После развода экс-супруг потребовал себе половину дома, в котором я выросла
Какие вложения? — не выдержала Надежда. — Ты только диван просиживал!
— Надюха, собирайся. Дом продаём, — Виктор стоял на пороге, как будто и не было этих трёх месяцев после развода.
— Ты что, рехнулся? — Надежда вытерла руки о фартук, не веря собственным ушам. — Какой ещё дом продаём?
— Наш дом. Половина моя по закону, — он прошёл в прихожую, словно хозяин. — Или деньги мне отдай за мою долю. Миллион восемьсот.
— Миллион?! — она ахнула. — Ты совсем того? Этот дом мой отец строил! Своими руками, кирпич к кирпичу!
— А я в нём двадцать лет прожил. Ремонты делал, крышу перекрывал. Так что моя доля есть, и немаленькая.
Надежда опустилась на стул возле стола, ноги подкосились. В голове крутилось одно: как он смеет? Дом, где она родилась, где отец по вечерам чинил старые часы, где мама пекла пироги с яблоками с той самой груши во дворе.
— Витя, ну что ты говоришь такое? — она попыталась найти слова. — Дом же до нашего брака построен был. Ещё в семьдесят восьмом году отец закончил.
— Документов у тебя никаких нет. А я прописан тут с восемьдесят первого, — Виктор достал сигареты, закурил прямо в доме. — Суд всё по-честному разделит.
— Не кури тут! — вскочила Надежда. — Сколько раз говорила!
— Теперь не твоё дело, что я делаю, — он затянулся и выпустил дым в сторону окна. — Решай быстрее. Либо деньги находишь, либо продаём и делим.
Дверь хлопнула. Надежда осталась одна среди привычных стен, но они вдруг показались ей хрупкими, готовыми рассыпаться от одного неосторожного слова.
Она подошла к окну, посмотрела на трещину в стене — ту самую, что отец каждую весну заделывал. «Дом живой, — говорил он, — дышит, как человек. Трещинка — это не беда, это характер».
Телефон зазвонил резко, неожиданно.
— Мам, что случилось? Ты плачешь? — голос дочери Иры был встревоженный.
— Ирочка… — Надежда не могла сдержать слёз. — Он дом хочет отобрать. Говорит, половина его.
— Кто? Папа?
— Да не папа он тебе уже! Развелись мы, забыла? Приезжай скорее, я не знаю, что делать.
Через полчаса Ира примчалась на своей старенькой «девятке», ворвалась в дом, как ураган.
— Где документы на дом? — она сразу перешла к делу.
— Да какие документы? Отец ещё при советской власти строил, никаких бумажек особых не было.
— Не может быть. Что-то же должно остаться. Справка какая-то, разрешение на строительство.
Они перерыли весь дом. В старом письменном столе отца нашли трудовую книжку, справки о зарплате, пожелтевшие фотографии стройки.
— Мам, смотри! — Ира вытащила потрёпанную папку. — Тут что-то есть.
В папке лежали чеки на кирпич, цемент, справка о покупке участка от 1976 года.
— Участок-то точно дедушкин был, — Ира изучала бумаги. — А вот на дом… Надо ещё искать.
— Ирка, а если не найдём? — Надежда села на пол рядом с разбросанными документами. — Он же через суд пойдёт. У него адвокат хороший, деньги есть.
— Найдём, мам. Обязательно найдём.
— А помнишь, как дедушка фундамент заливал? — Ира листала старые фотографии. — Я маленькая была, но запомнила. Он цемент сам месил, в корыте таком железном.
— Помню, родная, — Надежда вытерла глаза рукавом. — Соседи все помогали тогда. Раиса Ивановна песок возила на тачке, мужики кирпич разгружали. Всем миром строили.
— Раиса Ивановна! — Ира подскочила. — Мам, она же всё помнит! Она свидетель!
Надежда покачала головой:
— Да кто её слушать будет? Старушка восьмидесятилетняя.
— А ты не расстраивайся раньше времени. Завтра к ней сходим, расспросим. Может, у неё что-то сохранилось.
Ночью Надежда не спала. Ворочалась с боку на бок, а перед глазами всё крутился отец. Как он в выходные таскал кирпичи, как по вечерам чертил планы дома на листочках из школьной тетради Иры.
— Надюшка, — говорил он тогда, — дом — это не стены. Дом — это то, что останется детям. Чтобы было где жить, где внуков растить.
А теперь Виктор хочет всё отобрать. За что? За то, что двадцать лет здесь прожил? Но ведь она его сама привела в этот дом, познакомила с родителями. Отец его принял, как сына. Даже когда мама умерла, Виктор помогал с похоронами, гроб до кладбища нёс.
— Эх, папа, — прошептала Надежда в темноту. — Знал бы ты, что из этого выйдет…
Утром пришла Раиса Ивановна. Маленькая, сухонькая, но глаза живые, острые.
