Брат с сестрой стояли у постели больной матери и не могли простить друг друга
Мы тогда были детьми, Лена. Просто детьми. Испуганными детьми.
— Если бы не мать, я бы никогда сюда не приехала! — С порога бросила Лена, сжимая в руке мокрый зонт.
Брат Костя стоял в прихожей.
— А я думал, ты и ради нее не приедешь, — довольно холодно ответил он.
Дождь лил стеной. Старый дом скрипел под натиском ветра, словно выдыхал скопившуюся за годы боль. В глубине дома, слышался кашель – тихий, рванный. Кашляла их мать, ради которой Лена вернулась в место, которое когда-то поклялась оставить навсегда.
— Ты даже не позвонил мне, когда ее увезли в больницу. — Лена скинула с плеча промокшую сумку, сняла пальто. Голос ее дрожал от злости.
— А ты когда последний раз сама звонила? — раздраженно бросил в ответ Костя. — Все эти годы тебя мало интересовало, как мы живем.
Лена не ответила.
Когда-то в этих стенах кипели бесконечные скандалы: отец всегда пьяный и злой, мать – забитая и молчаливая, дети – бессловесные свидетели не имеющие право голоса. Костя стал броней, Лена – беглецом.
Теперь прошлое вновь постучалось в двери, словно непрошенный гость. Лена вдруг вспомнила: ей шесть лет, отец швыряет в стену тарелку, мать в слезах стирает кpoвь с губы, Лена дрожит от страха, зная, что сейчас будет. Костя тянет ее в сад – прятаться. Там, среди веток деревьев, они впервые поклялись друг другу, что когда-нибудь убегут отсюда.
Она убежала. Он остался.
И теперь снова оказались здесь – двое взрослых и обиженных друг на друга людей.
— Сколько лет ты была где-то там, Лена? Пятнадцать?
— Девятнадцать, — отчеканила она. — И не пожалела ни дня.
Вновь послышался кашель матери. Слишком резкий, надсадный.
Лена и Костя замерли на мгновение. Потом снова натянули маски.
— И что теперь? Станешь сидеть здесь с ней, выносить судно, слушать ее бред? — Костя усмехнулся. Глухо. Безрадостно. — Она уже и меня узнавать перестала. Тебя и не вспомнит.
— Буду.
Лена прошла на кухню. Осмотрелась. Многое в доме изменилось. Новая плитка вместо потрескавшейся. Новые шкафы для посуды, вместо старых облупленных. Новый холодильник и стол со стульями. Несмотря на то, что Костя сделал ремонт в доме матери, у Лены все равно возникло чувство будто она никуда не уезжала.
— Ты ни капли не изменился, — сказала Лена тихо, но брат все равно ее услышал. — Все также винишь весь мир.
— А ты? — Костя сжал кулаки. — Свалила и забыла, что у тебя есть мать, дом… и я.
Лена вздрогнула, как от удара.
Она подошла к окну. За стеклом – все та же старая вишня. Как-то она упала с этого дерева и разбила коленку. Тогда мать вместо того, чтобы сходить за аптечкой и обработать рану как следует, приложила к коленке дочери подорожник. Боялась разбудить пьяного мужа и нарваться на скандал.
— Что ты хочешь от меня? Если тебе так неприятно меня видеть, зачем звал? — Спросила она брата, не поворачиваясь.
— Честно? Я хочу, чтобы ты осталась. Хотя бы на время. — Тихо ответил он. — Поэтому и позвонил.
Прошло четыре дня. Лена жила в бывшей детской на втором этаже. Костя – в своей комнате, рядом с кухней. Они пересекались на лестнице, в коридоре, на кухне – и каждый раз обменивались тяжелыми взглядами, словно два пленника одной клетки.
Мать все слабела. Временами бредила, принимая Лену за свою старую подругу, а Костю называла именем покойного отца.
Ухаживая вместе за больной матерью, вроде бы начали находить общий язык, но в один вечер все сорвалось.
— Ты столько времени жила в своем городе и плевать хотела на нас! — Выкрикнул Костя, разлив чай на стол.
— Кто тебе мешал уехать?! Тогда бы не пришлось обвинять меня в том, что я выбрала лучшую жизнь! Жертва ты недоделанная! — Лена швырнула грязные ложки в раковину.
— Да как я мог бросить мать с этим… Отцом… —Выплюнул он последнее слово, лицо брата сделалось багровым.
