Муж решил провести отпуск один, оставив жену с двумя детьми: «А что такого? Я же не в запoй ухожу. Просто хочу расслабиться. Устал»
«Я третий год без выходных. Без сна. Без тишины. И ты сейчас говоришь мне, что отдых нужен только тебе?»
— Это что у тебя открыто? — Анастасия стояла у ноутбука, одной рукой придерживая Василису, другой — протирая стол после того, как муж позавтракал. — Билеты? Отель? Дима, это тебе зачем?
— Взял отпуск, — будничным тоном сообщил муж. — Через неделю вылетаю. На десять дней.
Ощущение было такое, словно её кто-то резко толкнул. В их семье давно не было взаимопонимания, но чтобы до такой степени… Не сказал про отпуск. Решил потратить его на себя, задвинув дела семьи. Даже не спросил у неё, не хочет ли она отдохнуть. Настя была, мягко говоря, в шoке.
— Один? Без меня? Без детей?
— А что такого? Я же не в запoй ухожу. Просто хочу расслабиться. Устал.
Анастасия не знала что сказать. Её будто окатили бензином, а потом — подожгли. Кровь прилила к лицу. Они ведь говорили про отпуск, хотели провести его вместе. Выбираться на море пока рано, но свекровь была рада видеть их у себя, в деревне. У неё был уютный двухэтажный дом. Двор напоминал уединённый лес. Дмитрий тогда кивал и соглашался. А теперь вдруг выяснилось, что у него свои планы. И семья в них не входит.
— Мы же договаривались, — наконец процедила жена сквозь зубы. — Вместе. С детьми. К твоей маме.
— Насть, ну ты сама подумай, — вздохнул муж. — Разве с детьми можно отдохнуть? Заболеют там или просто кричать будут. А мне надо прийти в себя.
Настя недовольно поджала губы. Ей уже не нравилось происходящее, но оставалась хотя бы надежда на компромисс.
— Хорошо. Съезди ты. А потом — я. Ты с детьми посидишь, мама поможет. Может, в деревню поедете.
— Ты чего? — Дмитрий от неожиданности даже хохотнул. — Ты же мать! Куда ты собралась бежать от детей? Зачем тебе отдых? Ты дома сидишь целыми днями, в чём проблема?
В воздухе повисла оглушающая тишина. Где-то на фоне пиликала громкая, раздражающая песенка из детского планшета. У Насти дрогнуло веко от нервов.
Когда-то они говорили по ночам до утра, делились мечтами, целовались на кухне между приготовлением супа и мытьём посуды. Она сильно растерялась, когда узнала о второй беременности: младший был совсем ещё маленьким. Дмитрий тогда обнял её и сказал: «Мы справимся. Это ведь счастье».
Справлялась она одна. «Счастье» не успело толком родиться, как стало её личной обязанностью. Собственно, как и старший сын.
— Я третий год без выходных. Без сна. Без тишины. У меня даже личного пространства нет, — медленно начала Настя. — И ты сейчас говоришь мне, что отдых нужен только тебе?
— Не преувеличивай, — буркнул он. — Просто не делай из мухи слона. Я отдохну — и будет легче всем. Даже тебе. Помогать больше смогу. Это же не ты каждый день смену отрабатываешь. Ты за время декрета совсем расслабилась. Забыла, каково это. Это тебе не ложкой махать и памперсы менять.
Настя даже не стала переубеждать. У неё просто не было сил. Слишком обидно было слышать, что её жизнь — это курорт, а не изматывающий, бесконечный труд без права на себя.
Неделя прошла в молчании. Дмитрий делал вид, будто ничего не случилось. Документы, сборы, чемодан… Он поцеловал детей на прощание и уехал. Даже не попытался поговорить.
Настя стояла в коридоре, пока двери лифта не закрылись. Она не плакала: в ней уже не осталось слёз. Было только ощущение, что что-то внутри треснуло. Что-то важное. Какая-то несущая конструкция.
К вечеру пришла мама. Принесла сырники, искупала детей, взяла на себя вечерние истерики дочери. Настя сидела на кухне и даже не пыталась притворяться бодрой. Бесполезно.