— Ну что, девочка моя, опять мужики безобразничают? — она села за стол, поправила платочек на голове. — Слышала, Витька приходил. Весь двор слышал, как вы кричали.
— Дом хочет отсудить, — Надежда поставила перед соседкой чай с печеньем. — Говорит, половина его.
— Ах он, сволочь! — Раиса Ивановна стукнула кулаком по столу. — Твой отец, царствие ему небесное, каждый кирпич сам укладывал! Я сама видела!
— Раиса Ивановна, а вы не помните, может, какие-то бумаги были? Разрешения там, справки?
— Конечно, помню! — старушка оживилась. — В сельсовет ходили, печать ставили. И в райисполком ещё ездили. У меня даже фотография есть, как твой отец с документом каким-то стоит.
— Какая фотография? — Ира подскочила к Раисе Ивановне. — Вы серьёзно?
— Да вот же она! — старушка порылась в своей сумочке и достала потёртый конверт. — Смотрите, девочки мои.
На чёрно-белой фотографии стоял отец Надежды, молодой, в рабочей куртке, а в руках у него была какая-то бумага.
— Это когда снимали? — Надежда с трепетом взяла карточку.
— Семьдесят седьмой год, весна. Твой батя из района приехал радостный, говорит: «Всё, Раиса, разрешение получил, можно строить!» А я и сфотографировала на память.
— А что это за бумага в руках?
— Да разрешение на строительство! Тогда без него нельзя было ни гвоздя забить. В колхозе справку брали, в сельсовете печать ставили, потом в район ездили.
Ира схватила фотографию:
— Мам! На фотографии же видно, что это документ! Значит, всё законно было!
— Ну и что с того? — Надежда вздохнула. — Фотография — не документ. В суде засмеют.
Раиса Ивановна хитро прищурилась:
— А вот и не засмеют. У меня ещё кое-что есть.
Она достала из сумки старую школьную тетрадку:
— Я тогда всё записывала. Кто когда строился, сколько материала покупал. Хозяйство вела, учёт. Вот, смотрите: «Николай Петрович Морозов, участок номер семнадцать, начало строительства — май 1977 года. Разрешение получено в райисполкоме».
— Боже мой! — Надежда чуть не плакала от радости. — Раиса Ивановна, да вы ангел! А больше ничего не помните?
— Помню, как же не помнить! Твой отец в магазине стройматериалов работал, скидку получал. И соседям помогал, кирпич по себестоимости продавал. Добрый был человек, царствие ему небесное.
— А вы в суде сможете это рассказать? — Ира смотрела на старушку с надеждой.
— Конечно, смогу! Что я, немая? И Петрович наш это подтвердит, он тогда трактором фундамент рыл. И Марья из тринадцатого дома — она раствор мешала.
Вечером приехал Виктор. На этот раз не один — с каким-то типом в костюме.
— Знакомься, — сказал он, не здороваясь. — Это Сергей Анатольевич, мой адвокат.
Адвокат был молодой, самоуверенный, с папочкой документов.
— Надежда Николаевна, — начал он официальным тоном, — мой клиент предлагает мирное решение вопроса. Вы выплачиваете компенсацию в размере одного миллиона восьмисот тысяч рублей, и дом остаётся за вами.
— А если не выплачу?
— Тогда подаём в суд. И там уже будет принудительная продажа имущества с разделом средств пополам.
— У неё денег таких нет, — вмешалась Ира. — Пенсия двенадцать тысяч.
— Это не наша проблема, — пожал плечами адвокат. — Можете кредит взять, квартиру заложить.
— Какую квартиру? — рассмеялась горько Надежда. — У меня только этот дом и есть.
— Тогда продажа, — отрезал Виктор. — Три дня даю на размышления.
Когда они ушли, Надежда опустилась на диван:
— Ирочка, что же делать? Где мне столько денег взять?
— Не сдавайся, мам! Завтра к адвокату пойдём. Найдём такого, который за нас будет драться.
— Дело сложное, но интересное, — адвокат Максим Олегович изучал документы через очки. — Фотография, записи соседки, свидетели… Можно попробовать.
— А шансы какие? — Ира нервно теребила ремешок сумки.
— Пятьдесят на пятьдесят. Главное — доказать, что дом построен до брака на средства вашего отца.
Через неделю был суд. Надежда надела лучшее платье, то самое, синее в мелкий цветочек, что покупала на юбилей к отцу.
В зале сидели Виктор с адвокатом, Раиса Ивановна, соседи. Максим Олегович разложил документы.
— Ваша честь, — начал адвокат Виктора, — мой клиент зарегистрирован по данному адресу с 1981 года. Двадцать лет совместного проживания, вложения в ремонт…
— Какие вложения? — не выдержала Надежда. — Ты только диван просиживал!
— Тихо в зале! — стукнула молотком судья. — Продолжайте.
— Крыша перекрыта в 1995 году, — продолжал адвокат, — сантехника заменена, полы перестелены. Всё за счёт моего клиента.
