Знаешь что? Выбирай — или я, или твоя драгоценная мамочка. Мне надоело быть на втором месте!
Никит… можно вопрос? Почему ты так заботишься о маме? Я имею в виду… многие бы в твоей ситуации…
Никита торопливо застёгивал куртку, одновременно пытаясь просмотреть сообщения в телефоне. Марина опять писала о романтическом ужине, но он даже не стал дочитывать — времени не было.
— Опять к ней бежишь? — голос Марины застал его врасплох. Она стояла в дверях спальни, скрестив руки на груди.
— Мар, ну мы же это обсуждали, — Никита старался говорить спокойно. — У мамы приступ был вчера вечером. Ирина Борисовна говорит, плохо ей совсем.
— Ирина Борисовна говорит! — передразнила Марина. — А может, твоя мамочка просто внимания хочет? Знает же, что у тебя личная жизнь есть!
Никита глубоко вздохнул. Этот разговор повторялся уже который раз, и каждый раз становилось всё труднее сохранять терпение.
— Марина, она после инсульта. Она говорить не может, какое внимание? Я просто должен быть рядом, когда ей плохо.
— Должен, должен… — Марина подошла ближе, её голос стал мягче. — Никит, ну сколько можно? Мы же молодые, нам жить надо! Сдай её в пансионат, там за ней профессионалы присмотрят. А мы наконец-то заживём нормально.
— Я не буду это обсуждать, — отрезал Никита, открывая дверь. — Это моя мама. Единственный человек, который у меня есть.
— А я? — Марина схватила его за рукав. — Я тебе кто? Пустое место?
— Ты… — Никита замялся. Что он мог сказать? Что за три месяца их отношений он так и не понял, любит ли её? — Ты мне очень дорога. Но мама — это мама.
Марина отпустила его рукав и отступила на шаг.
— Знаешь что? Выбирай — или я, или твоя драгоценная мамочка. Мне надоело быть на втором месте!
Никита посмотрел на неё — красивую, ухоженную, в дорогом халате, который он ей подарил на прошлой неделе. И вдруг понял, что выбор уже сделан. Давно сделан.
— Прости, — сказал он и вышел за дверь.
Больница встретила его привычным запахом лекарств и тишиной коридоров. Никита кивнул дежурной медсестре и прошёл в палату. Галина Сергеевна лежала с закрытыми глазами, но он знал — она не спит. После инсульта сон к ней приходил редко и ненадолго.
— Мам, это я, — тихо сказал он, садясь на стул рядом с кроватью.
Галина Сергеевна открыла глаза и слабо улыбнулась. Правая сторона лица по-прежнему оставалась неподвижной, но в глазах была та же теплота, что и всегда.
— Как ты? Ирина Борисовна сказала, ночью было плохо.
Мать моргнула — это означало «да». За два года после инсульта они выработали свой язык. Моргание — согласие, движение здоровой левой рукой — отрицание.
— Врач был?
Снова моргание.
— Что-то изменил в лечении?
Движение рукой.
Никита взял её ладонь в свои руки. Кожа была сухой и горячей — наверное, опять поднималась температура.
— Я сейчас позову медсестру, пусть посмотрит…
Галина Сергеевна сжала его руку с неожиданной силой. В глазах появилась тревога.
— Что такое, мам? Что-то случилось?
Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался только хрип. После инсульта речь так и не восстановилась, хотя врачи давали надежду.
— Спокойно, спокойно, — Никита погладил её по руке. — Не волнуйся. Всё хорошо.
Но Галина Сергеевна продолжала смотреть на него с беспокойством. Потом медленно подняла руку и указала на дверь.
— Кто-то приходил?
Моргание.
— Врач?
Движение рукой.
— Ирина Борисовна?
Снова отрицание.
Никита нахмурился. Кто ещё мог навещать маму? У них не было родственников, а из знакомых только он да сиделка…
— Так, давай по порядку. Это была женщина?
Моргание.
— Молодая?
Снова согласие.
У Никиты внутри всё сжалось. Неужели Марина? Но зачем? Они же только что поссорились…
— Марина приходила?
Галина Сергеевна долго смотрела на него, потом медленно моргнула. И сразу же — движение рукой. Да и нет одновременно?
