«Ты хорошая, но…» — как муж ушёл к молодой, но заявление жены вернуло его с небес на землю
Галька меня обманула. Столько лет вместе. А она всё записала на себя! Теперь я, как бомж!
Живёшь-живёшь с человеком. И думаешь, что знаешь его от и до. И вдруг — бац! — понимаешь, что не знаешь вообще ничего.
Вот так и у Гали было. Обычный вторник, обычный вечер. И вдруг Виктор говорит:
— Галь, нам надо поговорить.
Галя сидела и молча смотрела на мужа.
— Галя, я больше так не могу, — сказал Виктор. — Ты хорошая, но… Мы разные. Мне нужна лёгкость. Я встретил Марину.
«Марина», — подумала Галя. — «Какое свежее имя. Молодое. Как морской бриз».
— Сколько ей? — только и спросила она.
— Тридцать два.
— Понятно.
И Галя вдруг поняла, что ей действительно всё понятно. Абсолютно всё.
Она не заплакала. Не закричала. Не устроила истерику. Просто сидела и смотрела на Виктора, как на незнакомца.
— Знаешь, — сказала она тихо, — я даже рада. Что всё наконец-то прояснилось.
И в голове крутилось только одно: «Ну наконец-то всё стало ясно.»
Виктор начал собирать вещи на следующий день. Медленно так, нерешительно. Как будто не сам уходил, а его выгоняли. Хотя Галя не выгоняла. Она просто отпускала.
— Галь, — сказал он вечером, — надо бы нам подумать, как имущество поделим.
— Какое имущество, Вить? — Ну как какое? — он даже рассмеялся. — Квартира, дача, машина. Сбережения там всякие.
Галя отложила ложку. Встала из-за стола. И молча вышла из кухни. Вернулась через минуту — с папкой. Обычной такой папкой, синей, с завязками. В которой лежали документы. Те самые документы, которые она, бухгалтер с тридцатилетним стажем, всегда хранила в идеальном порядке.
— Смотри, — она достала первую бумагу. — Квартира. Получена по наследству от моих родителей. Вот свидетельство. Моя фамилия. Моя подпись. Моя собственность.
Виктор открыл рот. Закрыл. Снова открыл.
— Дача, — продолжала Галя, доставая следующий документ. — Тоже родительская. Оформлена на меня до брака. Вот бумаги. Машина — куплена на мои личные сбережения. На моё имя.
Она говорила спокойно, без дрожи в голосе. Без злорадства. Просто констатировала факты. Как на работе, когда сводила дебет с кредитом.
— Но мы же мы же вместе жили! — выдавил Виктор. — Я полы на даче перестилал! Я машину в сервис гонял!
— И я тебе за это благодарна, — кивнула Галя. — Спасибо. Правда.
И она действительно была благодарна. За то, что он был. За то, что прожили вместе столько лет. За то, что было не только плохое, но и хорошее.
— Ты что, серьёзно?! — Виктор почти кричал. — Я тебе всю жизнь отдал! Двадцать пять лет! А ты меня вот так вот выставляешь? На улицу?
Галя смотрела на него и думала: «Странно. Он правда не понимает? Он правда считает, что эти двадцать пять лет были какой-то услугой? За которую теперь надо платить?»
— Витя, — сказала она тихо, — ты уходишь не от бедности — а к молодости. Так не тащи за собой то, чего не заслужил.
Он психанул. Хлопнул дверью. Ушел куда-то на ночь. Вернулся утром — помятый, злой. И снова начал:
— Ты не можешь так со мной! Я буду судиться! Я всем расскажу, какая ты.
Но Галя уже не слушала.
— Знаешь, Витя, есть такое слово — «справедливость». Когда ты сказал мне, что встретил женщину моложе на восемнадцать лет, я не стала кричать, что это несправедливо. Ты имеешь право уйти. Даже если мне больно. Даже если обидно. Это твоя жизнь, и твоё решение. Но тогда и я имею право оставить себе то, что моё. По закону. По совести. По справедливости.
Виктор вдруг сдулся. Как будто из него выпустили весь воздух. Сел на стул, обхватил голову руками.
— И что мне теперь? Куда идти? С пустыми руками?
— Решай сам, Витя. Ты выбрал свободу. Вот и живи свободно.