— Ты как, держишься? — спросила Ирина Алексеевна, когда дети уснули и появилась минутка на разговор.
— Пока держусь, — ответила Настя и опустила взгляд. — Но, кажется, уже не за него.
Утром телефон стал разрываться от уведомлений в самый неподходящий момент: Василиса кричала, потому что не хотела чистить зубы, Артём закатил истерику из-за сиропа от кашля. Настя впопыхах вытерла руки и посмотрела на экран. Снимок моря с шезлонгом. Бесконечная синева, мороженое, кружка кофе и подпись: «А у нас тут +30, солнце — огонь».
Следом пришло видео. Дмитрий в шортах, загорелый, улыбается в камеру. Где-то на фоне шумят волны. У Насти опускались руки. Не от зависти, а от обиды. Ей было нечего снимать на камеру. Её жизнь выглядела бы как скучный сериал с тряпками, подгузниками и остывшим чаем, который некогда было выпить.
Хотелось съязвить, но она ничего не написала. Убрала телефон и пошла развешивать очередную партию детских футболок. Утром снова садик, врач, аптека. И снова всё сама.
Муж присылал фото еды, смешные мемы, делился тем, как повеселился с новыми знакомыми на экскурсии. Настя в ответ ставила бездушный лайк или машинально отправляла стикер. И всё. Она не могла искренне порадоваться за него, а он не интересовался её делами.
Единственной, кто был рядом, оставалась мама. Ирина Алексеевна приходила каждый день. Иногда с кастрюлями и гостинцами, иногда просто с добрым словом.
— Ложись, я с детьми погуляю. Ты совсем загнанная, — с тревогой говорила она.
Вечерами мама просто сидела рядом на кухне, пока дети спали. Тогда Настя могла впервые за день выговориться без страха, что сейчас опять кто-то проснётся и заплачет.
— Мам, — как-то начала она, устало развалившись на диване. — Ты же с папой рaзвелась, когда мне было шесть. Не страшно было?
— Очень. Боялась не справиться. Но страшнее — остаться мебелью. Вот ты живёшь вроде бы, а тебя никто не замечает. Ни голоса, ни мнения. Ничего. И вдруг понимаешь: ты просто приложение к чьей-то жизни.
Настя кивнула. Это ощущение было до боли знакомым.
— А потом? — спросила она тихо.
— А потом стало легче дышать. Поначалу тяжело, да. Но это другое «тяжело». Без ощущения, что тебя каждый день по капле выдаивают, опустошают. Знаешь, если бы осталась — потеряла бы себя или чокнулась.
На следующее утро Настя записалась на бесплатную консультацию к юристу. Просто чтобы понимать, какие у неё есть перспективы. Она ещё не подала заявление на рaзвод, но даже консультация казалась шагом вперёд. И этот шаг придавал уверенности.
Ночью, когда дети наконец засыпали, она доставала блокнот. Это можно было назвать дневником. Настя начала вести его, когда муж уехал. Она хотела отследить свои чувства. Может, всё не так плохо? Может, она действительно преувеличивает на эмоциях? Но каждая запись была пронизана отчаянием. Глаза наткнулись на случайную строку: «Я не предмет. Я не служанка. Я человек, который может уставать. У него отпуск. У меня — выживание. И это не норма».
Стало очевидно: проблема есть.
На шестой день отпуска после очередного фото с бассейном Настя взяла телефон. Она написала всего одно сообщение: «Нам нужно серьёзно поговорить, когда вернёшься. Не про путёвки. Про нас». Никаких претензий и эмоций, просто констатация факта.
Она не знала, что будет дальше. Но уже поняла по горькому опыту: ждать, что кто-то придёт и спасёт её из океана равнодушия — бесполезно. Никто не придёт. Нужно тянуть себя из этой лужи самостоятельно. Хотя бы сделать рывок.
Дмитрий вернулся в субботу. Поставил чемодан в прихожей так, будто только с работы пришёл. С порога позвал детей, распахнул руки и начал вещать, как скучал, как хотел обнять их и как ему «не хватало его малышей». Артём выбежал в коридор и повис у отца на шее. Конечно, тоже соскучился. Василиса недоверчиво пряталась за маминой ногой и не торопилась подходить.