— Я не понимаю, мам. Она приходила или нет?
Мать снова попыталась что-то сказать, но получилось только мычание. Слёзы покатились по её щекам — от бессилия, от невозможности объяснить.
— Тише, тише, — Никита вытер её слёзы платком. — Не расстраивайся. Потом разберёмся. Главное, что ты жива, что мы вместе. Остальное неважно.
Галина Сергеевна закрыла глаза, но по её лицу было видно — она не успокоилась. Что-то её тревожило, что-то важное, что она не могла рассказать.
Вечером, когда Никита собирался уходить, в палату заглянула Ирина Борисовна — сиделка, которая помогала им уже второй год. Первое время после инсульта Никита справлялся сам, но когда состояние матери ухудшилось, пришлось нанять профессионала. Женщина лет пятидесяти, спокойная и надёжная.
— Никита Александрович, можно вас на минутку?
Они вышли в коридор.
— Что-то случилось?
— Да вот не знаю, как и сказать… — Ирина Борисовна замялась. — Сегодня днём приходила какая-то женщина. Молодая, красивая такая. Сказала, что она ваша невеста.
Никита напрягся.
— И что?
— Да вот… странно она себя вела. Всё расспрашивала про Галину Сергеевну — как давно болеет, какие прогнозы врачи дают. Потом стала интересоваться, есть ли у неё какие-то документы, доверенности… Я сказала, что не знаю, это не моё дело. Она ещё постояла, на Галину Сергеевну посмотрела так… оценивающе, что ли. И ушла.
— Понятно, — процедил Никита. — Спасибо, что рассказали.
— Никита Александрович, — Ирина Борисовна положила руку ему на плечо. — Я много лет в больницах работаю, всякое видела. Эта женщина… она не о Галине Сергеевне беспокоилась. Она что-то вынюхивала. Вы поосторожнее с ней.
Никита кивнул. В груди разгоралась злость. Значит, Марина решила разведать обстановку? Но зачем? Что она хотела узнать?
Дома его ждал сюрприз. Марина сидела на кухне, попивая чай. На столе стояла ваза с розами — его любимыми.
— Привет, — она улыбнулась, будто утренней ссоры не было. — Я ужин приготовила. Твою любимую пасту.
— Марина, что ты делала в больнице?
Улыбка не дрогнула.
— Хотела познакомиться с твоей мамой. Раз она так важна для тебя, значит, должна быть важна и для меня.
— И как тебе знакомство?
— Печально всё, — Марина вздохнула. — Бедная женщина. Никит, а врачи правда говорят, что шансов на восстановление нет?
— Откуда ты это знаешь?
— Ну… я же спросила медсестру. Просто хотела понять, чем могу помочь.
Никита сел напротив неё.
— Марина, давай начистоту. Зачем ты спрашивала про документы? Про доверенности?
Первый раз за вечер её улыбка дрогнула.
— Я просто… Никит, ну ты же сам понимаешь, что так не может продолжаться вечно. Рано или поздно придётся принимать решения. И я подумала, может, стоит заранее всё оформить, чтобы потом не было проблем.
— Какие решения? Какие проблемы?
— Ну… — Марина отвела взгляд. — Всякое же бывает. Вдруг состояние ухудшится, понадобится дорогое лечение или операция. У тебя есть полномочия принимать такие решения?
Никита медленно поднялся.
— Знаешь что, Марина? Забирай свои розы и уходи. И ключи оставь.
— Никита! — она вскочила. — Ты что, с ума сошёл? Я же о тебе забочусь! О твоём будущем!
— О моём? Или о своём? — он смотрел на неё в упор. — Думаешь, я не понимаю, к чему ты клонишь? Мама владеет половиной квартиры, где мы жили до её болезни. Большой квартиры в центре. Вот ты и прикидываешь, как бы это всё заполучить?
Марина побледнела, потом вспыхнула.
— Да как ты смеешь! Я три месяца терплю твои постоянные отлучки, живу как вдова, а ты ещё и обвиняешь меня в корысти!
— А разве нет? Разве ты не об этом думала, расспрашивая про документы?
— Знаешь что? — Марина схватила сумку. — Живи со своей мамочкой! Состарьтесь вместе, два калеки! А я найду себе нормального мужчину, который умеет ценить то, что имеет!
