги, взамен тех, что Анфиска твоя скоммуниздила.

— Батюшки ты мои, — ахнула Петровна и перестала держать его голову.

Голова мужчины шлепнулась на постель.

Голос бабульки вдруг полностью изменился, переходя на крик:

— Да что ты говоришь! Коровы — мои! Я привела Зорьку, когда вы поженились. Зорька Маньку родила, значит Манька принадлежит мне, тоже! Даже не рассчитывай что я дам их в обиду!

Самойлов громко застонал, прикрыв рукой уши. И прорычал:

— Пошла вон! Чтоб я больше тебя здесь не видел!

Он почувствовал как что-то мокрое хлестнуло его по щеке. Приоткрыл один глаз, охнув от яркого света и увидел, как бабулька сжав губы, резво колошматит его кухонным полотенцем по лицу.

— А ты не ори, не ори, ирод! Напился и валяется теперь, даже глаза открыть не может! Спасибо еще скажи, что я тебе притащила на себе, то так бы и валялси в канаве у магазина на потеху людям!

***

Самойлов очнулся только после обеда. Но это и хорошо, дневная духота уже спала, стало легче дышать.

Он кое-как поднялся с постели и пошел на улицу.

Ну и какую же картину он там увидел?

Старенькая теща устроила постирушки во дворе. На веревке уже сушились его брюки, исподнее белье, а бабка шуровала в тазу, а затем выжимала на траву, отряхивая от воды, его рубаху.

А на травке под яблоней играл с щенками Мишаня, маленький пасынок Самойлова. Он увидел отчима, шатающегося на крыльце и радостно закричал:

— Папа, папа! Смотри как выросли щенята у нашей Найды!

Ну прямо идиллия!

Глеб Самойлов почувствовал, как его вдруг покинули силы.

***

Потом уже, когда он пришел в себя, они вошли в дом и сели за стол, ужинать.

Две пары глаз смотрели на него, Самойлов чертыхался про себя, но принял полную тарелку щей, которые подала ему бабка.

— Папка, ты заболел? — задумчиво поинтересовался маленький Мишаня.

— Заболел он, как жа! — пробормотала бабушка. — Еще бы столько пить, организьм уже отторгает! А ты Мишенька бери хлеб и ешь. Кто знает, когда еще удастся хорошо поесть… Пенсии ж моей, на нас двоих теперь еле хватит!

— Что это за мамашка такая, — прожевав, произнес Самойлов. — Ребенка бросила, и мамашу.

— Я ей бабушка, а не мать!

— Какая разница, ты же ее вырастила. Теперь понятно, в кого Анфиска уродилась. Она пошла в мать. Та тоже у нее была кукушка. Вот так же Анфиску родила и на тебя бросила. А сил у тебя хватит, старая, чтобы поднять мальчонку?..

Старуха перестала есть и уставилась в одну точку.

У Самойлова тоже пропал аппетит, он отложил ложку.

Один Мишенька сидел за столом и играл с хлебом, он строил из ломтиков хлеба пирамиду и говорил:

— А что такое кукушка?

***

Впереди у Самойлова оставался целый месяц до работы, он надеялся что за это время выкурит тещу с пасынком из своего дома.

Но не тут то было.

Петровна ходила в его дом утром и вечером, чтобы доить коров. Оставалась она и в огороде, там полола грядки, поливала их, стирала вещи зятя, убиралась в доме.

Самойлов понимал, что нужно рвать эту родственную связь, потому что женился он на Анфиске, а не на ее семье. И люди в деревне уж над ним посмеиваются.

Попал теще под каблук.

Не жене даже, а теще, вот такие слухи.

Как бороться с этой напастью? А может бабу новую завести? Та быстро отвадит ненужных родственников.

Так он и сделал.

Была в их деревне одна такая, женщина-вековуха Людмила.

Приятной внешностью ее Бог не наделил, потому и дожила до сорока лет одна.

Ну и что, теперь после Анфискиного предательства, Самойлову было плевать на внешность.

Ведь говорят же, она обманчива.

Людмила женщиной была строгой, порядочной, работала почтальоном в деревне. Так у нее все по полочкам, идеальный порядок в делах рабочих и дома тоже.

К ней то и стал Самойлов приходить, с разговорами, когда темнело.

Теперь он перед бабами не робел как раньше, от этой Анфиски хоть какой-то плюс, поэтому быстро нашел общий язык с этой неразговорчивой женщиной.