В этот момент из спальни донеслось слабое:
— Дети…
Оба мгновенно стихли. Затем спохватились. Их звала мама…
В ту ночь Лена долго не могла уснуть. Она сидела на своей старой кровати и рассматривала свои руки. Для нее побег был спасением. Но боль из-за принятого решения гнила в ней годами, как незалеченная рана, в которую попала грязь.
Она вспомнила, как в семнадцать лет пряталась в сарае после того, как отец в пьяном угаре выкинул ее вещи на улицу. Отца взбесило то, что Лена собиралась продолжить учиться вместо того, чтобы найти работу. Костя тогда пришел к ней ночью, отдал свое одеяло с подушкой, чтобы не мерзла. Он был младше на год. И тоже, как и она, боялся отца. В ту ночь она предложила ему бежать. Костя умолял ее остаться. Впервые за все время он сказал:
— Как же без нас будет мама?
Лена тогда о ней не думала. Ей хотелось увидеть другую жизнь. Но ее тронули слезы брата, она пообещала не торопиться с побегом. На следующий день, когда Костя зашел в сарай, то увел сложенное одеяло, и записку, оставленную на подушке: «Я к тебе вернусь».
Но не вернулась.
Когда мама позвала Лену с Костей, она вспомнила тот день.
— Надо было нам всем вместе бежать. Надо было бросать все и уходить. Мне так жаль… Так жаль… Все было бы по-другому. Леночка моя. Подойди. Я посмотрю на тебя…
Лена давно простила маму, хоть и не смогла ее понять даже спустя года.
— Только не ругайтесь друг на друга. Я виновата. Меня вините. — Продолжала она.
Но ни Костя, ни Лена не смели ей ничего сказать. Лена взяла мать за руку. Ей захотелось ей ответить, убедить, что все хорошо, но она молчала. Из глаз текли слезы. Слишком многое маме надо было рассказать и слишком мало времени осталось. Костя тоже взял маму за руку.
— Мы не ругаемся. — Сказал он ей. — Просто слишком эмоционально разговаривали.
Лене голос брата показался каким-то хриплым, он тоже понимал, что возможно это последние ее дни. Так и сидели, держа ее за руки по обе стороны кровати. У обоих в глазах читался страх. Они посмотрели друг на друга и впервые за долгое время увидели не врагов, а испуганных детей.
Через несколько дней мама умерла. Это было тихо, без слез. Она просто не проснулась.
— Что теперь? — Пряча дрожь в голосе спросил Костя.
Лена пожала плечами.
— Похороны. Потом с домом решать…
Костя кивнул. Знал, что Лена захочет продать дом. Но сегодня не стал говорить о наследстве. Ему нечего было предложить сестре. Все заработанные деньги уходили на мать. Накоплений не осталось. Да и думать об этом не хотелось, перед глазами всплывали разные воспоминания.
Он зашел в дом и остановился в прихожей. Вспомнил, как в шесть лет, стоял тут и прижимал к груди простую, но самую дорогую для него машинку. Подарок матери. Отец в тот день кричал на нее из-за этого подарка. Костя тогда спрятался в шкафу. Ему было страшно, что подарок мамы отберут. Лена тоже там пряталась, ей мама с зарплаты купила куклу.
Костя помнил и зимний вечер. Ему тогда уже было двенадцать. Были у него санки, которые он использовал для подработок у соседей – возил воду, дрова. Санки разбились, когда он решил сам прокатить на них с горки. Он очень долго боялся идти домой. Знал, что отец рассвирепеет и устроит взбучку. Достанется всем: ему, маме, сестре. Так и случилось.
Когда все стихло мать сунула ему в руку варежки, которые связала сама.
— Это тебе, сынок. Чтобы теплее было…
Так он и шел потом по улице в этих варежках, всхлипывая в рукав. Он не хотел оправдывать мать, но винить не смел. Наверное, она просто была такой… И он любил ее, несмотря ни на что. Лена шла рядом в таких же варежках и злилась на мир.
Впервые Костя заступился за мать после ухода Лены. Настолько ему было больно, обидно, досадно, что он нашел в себе достаточно храбрости, чтобы дать отпор отцу. Ему здорово тогда досталось, но ни от одного слова он тогда не отказался. Знал, наступит время, когда у него будет достаточно сил ее защитить. Так и было.
Как-то отец незадолго до своей смеpти признался:
— Знаешь, — сказал он. — Ты… правильно всё сделал. Что остался. Что за неё борешься.
Костя тогда посмотрел на него с презрением, но ничего не ответил.
Когда Лена дала о себе знать, Костя долгое время пытался уговорить ее вернуться. Пытался объяснить, что теперь все по-другому. Лена не верила.