Она хлопнула дверью так, что задрожали стёкла. Никита сел обратно за стол и уткнулся лицом в ладони. Может, он погорячился? Может, Марина правда хотела помочь?
Но нет. Он вспомнил её оценивающий взгляд, когда она спрашивала про квартиру. Вспомнил, как она считала, сколько можно выручить с продажи маминых вещей — «всё равно же не нужны теперь». Вспомнил множество мелочей, на которые раньше не обращал внимания.
Ирина Борисовна была права. Марина вынюхивала. Прикидывала, как можно поживиться за счёт больной женщины.
Никита встал и выбросил розы в мусорное ведро. Пасту есть не стал — кусок в горло не лез.
Следующие недели прошли относительно спокойно. Марина больше не появлялась, хотя пару раз писала — то извинялась, то опять обвиняла его в чёрствости. Никита не отвечал.
Состояние Галины Сергеевны оставалось стабильным. Она по-прежнему тревожилась, когда он приходил, пыталась что-то объяснить жестами, но Никита не мог понять. Ирина Борисовна тоже ничего подозрительного не замечала.
А потом появился Антон.
Никита столкнулся с ним в коридоре больницы. Высокий мужчина лет тридцати пяти, хорошо одетый, с обаятельной улыбкой.
— Извините, — обратился он к Никите. — Вы не подскажете, где палата Галины Сергеевны Морозовой?
Никита насторожился.
— А вы кто?
— Ох, простите, не представился. Антон Воронов, я… дальний родственник. Из Питера приехал, узнал про болезнь, решил навестить.
— Родственник? — Никита нахмурился. — Первый раз слышу. У мамы нет родственников.
Антон улыбнулся шире.
— Ну как же нет? Мы по линии её отца… троюродные, кажется. Или четвероюродные? Я в этом путаюсь. Бабушка моя, царство ей небесное, рассказывала, что у деда был брат, который в Москву уехал…
— Послушайте, — перебил Никита. — Я не знаю, кто вы такой, но к маме я вас не пущу. Она тяжело больна, лишние волнения ей ни к чему.
— Да я понимаю, понимаю! — Антон развёл руками. — Просто хотел помочь. Знаете, родственники должны поддерживать друг друга в трудную минуту. Может, деньги нужны на лечение? Или ещё что?
— Спасибо, мы справляемся.
— Ну как знаете, — Антон пожал плечами. — Вот моя визитка, вдруг передумаете. Я в Москве ещё на неделю, дела есть. Может, ещё встретимся.
Никита взял визитку чисто механически. Антон Воронов, юридический консультант. Питерский номер телефона.
Вечером он рассказал об этой встрече Ирине Борисовне.
— Странный какой-то, — покачала головой сиделка. — Родственник из Питера… Галина Сергеевна никогда о родне не рассказывала?
— Никогда. Она всегда говорила, что мы с ней одни на белом свете.
— Тогда и правда странно. Хотите, я завтра Галину Сергеевну спрошу? Может, она что-то помнит?
На следующий день Ирина Борисовна действительно попыталась выяснить у Галины Сергеевны про родственника из Питера. Реакция была однозначной — паника. Мать замотала головой, пытаясь что-то сказать, схватила Никиту за руку.
— Мам, успокойся! Я его к тебе не пущу, не волнуйся!
Но Галина Сергеевна не успокаивалась. Она показывала на дверь, потом на Никиту, делала какие-то жесты руками.
— Она хочет, чтобы вы ушли? — предположила Ирина Борисовна.
Движение рукой — нет.
— Чтобы я был осторожен?
Моргание — да.
— Хорошо, мам, я буду осторожен. Обещаю.
Антон появился снова через два дня. На этот раз — прямо у Никиты на работе. Сидел в приёмной, когда Никита вернулся с обеда.
— О, Никита! Рад вас видеть!
— Что вы здесь делаете?
— Да вот, дела привели в вашу контору. Нужна консультация по инвестициям. А тут узнал, что вы здесь работаете — какое совпадение!
Никита не верил в такие совпадения. Но выгнать человека из офиса он не мог — это было бы странно.
— У нас есть специалисты по инвестициям. Секретарь вас направит.