***

— Иди Петровна, отдыхайте уже, хватит в огороде пластаться, — проговорила Людмила.

Старушка Петровна разогнула спину и встала над грядкой.

А, новая пассия зятя, пришла устанавливать свои порядки?

— Чего пришла? — ответила ей бабулька. — Нет надобности в тебе. Скоро Анфиска моя вернется, Глебушка с ней помирится, куда денется. Она ж красивая и моложе тебя, возможно беременная даже.

Ухмыльнулась Людмила.

— Ну ты Петровна загнула. Сказочница. Как заявится сюда твоя внучка, так и уйдет отсюда. Сама виновата, упустила мужика. Глебушка на развод подал. Как добьется развода, так мы и женимся.

Петровна подбоченилась и утерла пот со лба:

— Ты думаешь, если пришла на все готовое, в постель ляжешь, в которой спала Анфиска, то сможешь ее заменить? Наивная! Ты простая баба которая никому не нужна, а Анфиска особенная! По ней мужики с ума сходят, да стоит ей улыбнуться, зятек ее простит, будь уверенна. А ты только холодную постель погреешь и уйдешь, так и будет, во веки веков, аминь! Вот увидишь!

…Дома Петровна рыдала взахлеб, прижимая к себе своего правнука Мишку.

Все слова которые она наговорила сейчас Людмиле — пустые. И говорила их Петровна от бессилия.

Не приедет Анфиска и все знают об этом.

— Ой Мишка… Какая же у тебя мамка дура! Мы ж все как сыр в масле катались, зять нас всех так любиииил! А в Анфиске души не чаял!

— Бабушка, а мы пойдем к папе?

— Нет Мишенька, мы ему больше не нужны… Не ходи туда.

— Почему не нужны? Он же папка наш, — удивился мальчик.

— Не могу тебе ответить, не знаю! Нет у тебя ни отца, ни матери, как же мне тебя Мишуня, жалко…

***

Походы бывшей тещи прекратились после того как в доме Самойлова обжилась Люда.

Самойлов наблюдал за коровником, думая что старушка заберет свою корову Зорьку, а то и сразу двух. Все-таки молоком можно было приторговывать в деревне, причем весьма недурственно, постоянных покупателей у Самойловых было много.

Однако Петровна не показывалась на горизонте, коров доила Людмила.

Неужто старуха согласилась со словами Глеба о том, что коровы достанутся ему, как моральное утешение за воровство Анфисы?

Самойлову стало нехорошо от ощущения незавершенности отношений с тещей.

Все пошло не так, как хотелось бы.

Зорька должна принадлежать Петровне, ведь пасынок Мишка, к которому прикипел Глеб, как к родному сыну, обожал молоко.

Удивительно, но и Анфису мужчина не мог так просто выкинуть из головы несмотря на то, что теперь, в доме хозяйничала Людмила.

А когда зарплату начислили, Самойлов не стал об этом своей новой женщине говорить. Все деньги он отложил на свой тайный счет и уехал на заработки, на целый месяц.

***

Вернувшись, Самойлов прошел в дом.

А в доме чистота и порядок, все на своих местах, еще и в холодильнике полно еды.

И все это заслуга Людмилы.

Той не было в доме и Глеб понял, что она где-то в огороде, или в скотном дворе, потому что дом открыт. Он не ошибся и отыскал ее в коровнике, женщина чистила помещение от навоза.

Но не ее мужчине хотелось увидеть.

А Петровну. Привык он к этой вредной старухе. И без Мишки тошно, в голове постоянно крутятся мысли, как же они там вдвоем, маленький ребенок и беспомощная старушка, которых тоже бросила Анфиса.

«Что же ты наделала, Анфиса…»

***

Без интереса пообедав, рядом с Людмилой, Самойлов поинтересовался, пряча глаза:

— Какие вести? А Петровна приходила? Жива ли вообще старуха, как она там?

— Вот об этом я и хотела с тобой поговорить, Глеб, — заявила Людмила. — Петровна ваша, заболела, слегла в постель.

— А как же Мишка?

— К ним приехала родственница, она там за ними смотрит.

…На самом деле этого вопроса о Петровне и ждала Люда.

Женщиной Люда была очень проницательной, с хорошо развитой интуицией.

С полуслова она поняла, к чему клонит Глеб, почувствовала нутром, что Самойлов не оставит просто так старуху с пасынком.

