Вот будет у тебя ребёнок — поймёшь, каково это, когда его обижают.
— Ты что, серьёзно не возьмёшь её к себе? Это же твоя племянница, родная кровь!
— Ага. Моя. Даже слишком моя.
Ольга держала телефон на расстоянии вытянутой руки. Безопасная для барабанных перепонок дистанция. Мамин голос в трубке взвизгивал, переходил на высокие частоты, перекатывался то в агрессивные упрёки, то в жалостливые манипуляции.
Ольга молчала. О, ей было что сказать. Просто она знала: если произнесёт хоть одно слово, потом будет сложно остановиться. А нервный срыв в начале рабочей недели в её график не входил.
Мама тем временем не останавливалась.
— У тебя своя квартира, крыша над головой. А девочке негде жить! Тебе что, трудно налить лишнюю тарелку супа?
Ольга села на край кровати, прижала к себе подушку и посмотрела в окно. Там, за стеклом, люди неспешно бродят вдоль сквера. Кто-то выгуливает собаку, кто-то сидит с детьми возле песочницы. Все живут своей жизнью.
А у неё — очередная попытка семьи вломиться в её пространство, как будто никакого «извините, у меня тоже есть личная жизнь» даже быть не может.
— Ты всё сказала? — спокойно уточнила Ольга.
— Да! — резко отрезала мать.
— Отлично. Теперь моя очередь.
Она нервно поправила халат так, будто собиралась занять трибуну и перехватить микрофон.
— У меня однокомнатная квартира. Я в ней работаю, ем, сплю и, внимание, — отдыхаю. У меня нет желания превращать её в семейную коммуналку.
— Но ты же одна, — уже тихо и обиженно пыталась надавить мать. — Без мужа, без детей…
— Прекрасно. Пусть так и остаётся. У меня есть личное пространство, и меня это вполне устраивает, — перебила её Ольга. — А ещё, кстати, ты прекрасно знаешь, почему я одна.
Хоть дочь и пыталась не выдать эмоций, её голос дрогнул. Внутри зажглась застарелая злость. Сердце накрыло вязкой волной обиды и усталости. Наружу рвалось всё то, что она годами пыталась не вспоминать.
Когда Юля, её старшая сестра, вернулась к матери с дочкой, Ольга училась в десятом классе. С тех пор на рабочем столе школьницы учебники ютились рядом с памперсами и влажными салфетками. Потому что «мама на работе, я устала, помоги».
И она помогала. Каждый день. Забирала племянницу из садика, мыла полы, варила кашу, успокаивала девочку после истерик. Юля работала на полставки и вечно жаловалась на усталость. Мама приходила поздним вечером: пахала за двоих, чтобы всех прокормить. Все домашние дела в полном объёме свалились на младшую дочь.
Вечером, пока племянница Софья скакала по кровати, смеялась и что-то громко выкрикивала, Ольга в наушниках пыталась готовиться к ЕГЭ.
— Это твоя племянница! Уж найди время и поиграй с ней, — фыркала Юля. — Не видишь, что ли? Ей скучно!
Зато вот Оле было «весело». Особенно когда Софья рылась в её сумке, вытаскивала телефон без спроса, рвала страницы из тетрадей и устраивала истерики из-за шоколадок. Стоило что-то сказать девочке, Юля сразу вставала в позу.
— Не любишь ты её! Постоянно только придираешься!
— Она же маленькая. Что ты от неё хочешь? — поддакивала мать.
Словом, у них была целая кoалиция. А Ольга оказалась в самом низу пищевой цепи, потому что «ей проще». Ведь она не работает. Ведь у неё нет ребёнка. Ведь они — семья.
— Мам, — вернулась Ольга к разговору. — Тогда я терпела, потому что училась, мне некуда было деться. Сейчас — другая ситуация. Я не хочу снова быть бесплатной няней. Всё.
— Ну и дрянь ты, конечно, — прозвучало в ответ. — Такая деловая стала, сразу от нас отказалась. А кто тебя кормил всё это время? Софье-то теперь что делать?
— Она не сирота. У неё есть мать. Бабушка. Есть общежитие. А у меня — своя жизнь.