Прошло две недели. Виктор жил у друга, Сергея. Тот сначала обрадовался — мужские посиделки, рыбалка, всё такое. А потом стал намекать: «Ну как там, Витёк? Долго ещё? Жена ворчит, место занимаешь.»
А Марина вдруг стала другой. То есть, она была той же самой — красивой, молодой, звонкой. Но что-то в ней изменилось. Голос холоднее. Взгляд — оценивающий.
— Ты говорил, у тебя квартира, дача, машина, — сказала она однажды, когда они ужинали в недорогом кафе. — А живёшь у друга. Почему?
И Виктор замялся. Как объяснить ей, что всё это было, но не его. Было вроде как общее, а оказалось — чужое.
— Понимаешь, с женой не всё так просто. Бумаги не так оформлены. Нужно время.
Марина слушала, постукивая длинными ногтями по столу. И глаза у неё были скучающие.
— Ну, разберись с этим, — сказала она, вставая из-за стола. — Мне нужно бежать. Завтра созвонимся.
Но завтра она не созвонилась. И послезавтра тоже. А потом Виктор увидел её фото в инстаграме — с каким-то мужиком на фоне яхты.
И вдруг понял: всё. Точка. Финита ля комедия.
Сидел у Сергея на кухне, пил водку стаканами и жаловался:
— Галька меня обманула. Столько лет вместе. А она всё записала на себя! Теперь я, как бомж!
Сергей слушал-слушал и вдруг спросил:
— А сколько ты платил-то за эту хату? И за дачу? За двадцать пять лет-то?
Виктор открыл рот. Закрыл.
— А машину кто покупал? На чьи деньги?
И Виктору нечего было ответить. Потому что Галя всегда зарабатывала больше. И квартиру родители ей оставили. И дачу тоже. А он просто жил. Пользовался. Привык считать чужое — своим.
И тогда Виктор сделал то, чего сам от себя не ожидал. Купил букет — огромный такой, из пионов. Галя любила пионы. И пришёл домой. То есть, в её дом. В их бывший дом. Постучал. И когда она открыла, с порога сказал:
— Я всё осознал, Галь. Я был не прав. Давай попробуем сначала?
Галя смотрела на него долго-долго. И у неё было такое лицо, как у человека, который смотрит на старую фотографию. С интересом. С легкой ностальгией. Но без желания вернуться туда.
— Заходи, — сказала она. — Чай будешь?
И Виктор подумал: «Получилось! Она меня простила!»
Он сидел на кухне — такой знакомой, родной, с этими занавесками в цветочек, с этими чашками, которые они вместе выбирали. И говорил, говорил, говорил. Про то, как был глуп. Как ошибся. Как понял, что Галя — его единственная. Самая родная.
— Витя, — прервала его Галя. — Ты хотел свободы. Я тебе её дала. Полную. С отдельной жилплощадью, с новыми отношениями, с другой жизнью. Ты её получил. И как тебе?
Виктор посмотрел на неё — и вдруг понял: она не злится. Не издевается. Она просто спрашивает. И ждёт ответа.
— Галь, я ошибся.
— Нет, Витя. Ты не ошибся. Ты сделал выбор. И я тоже сделала выбор. Ты ушёл, потому что думал, что там лучше. Там — и оставайся.
И в этот момент Виктор увидел её по-настоящему. Женщину, которая прожила с ним двадцать пять лет. Которая всё это время была сильнее, умнее, достойнее.
— Я люблю тебя, Галь, — сказал он. И сам удивился — потому что это была правда.
— А я тебя — нет, — ответила она спокойно. — Уже нет.
Прошло несколько месяцев. Галя отпустила прошлое. Просто взяла и отпустила — как воздушный шарик. Наблюдала, как оно поднимается всё выше и выше. И становится всё меньше и меньше. Пока не превратилось в крошечную точку.
Она сделала в квартире ремонт. Не то чтобы капитальный, но стены перекрасила. Витины безделушки убрала — всех этих оловянных солдатиков, модельки машинок. Поставила свои — фигурки слонов из разных стран. Она их всегда любила, но Виктор говорил: «Зачем нам этот хлам?»
Он пару раз писал. То с угрозами подать в суд, то с признаниями в любви, то с просьбами. В общем, писал. Галя не отвечала. Не потому, что злилась. Просто незачем было отвечать. Всё уже было сказано.