Максим Олегович встал:
— Ваша честь, позвольте представить доказательства. Дом построен в 1977-1978 годах на средства Николая Петровича Морозова, отца ответчицы.
Он показал фотографию, записи Раисы Ивановны.
— Это не документы! — возмутился адвокат Виктора. — Где справки, где разрешения?
Тут поднялась Раиса Ивановна:
— Разрешите старушке слово сказать?
— Слушаем, — кивнула судья.
— Я всю жизнь рядом живу. Как Коля строил этот дом, всё своими глазами видела. Каждый кирпич сам покупал, в магазине стройматериалов работал. А этот, — она ткнула пальцем в Виктора, — только женился на готовенькое. Двадцать лет жрал-пил, а теперь отжать хочет!
— Это эмоции, а не доказательства, — холодно заметил адвокат Виктора.
Максим Олегович достал ещё одну папку:
— Ваша честь, вчера нам удалось найти в архиве райисполкома копию разрешения на строительство от 1977 года.
Зал ахнул. Надежда почувствовала, как сердце бухнуло о рёбра.
— Как? — прошептала она.
— Долго искали, но нашли, — улыбнулся адвокат. — Разрешение выдано на имя Николая Петровича Морозова, участок семнадцать.
Адвокат Виктора засуетился:
— Требуем экспертизу подлинности! Это может быть подделка!
— Экспертизу проведём, — согласилась судья. — Заседание переносится на две недели.
Эти две недели тянулись бесконечно. Надежда почти не спала, всё прислушивалась к каждому звуку. А вдруг экспертиза покажет, что документ поддельный?
Максим Олегович звонил каждый день:
— Держитесь, Надежда Николаевна. Документ настоящий, печати подлинные. Всё будет хорошо.
В день следующего заседания Надежда проснулась рано. Подошла к окну, посмотрела на трещину в стене. «Папа, — подумала она, — помоги. Ты же всю жизнь честно жил».
В суде судья зачитала заключение экспертизы:
— Документ подлинный, выдан райисполкомом в 1977 году.
Виктор побледнел. Его адвокат что-то быстро шептал ему на ухо.
— Ваша честь, — встал Максим Олегович, — дом построен до брака на личные средства отца ответчицы. Истец не имеет на него никаких прав.
— Суд удовлетворяет требования ответчицы, — объявила судья. — В иске отказать.
Надежда заплакала. Ира обняла мать. Раиса Ивановна радостно хлопала в ладоши.
Виктор молча встал и вышел из зала. Больше они его не видели.
— Мам, мы победили! — Ира кружила Надежду прямо в коридоре суда. — Дом наш! Наш навсегда!
— Тише, доченька, — Надежда вытирала слёзы платочком. — Люди смотрят.
Максим Олегович сложил документы в папку:
— Надежда Николаевна, теперь можете спать спокойно. Решение вступает в силу через месяц, и никто больше не сможет претендовать на ваш дом.
Раиса Ивановна подошла, опираясь на палочку:
— Ну что, девочка моя, справедливость восторжествовала?
— Спасибо вам, Раиса Ивановна. Без вас бы ничего не получилось.
— Да ладно тебе! Соседи для того и нужны, чтобы друг другу помогать. Твой отец когда мне крышу чинил, я ему что, деньги платила?
Дома Надежда прошла по всем комнатам, словно заново знакомилась. Потрогала стены, подоконники. Всё родное, всё своё.
— А знаешь, мам, — сказала Ира, ставя чайник, — дедушкин дом теперь и моим детям достанется.
— И правильно. Так отец хотел, — Надежда подошла к окну, посмотрела на трещину в стене. — Завтра её заделаю. Как папа учил.
— Мам, да не трогай ты её! Пусть будет. Это же память.
— Нет, Ирочка. Папа говорил: дом должен быть крепкий. Трещину заделать — значит, укрепить.
Вечером они сидели на кухне, пили чай с яблочным пирогом. За окном шумела груша, та самая, что отец сажал в год постройки дома.
— Знаешь, — сказала Надежда, — сегодня во сне отца видела. Стоит, улыбается, говорит: «Молодец, Надюшка, отстояла». А потом добавил: «Теперь живи спокойно, дом крепкий, на века построен».
— И правда крепкий, — Ира посмотрела на потолок. — Сколько лет прошло, а стены ровные, фундамент не просел.
— Дедушка строил на совесть, — Надежда встала, подошла к фотографии отца на стене. — Спасибо тебе, папа. За дом, за всё.
На следующий день Надежда действительно заделала трещину. Размешала раствор, как отец учил, аккуратно замазала щель. Потом отошла, посмотрела — стена как новенькая.
«Теперь точно на века», — подумала она и улыбнулась.
Дом стоял крепко, как стоял сорок пять лет. И будет стоять ещё столько же. Для детей, для внуков. Как завещал отец.