Соседка пришла ко мне с той же бедой, от которой однажды пострадала и я: «Кать, он собрал чемодан…»
Вранье! Все это было враньем!
Катя заканчивала с обедом, когда раздался звонок в дверь.
Вытирая руки о фартук, она пошла открывать.
На пороге стояла расстроенная соседка Таня. Ее заплаканные глаза были полны тревоги, отчаяния и какой-то детской беспомощности.
– Кать, он собрал чемодан… – соседка шагнула в квартиру, – говорит, что через полгода мы заживем совсем по-другому. Но я не хочу, чтобы он туда ехал! Я этого не вынесу! Как ты это пережила? Как?!
Катя кивком пригласила соседку на кухню, молча разлила чай по кружкам, давая себе время собраться с мыслями.
В памяти всплыл тот день, когда Сергей уезжал…
***
«Катюша, не волнуйся, все будет хорошо, – говорил он тогда, запихивая в рюкзак джинсы и футболки, – я вернусь так быстро, что ты даже не успеешь соскучиться».
Катя стояла в дверном проеме, ощущая лишь, как трехлетний Алешка прислонился к ней всем своим маленьким телом.
Никаких других чувств не было, как и мыслей. Казалось, на нее наваливается что-то огромное, тяжелое, бесформенное и чужое…
За окном кружились последние листья ноября…
– Пап, а ты приедешь на Новый год? – спросил мальчик, пряча лицо в складках маминого халата.
Голос Алешки дрожал, хотя он изо всех сил старался казаться взрослым.
Сергей присел на корточки и дрожащей рукой погладил сына по голове. Катя заметила, что муж в этот момент смотрел куда-то в сторону, словно ему было неудобно смотреть сыну в глаза…
– Обязательно приеду, – проговорил он, – привезу тебе настоящий танк. Ну, совсем как настоящий.
Он ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Послышался характерный щелчок, который потом постоянно напоминал Кате об этой минуте…
Оцепенев, она долго стояла на том же месте, пока Алеша не потянул ее за рукав:
– Мам, а папа правда танк привезет?
Она не ответила. Просто взяла сына за руку и повела на кухню, где еще стояла недопитая чашка Сергея.
Теплая…
***
– А потом? – напряженно спросила Таня. Ее взгляд скользнул по кухне, останавливаясь то на Кате, то на фотографиях, то на детских рисунках, прилепленных магнитами к холодильнику.
Катя отвела взгляд к окну, где на подоконнике стоял большой кактус – единственное растение, выжившее в тот год. Все остальные цветы просто засохли, не дождавшись внимания хозяйки, которая напрочь о них забыла…
– Потом? Потом начались звонки. Каждый вечер ровно в девять. – Катя провела пальцем по трещинке на чашке – той самой, из которой тогда пил Сергей. – Сначала он рассказывал про работу, про бригадира с лицом боксера-неудачника. Потом просто спрашивал как дела. В последние недели голос у него стал каким-то… пустым.
Таня выдохнула:
– Ну хотя бы звонил…
– До середины декабря. Двадцать пятого в девять вечера телефон не издал ни звука.
Ни в девять, ни в десять. В полночь я набрала номер сама и услышала: «абонент недоступен».
На следующий день пришел перевод – ровно половина от обычной суммы. Без слов, без объяснений. Как будто отметился: «Я еще жив».
А потом… Потом он исчез. Совсем…
***
– Ты… ты же что-то предпринимала? – Таня поежилась, словно внезапно стало холодно, хотя в кухне было очень тепло.
Катя засмеялась – резко, зло.
– Что именно? – спросила она с отчаянием, – поехала искать его по всем стройкам Москвы? С ребенком на руках? Я, конечно, звонила в больницы. Ходила в полицию. Писала его друзьям. Все они отвечали приблизительно одинаково: «Взрослый мужик, найдется». А один следователь вообще выдал: «Зачем искать мужа, который сбежал? Уймись. Другого найдешь».
Но я не унималась. Три месяца! Искала, писала, пороги обивала. Ничего!
Три месяца боли, отчаяния, страха. И бесконечных вопросов сына: «Мама, а когда папа приедет?».
Вскоре Алешка перестал спрашивать про Сергея…
А я…
Я уже не знала, что и думать…
Просто тупо ждала…
– А как… он вернулся? – Таня спросила шепотом, будто боялась спугнуть ответ.
Катя закрыла глаза, вспоминая тот день. Дождь стучал в окно, когда раздался стук в дверь. Не звонок – стук, будто кто-то боялся войти.
Алешка почему-то сразу спрятался за ее спину.
– Он стоял на площадке, мокрый, худой… – Катя дотронулась рукой до шеи. Там у нее всегда появлялось пятно, когда она нервничала. – Вошел с опаской, словно чужой. Алешка к нему даже не подошел, убежал в комнату. Не узнал, представляешь?
Таня с ужасом смотрела на Катю. Из ее глаз катились слезы.
– Он рассказал, что упал с лесов, – продолжала та, не обращая внимания на реакцию соседки, – три месяца в больнице. Без документов… без памяти… Слышала бы ты это…
Таня ахнула:
– Боже мой!
– Вранье! Все это было враньем! – Катя резко поднялась, подошла к окну.
Не оборачиваясь, словно в никуда, она продолжила твердым тоном:
– Через неделю после его возвращения ко мне пришел его напарник Виктор – принес деньги, которые Сергей не успел получить. Он-то и рассказал правду.
Катя вдохнула поглубже…
– Травма действительно была. Довольно серьезная. После нее Сергей стал пить. Сначала глушил боль, а потом… – голос Кати дрогнул, – потом уже не мог остановиться. Бригадир выгнал его, друзья отвернулись. Он жил на вокзале, пока его не забрали в больницу.
Повисла тишина…
Катя больше не могла говорить.
Таня – не могла больше задавать вопросы…
***
– И ты… простила? – почти шепотом все-таки спросила она, глядя на Катю широко раскрытыми глазами. В них читалось недоумение.
Катя налила свежего чая, наблюдая, как струйка пара поднимается к потолку. Потом неожиданно улыбнулась — впервые за весь разговор.
– Знаешь, когда он упал на колени перед Алешкой и сказал: «Прости, сынок», – ее голос стал тише, – я увидела того самого Сережку, с которым бегала в школу. Того, кто в шестнадцать лет нес меня через лужу на руках, боясь уронить. – Она сделала паузу, глядя куда-то в прошлое. – Все мы ошибаемся, Тань. Но не все находят силы признать это.
Он признал. Сказал: «Я слабый. Я испугался. Помоги мне». Разве можно было не простить? Ну да, сначала солгал. Но потом-то все-все рассказал. Душу наизнанку вывернул…
Таня вскочила, опрокинув стул. Ее губы дрожали, а в глазах стояли слезы:
– Мне… мне надо…
Катя не стала ее удерживать.
Она стояла у окна, глядя, как соседка выбегает во двор – к мужу, который ждал ее возле их старенького «Опеля» с уже загруженными чемоданами.
Таня что-то кричала, размахивая руками. Мужчина сначала замер, потом медленно начал выгружать вещи из багажника…
За спиной у Кати скрипнула дверь – Сергей вернулся с работы.
Он поставил сумку с продуктами и как обычно обнял жену. Он всегда так делал. Каждый день. Вот уже три года после своего возвращения. Теперь его руки не дрожали.
– Все в порядке? – спросил он, целуя ее в висок.
Катя кивнула…
А на кухонном столе так и стояла та самая треснувшая чашка… Напоминание о том, что даже разбитое иногда стоит сберечь.
Потому что оно свое. Родное.
Потому что это – история.
Их история…