Да, что ни говори, а старуха эта, Петровна, имеет влияние на Глеба несмотря на то, что ее Анфиска вычудила…

И Людмила прекрасно понимала это.

Поэтому, чтобы понравиться Самойлову еще больше, проявила озабоченность судьбой старухи.

— Глеб, они так плохо живут, у них нет денег, все потрачено на лекарства и памперсы для Петровны.

— Памперсы? — удивился Самойлов. — Все настолько плохо?..

«Какой же я идиот!» — подумал он мысленно. — «Оставил тещу и пасынка без коровы, она же главная их кормилица была, до того как я женился на Анфиске!

А я их этой кормилицы лишил! Из вредности, из эгоизма… Неудивительно что Петровна упала духом.
Она итак вопреки всему живет, еще как-то тянет правнука.»

Осознание собственной ошибки явственно проявилось на лице мужчины и Людмила, ловившая каждый его жест, все поняла.

И решила лишний раз угодить Самойлову:

— Глебушка, давай их навестим? Я возьму фрукты для Мишки.

— Да, надо бы, ведь не чужие люди, — сдержанно кивнул головой Глеб.

…Они прошли в избу старухи Петровны, и Самойлов поразился тому, как обветшал дом.

Неудивительно, ведь в нем три года никто не жил.

— Папка, папочка! — закричал Миша.

Он выбежал из кухни кубарем и кинулся Глебу на шею. Крепко-крепко он обхватил мужчину за шею своими маленькими ручонками.

Самойлов заметил, что Мишка стал будто легче весом.

— Мишуня.

— Где ты был? — воскликнул мальчишка.

— На работе.

Самойлов прошел в комнату, не замечая того, как погрустнела Люда.

Она осталась там же в кухне, выкладывать продукты на стол, а Самойлов с повесившимся ему на шею мальчишкой, прошел в комнату.

А там застыл от удивления, едва не раскрыв рот. У кровати старухи стояла… Анфиса.

Так ему показалось сначала. Только он почти сразу понял, что ошибся, приняв за бывшую жену абсолютно другую женщину.

Но похожа, до чего же похожа.

— Добрый день, — кивнула ему незнакомка.

А Петровна тихо произнесла:

— Глебушка.

***

— Ты не бросай Мишу, Глебушка, — тихо просила старуха. — Не знаю сколько еще протяну, но чувствую, меня не хватит надолго… А мальчишку в детский дом заберут, я не смогу… Не смогу, Глебушка.

— Не заберут, — сквозь зубы проговорил мужчина. — А ты чего теща, расклеилась? Я тебя озадачить хотел, вечером корову твою приведу. Зорьку.

Петровна расплакалась навзрыд, а затем, чуть успокоившись, принялась молить:

— Ты что придумал, корова твоя, мне чужого не нужно.

— Петровна… А кто это? — забыв обо всем, поинтересовался вдруг Самойлов.

— А, это внучатая племянница моя, Нина. Ухаживает за мной и Мишей. Я ж с постели встать не могу. Хорошо хоть родственники у меня остались, не одна я на этом свете, — проговорила старушка. — Вначале приезжала Надежда, это племянница моя, а теперь вот, ее сменила ее дочь, Ниночка.

— До чего ж на Анфису похожа.

— А, это, — улыбнулась Петровна. — А у нас все бабоньки в роду на одно лицо можно сказать. Такая порода.

***

Мишутка с шеи отчима так и не слез, отказываясь наотрез расставаться с «папкой».

Самойлов так с ним и ушел домой, совершенно позабыв про Людмилу.

Та шла за Глебом следом, сразу-же почувствовав себя лишней.

А когда увидела как смотрит на племянницу Петровны Глеб, сделала для себя невеселые выводы.

Вечером, накормив ужином Глеба и Мишку, женщина уложила мальчишку спать.

Тот спать отказывался и говорил Люде:

— Уходи! Я хочу к папе!

Женщине хотелось грубо тряхнуть мальчишку за шиворот и попросить, чтобы слушался.

«Да, вижу, задачка усложнилась. Теперь мне придется стать мачехой для Мишки.
А хочу ли я воспитывать Анфискиного ребенка, у меня никто не спросил!

Впрочем, интуиция уже кричала Людмиле, захлебываясь в своих конвульсиях, что Глеб для нее потерян.

У него же на лице написано, что в мыслях его теперь сидит та бабенка, что завелась в доме Петровны.