На том конце трубки повисло молчание. Мать явно прикидывала, какого уровня обиды заслуживает поступок дочери. Через пару секунд разговор прервался.
Вскоре посыпались сообщения от сестры.
— У тебя есть время подумать. Не бросай племянницу одну в чужом городе.
— Юль, мне просто хочется спокойствия. Я человек, а не ваша вечная должница, — ответила ей Ольга.
— Ты не человек. Ты тётка.
Ольга горько ухмыльнулась. Что ж, у каждого свои взгляды.
…Прошла неделя. Ольга как раз собиралась в душ, когда раздался звонок в дверь. Она машинально посмотрела на часы. Было начало девятого вечера. Гостей она не жаловала, а курьеров не ждала. Сразу закрались подозрения, но Ольга всё равно открыла.
На пороге стояла Софья с чемоданом. Большим. На колёсиках. Виноватая улыбка, взгляд в пол.
— Привет, тётя Оля. Мама сказала, ты меня примешь.
Ольга почувствовала, как в груди неприятно заныло. Это было раздражение, которое лишь недавно перестало душить её.
Она отошла в сторону, давая Софье пройти. Девушка осторожно затащила чемодан, поставила его у стены и начала разуваться, озираясь. Она действовала с подчёркнутой вежливостью, как на экзамене. Ольга знала этот почерк. Так ведут себя люди, которые чувствуют, что переступают все границы, но очень надеются, что это прокатит.
— Мама с бабушкой всё объяснили? — осторожно спросила Софья, скидывая кроссовки.
— Очень красочно, — кивнула Ольга и закрыла дверь. — Особенно твоя мама.
Между ними повисла неловкая пауза. Ольга не приглашала пройти дальше. Софья тяжело вздохнула.
— Там в общаге ужaс. Соседки… они вообще без царя в голове. Еду воруют. Там невозможно жить.
Она говорила так быстро, будто боялась, что Ольга сейчас перебьёт её и выставит обратно. Тётка же молчала, наблюдая за тем, как племянница, не дожидаясь разрешения, вытащила из чемодана зарядку, телефон и банку энергетика.
— Можно на кухню? Я просто весь день ничего не ела…
Ольга тоже когда-то была студенткой. Той самой, у которой денег хватало только на кашу, хлеб, иногда — на сыр по акции. Она мечтала поступить на бюджет не ради похвалы, диплома или будущего, а чтобы сбежать.
Она была рада любой общаге. Да хоть с тараканами. Лишь бы не с мамой, Юлей и вечным «Оль, сходи туда», «Оль, сделай это».
Когда она поступила, радость была без преувеличения физической. Казалось, с неё сняли груз, и дышать стало легче. Только вот поддержка семьи закончилась на слове «молодец». Ей даже копейкой не помогли.
Она помнила своё первое 8 Марта на свободе. Тогда ей в мессенджер прилетела скромная открытка с розами от мамы. К вечеру сестра выложила фото с подписью «мамуля порадовала»: Софья сжимала в руках коробку с роликами, а сама Юля — новенький ноутбук.
Ольга тем временем безуспешно пыталась запустить текстовый редактор на своём ноутбуке, купленном ещё в шестом классе. Он зависал даже при открытии браузера. С такими тормозами учёба превращалась в мучение.
Софья невозмутимо рылась в холодильнике.
— Тут у тебя уютно. Хоть и тесновато, — невинно заметила племянница. — Но, думаю, как-нибудь поместимся.
Ольга прищурилась. Ей надоело вот это «как-нибудь». Ей надоело, что всё её автоматически считалось общим.
— Софья, — спокойно начала она, — Я не собираюсь быть перевалочным пунктом. У тебя есть общежитие. Воспользуйся им.
Девочка замерла, захлопнула дверцу холодильника и сердито посмотрела на тётю.
— Там реально невозможно жить! Они там куpят, мaтерятся, дерутся. Соседка одна крыcу притащила! Ты хочешь, чтобы я жила в таких условиях?!
— Я видала и похуже. И ничего. Не бегала, не жаловалась. Терпела и взрослела.