— Хотя бы навести. Мама много плачет…
— Раньше надо было думать. Чтобы потом горько не плакать. — Коротко ответила сестра. Обида на мать и отца была очень сильной. Костя ей что-то ответил, Лена зацепилась за его слова. Они тогда впервые разругались. И с тех пор между ними словно появилась пропасть.
Похороны матери были скромными. Присутствовало всего несколько человек: две соседки, да он с Леной.
После кладбища вернулись домой. Лена не спешила уезжать в город.
Помогала брату разбирать вещи. Тогда-то и нашла мамин старый дневник. Мамины записи были короткими.
«Костя вновь прятался в шкафу… Муж опять сорвался на меня, потом на детей… Боже, как же мне их защитить? Откуда взять силы? Куда идти?»
Лена ухмыльнулась.
— Да куда угодно, мам. Лишь бы подальше.
«Лена мечтает об учебе. Я молюсь, чтобы у нее все получилось…»
— У меня получилось… Но не твоими молитвами…
Комментируя записи матери, Лена чувствовала ком в горле. Там было много чего еще. До самого вечера она просидела, роняя слезы на страницы маминого дневника. Было горько.
Утром Лена позвала Костю на разговор.
— Дом… — начала она. — Надо продать.
Костя провел ладонью по столу.
— Я хотел бы тут остаться. — Тихо ответил он.
— Зачем? Теперь, когда мамы…
— Потому, что это все еще мой дом.
— Ты действительно хочешь остаться тут?
— Сколько ты хочешь за свою половину?
Лена ответила не сразу, долго смотрела на брата, и неожиданно сказала:
— Прости меня.
Костя удивился:
— За что?
— За то, что не вернулась тогда. За то, что оставила тебя одного. Я обманула, получается.
Он улыбнулся – искренне, хоть и грустно.
— Мы тогда были детьми, Лена. Просто детьми. Испуганными детьми.
Лена встала и подошла к брату. Обняла его крепко. По-настоящему. Как в ту ночь в сарае, когда они были детьми и не знали, как защитить друг друга. И в этот момент внутри словно что-то починилось. Разговор, который должен был закончиться скандалом, окончился примирением.
Лена уехала на следующий день. Покидала дом не испытывая злости. Костя проводил ее до калитки. Ему было грустно прощаться с сестрой. Прежде, чем сесть на такси, Лена протянула Косте записку.
— Нашла позавчера на чердаке. Была в мамином дневнике.
Костя развернул записку и сразу же узнал почерк сестры: «Я к тебе вернусь».
Дома Костя убрал записку в шкатулку и аккуратно поставил на полку в шкафу. Когда-то это записка была его утешением, а потом куда-то пропала. Видимо мама нашла раньше.
За свою половину дома Лена не взяла ничего. Сказала, что так будет правильно. Костя не стал спорить. Принял предложение сестры с благодарностью.
Понемногу стал приводить дом в порядок. Занялся мелким ремонтом. Как-то вечером наткнулся на мамин дневник. Видимо тот про который говорила сестра. Перелистывая пожелтевшие страницы, ловил себя на мыслях о том, что в записях мама была совсем другой — молодой, мечтающей, полной надежд. Писала о детях: о Лене, о нём. О том, как мечтала дать им лучшее, но жизнь складывалась иначе.
«Сегодня Костя принёс из школы рисунок — дом, большой, светлый. Сказал: «Это наш дом, только без криков». Я спрятала рисунок в кухонный шкаф. Не могу выбросить. Может, когда-нибудь он увидит, что мечты сбываются.»
Костя сжал страницы пальцами. В тот вечер он впервые за долгое время заплакал. Не от боли, не от злости — от прощения.
Лена больше не звонила. Просто приехала в один день без предупреждения. Они долго сидели на веранде, пили чай и вспоминали детство. Смешные моменты связанные друг с другом. С тех пор Лена стала часто приезжать. Костя всегда был ей рад.
Прошло время. Он, как мог, отремонтировал дом, поставил новые окна, покрасил крышу. Из города приехала молодая учительница — Ольга — и сняла соседний участок. Они познакомились, как-то легко и просто, без надрыва. В её смехе было что-то тёплое, настоящее.
Иногда Костя думал: может, у него тоже будет шанс на другую жизнь, не похожую на ту, что была раньше.
Однажды он снова открыл старую шкатулку. Записка лежала там, как оберег.
«Я к тебе вернусь.»
Но Костя знал: всё самое важное уже вернулось.