— Поехали в аквапарк на выходных, — вдруг предложил муж. — Детей твоей маме отдадим. Ты отдохнёшь, может, хоть улыбнёшься наконец.
Анастасия скрестила руки на груди. Серьёзно? Он хотел откупиться от неё поездкой в аквапарк?
— Я же писала тебе, Дима. Нам нужно поговорить. Сейчас.
Он тяжело вздохнул, прошёл мимо неё на кухню, устало завалился на стул.
— Слушай, ты перегибаешь. Я просто хотел расслабиться после тяжёлого рабочего года. У нас это теперь прeступление?
— Нет, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Отдых — это не преступление. А вот то, что тебе плевать, когда твоя жена уже срывается от усталости, — прeступление.
— Я же вернулся, Настя. И вернулся нормально. Это уже что-то.
— То есть ты подразумеваешь наличие других вариантов? Как интересно… Меня не устраивает «что-то». Я хочу всё. Или ничего.
Дмитрий замолчал. Он недовольно нахмурился, нервно поправил рукав, придвинул к себе пустую чашку.
— Понятно. Претензии. Как обычно. Всё тебе мало. А ничего, что я пахал все эти годы? Кто семью обеспечивал?
— А кто в это время кормил, стирал, сидел с больными детьми? Твоими детьми! Кто называл меня кукушкой, когда я просила всего один день побыть одной? Так нельзя, Дима. Ты хочешь, чтобы я и дальше была то ли домработницей, то ли частью интерьера. А я больше не могу это терпеть.
— Значит, всё? — он поднялся. — Бросаешь семью?
— Это ты бросил семью и укатил в Турцию. Я беру детей и уезжаю к маме, — спокойно сказала она. — Уступлю тебе квартиру. Временно. При рaзводе — поделим. Я больше не могу жить вместе с человеком, который даже не готов признавать свои промахи.
— Ты с умa сoшла! Посидишь с детьми одна пару дней, а потом поймёшь, что перегнула, — уверенно отрезал муж. — Увидимся, когда поумнеешь.
«Как будто я и так не сижу с ними одна», — подумала Анастасия, собирая вещи. Его слова задели. Глубоко, болезненно.
— Когда я умнела — ты был на пляже, — бросила она ему перед выходом.
Дети ничего не поняли. Они радовались и искренне думали, что едут в гости к бабушке. Анастасия держалась. До последнего. Только когда закрыла за собой дверь маминой квартиры, позволила себе прижаться к стене, закрыть глаза и устало выдохнуть.
Ирина Алексеевна не задавала лишних вопросов. Она разогрела еду, переодела детей, заварила чай. Вечером они сидели на кухне, как когда-то до замужества Насти. Пахло пирогом с вишней и тихим уютом, которого ей так давно не хватало.
— Страшно? — спросила мама, будто проверяя, нужно ли успокаивать или лучше отвлечь.
Анастасия посмотрела в окно, где на детской площадке остались игрушки, забытые кем-то к вечеру.
— Уже нет, — сказала она. — Или… не так страшно, как было рядом с ним.
— Хочешь от него уйти?
— Да. Не хочу больше полагаться на чью-то милость, чьё-то настроение, зависеть от его мнения. Выслушивать, что я паразит, бездельничаю и не ценю его.
Ирина Алексеевна, конечно, понимала, что это значит. Но она сама когда-то была в похожей ситуации, а потому разделяла чувства дочери и была готова поддержать.
— Я тебе помогу. Где-то посижу с внуками, подстрахую, где-то отведу их в сад. Вместе найдём тебе работу. Не бойся. Всё будет хорошо, хотя легко, конечно, не будет.
Это были те самые слова, которые Ирине хотелось услышать в своё время.
За окном зажглись фонари. Анастасия откинулась на спинку стула. Казалось, весь мир всё ещё висит на её плечах, но она хотя бы не была одинока на этом пути. Впереди маячила неизвестность, однако даже она была лучше той прежней стабильности, в которой она медленно тонула.