…Миша уснул только в спальне взрослых. Самойлов укрыл мальчика одеялом и посмотрел на Люду.

— Сама видишь, он место занял, пусть спит. Ты можешь себе в другой комнате постелить.

— А может мне уйти сразу, Глеб? — рассердилась женщина.

— Что это на тебя нашло? — удивился мужчина.

— Как что? У тебя же на лице написано, что ты рад вернуться в дом тещи! Тем более там есть кому заменить Анфиску!

— Так ты ревнуешь что ли? Людок?

— Я думала мы с тобой сошлись, чтобы ночевать в одной постели. Но вижу, тебе это не нужно. Сколько можно издеваться надо мной? Я уйду.

— Люда, ну погоди, тебе уже много лет, а ведешь себя как девчонка! За кого ты меня приняла, ну? Думаешь, увидел я племянницу Петровны и все? Сделала свои дурацкие выводы и собралась уходить? Да неужели я опять выбрал не ту женщину?!

Он обнял ее и прошептал в ухо:

— Не дури. Обещал тебе, что распишемся, значит так и будет. Я на переправе не меняю коней. Я все обдумал, все решил… Только прости, я хочу воспитывать Михаила как собственного сына…

— А если Анфиска вернется? — сквозь слезы прошептала Люда.

— И пусть. Неужели ты думаешь, что я прощу ей предательство даже не меня, а собственного сына? Я видеть ее больше не хочу. А ты говоришь, племянница еще эта, Петровны… Ну да посмотрел я на нее, у меня же есть глаза, извини. Возможно, она такая же как Анфиска, будущая кукушка… Нет, я хочу жить спокойно, безо всяких сюрпризов.

***

Петровна довольно быстро встала на ноги, как только услышала как в ее дворе мычит любимица-корова Зорька.

Куда и делась хворь, удивительно.

Бабулька стала резво бегать, то в свой коровник, то к бывшему зятю, Самойлову, чтобы повидать Мишку.

Единственное о чем она сожалела, что не удалось ее племяннице Нинке заинтересовать Глеба.

А как-то увидела что Людмила, ставшая полноправной хозяйкой в доме зятя, отругала Мишку.

Так она устроила такой разнос Людмиле, что вся деревня слышала!

И нажаловалась Глебу.

Тот серьезно поговорил с Людмилой.

— Люд, я могу все простить. Но обижать Мишку не позволю.

— Так он тебе неродной сын! Ты вообще ему никто, а я тем более! Кто я ему? Чужая тетка! Он меня ненавидит!

Самойлов был непреклонен.

— Послушай Люд. Этот мальчишка — часть моей семьи. И для него я отец. Мы с ним давно живем семьей, он мой сын, если уж на то пошло, то да, ты пока еще посторонний человек. Ты не вросла в семью как Мишка, как Петровна. Наверное, лучше тебе уйти. Вы не найдете общего языка с Мишей. А я хочу жить в дружной семье.

После таких его слов, Людмила собрала вещи.

И ушла не сообщив о том, что в ее чреве тоже живет маленький человек.

Она ждет ребеночка от Самойлова.

Но жить, не имея права отругать чужого капризного и избалованного мальчишку, который огрызается на нее на каждом шагу, она тоже не хотела.

…Они помирятся с Самойловым потом. Обязательно помирятся, их объединит общей ребенок.

Она и сама станет неплохой мачехой для Миши, потому что характер ее станет мягким вследствие материнства.

А пока пусть идет. Что вы хотите от вековухи, которая почти полжизни прожила одна и не знает еще, как себя вести в отношениях?..

Эпилог

— Ну как вы мои дорогие? — с утра кричит бабуля Петровна у порога.

— Тут. Блинов ждем, — подает голос Самойлов.

Миша балуется, не желая завтракать и ему вторит:

— Хотим блинов, хотим блинов, бабуля!

Бывшая теща влетает в дом, бежит в кухню довольная:

— Сейчас я вам блинов напеку! Покушаете со сметанкой!

Удивительны хитросплетения судьбы, когда неродные люди становятся самыми близкими.

Самойлова обзывают в его деревне подкаблучником, мол не подал в суд на аферистку Анфиску, и родственников Анфискиных из дома не прогнал. Проявил слабость духа.

А нам кажется, он наоборот — мужчина. Потому что не бросил родных, не отвернулся. Настоящий мужчина.

Источник