Софья вся сжалась, но не растерялась. Она схватилась за телефон. Через пару секунд трубку взяла Юля, и началось…
— Тебе что, не жалко ребёнка?! Она приехала к тебе, а ты её на улицу выставить хочешь! Она вся на нервах, одна в чужом городе, а ты тут права качаешь!
— Юля, — почти равнодушно ответила Ольга, — Забери дочь, раз не научила её крутиться по жизни и договариваться с людьми. Или пусть едет обратно. Я не гостиница и не служба спасения. Я — человек, который обязан только себе и государству.
Через полчаса чемодан стоял за дверью. Такси ждало внизу. Софья вышла молча, но со слезами на глазах.
Когда дверь за племянницей закрылась, Ольга прислонилась лбом к стене. Было тяжело. Не потому что выгнала. Потому что ей снова напомнили: даже спустя годы от неё всё ещё ждут, что она будет слугой.
…Когда Ольга училась, к ней активно проявляли интерес. В группе было всего три девушки, все остальные — парни. Один настойчиво приглашал погулять, другой постоянно угощал булочками в столовой, третий терпеливо возился с её полуживым ноутбуком.
Но она всё отшучивалась и отнекивалась. То занятий много, то на подработку нужно, то «вот закрою сессию — тогда посмотрим».
В глубине души Ольга понимала: для неё отношения не подразумевают поддержку. У неё они ассоциировались с обязанностями. С бесконечными «должна», «ну войди в её положение», «потерпи», «не забудь приготовить ужин».
Она видела, как живёт Юля. Муж ушёл, ребёнок остался. А дальше — вечная дeпрессия, вечные слёзы и вечное «мне тяжело». Она всё это выгребала за сестрой. А кто будет выгребать за ней в случае чего?
Все эти мысли вызывали у Ольги тревогу. Когда кто-то пытался заигрывать с ней, она испытывала не интерес, а стрaх. Она боялась, что её снова втянут в бытовое рaбство.
Перед Ольгой встал выбор: пытаться что-то построить или остаться наедине с собой. Она выбрала второе. Так было проще. Так было надёжнее.
Тогда ей казалось, что она поступила правильно. Но с годами стали появляться сомнения. Особенно по праздникам, когда друзья выкладывали фото семейных застолий, а она одна жевала мандарины перед ноутбуком.
После визита Софьи сомнений стало меньше. Даже в одиночестве можно дышать полной грудью. А вот в постоянных драмах воздуха всегда не хватает.
— Когда-нибудь ты поймёшь, — упрекала мать Ольгу на следующий день. — Вот будет у тебя ребёнок — поймёшь, каково это, когда его обижают.
— У меня не будет, — ответила Ольга. — Ни ребёнка, ни мужа, ни вот этого всего. Мне и одной неплохо. А когда плохо — по крайней мере, это мои проблемы, которые я ни на кого не перекладываю.
— Софья тебя, между прочим, любила раньше! А теперь говорит, что нeнавидит!
— Ага. Любила, — Ольга пренебрежительно фыркнула. — Она просто считала, что я ей должна. Как и все вы. Вы ей не помогаете, вы её калечите. Её послушать, так весь мир ей должен: и я, и общага, и соседки. Пусть учится жить в реальности. Это будет полезнее, чем халявное койко-место.
Мама бросила трубку.
Ольга некоторое время просто сидела, уставившись в стену. Тишина в квартире звучала слаще любой колыбельной. В ней не было чужого требовательного эха.
Вечером Ольга встретилась с подругой в кафе. Они сидели у окна и пили зелёный чай с лимоном. За стеклом мелькали прохожие, дети катались на самокатах, кто-то запускал мыльные пузыри.
Никаких семейных истeрик, ультимaтумов и морального шaнтажа.
— А вдруг потом пожалеешь? — спросила подруга. — Всё-таки семья…
Ольга устало ухмыльнулась.
— Жалеть я буду, если снова начну жить не своей жизнью.
Телефон лежал на столе экраном вниз. За весь вечер от матери, сестры и племянницы не пришло ни одного нового сообщения. И Ольга надеялась, что так будет и дальше. Родственников не выбирают, поэтому она предпочитала друзей.