— Да я уже поговорил. Толковые ребята у вас! Может, пообедаем вместе? Всё-таки родственники, надо узнать друг друга получше.
— Я уже пообедал.
— Тогда кофе? Буквально пятнадцать минут!
Никита хотел отказаться, но подумал — может, стоит выяснить, что этому типу нужно?
В кофейне напротив Антон сразу взял быка за рога.
— Никита, давайте начистоту. Я знаю, что вы мне не верите. И правильно делаете — какой я родственник? Но я правда хочу помочь.
— Каким образом?
— Видите ли, я специализируюсь на сложных правовых ситуациях. Помогаю людям правильно оформить документы, чтобы избежать проблем в будущем. Вот, например, ваша мама владеет недвижимостью?
Вот оно, подумал Никита.
— Это вас не касается.
— Конечно, конечно! Я просто к тому, что содержание недвижимости в такой ситуации — дополнительная нагрузка. Налоги, коммуналка… А если правильно всё оформить, можно существенно сэкономить. Или даже получить дополнительный доход.
— Спасибо, не заинтересован.
— Никита, вы меня неправильно поняли! — Антон наклонился ближе. — Я не предлагаю ничего продавать или отнимать. Просто есть схемы… абсолютно законные! Когда недвижимость переоформляется на доверенное лицо, но фактически остаётся в семье. Это позволяет избежать многих проблем в будущем.
— В будущем?
— Ну… — Антон изобразил сочувствие. — Мы же реалисты. Состояние вашей мамы, к сожалению, не улучшается. И когда… если случится непоправимое, начнутся вопросы с наследством. Налоги, оформление, возможные претензии третьих лиц… А так — всё уже будет готово. Никакой волокиты в тяжёлый момент.
Никита медленно поставил чашку.
— Знаете что, Антон? Идите вы к чёрту со своими схемами. И если я ещё раз увижу вас рядом с мамой или рядом со мной — вызову полицию.
— Да что вы так агрессивно? — Антон откинулся на спинку стула. — Я же добра хочу! Впрочем, дело ваше. Только потом не говорите, что не предупреждали.
Он встал и ушёл, оставив недопитый кофе. Никита сидел ещё несколько минут, пытаясь успокоиться. Два человека за месяц интересуются маминой недвижимостью — это уже не совпадение.
Вечером он зашёл к приятелю-юристу.
— Слушай, Паш, можешь проверить одного человека? — Никита протянул визитку.
— А что за тип?
— Вот это и хочу выяснить. Представляется юридическим консультантом, предлагает какие-то схемы с недвижимостью.
Павел покрутил визитку в руках.
— Оставь, гляну завтра по базам. А схемы, говоришь? Ну, тут два варианта — либо мошенник, либо чёрный риелтор. Осторожнее с такими.
Ответ пришёл на следующий день. Павел позвонил утром, голос был серьёзный.
— Никит, твой Антон Воронов — известная личность. Два привода за мошенничество, но не сидел — хороший адвокат. Специализируется на одиноких пожилых людях. Втирается в доверие, оформляет документы, потом недвижимость уплывает.
— Сволочь!
— Это точно. Но он умный, всегда действует через подставных лиц. Доказать что-то сложно. Ты смотри там, держи ухо востро.
Никита поблагодарил и задумался. Антон явно не случайно появился. Но откуда он узнал про маму? Про квартиру?
Ответ пришёл сам, и он был ошеломляющий.
Вечером, когда Никита сидел у мамы, в палату вошла Ирина Борисовна. И не одна — с ней был Антон.
— Вот, Галина Сергеевна, ваш племянник приехал! — радостно объявила сиделка.
Никита вскочил.
— Какой ещё племянник? Ирина Борисовна, я же просил никого не пускать!
— Так он же родственник! Документы показал, фотографии семейные…
— Никаких документов! — Никита встал между Антоном и кроватью матери. — Убирайтесь отсюда!
— Никита, не горячитесь, — Антон улыбался. — Я просто хотел тётю навестить. Ирина Борисовна подтвердит — я ничего плохого не делал.
— Вон отсюда!
Галина Сергеевна снова была в панике. Она тянулась к Никите, пытаясь что-то сказать, показывала на Антона.
— Видите? Мама вас не знает! Вы её пугаете!
— Просто не узнаёт, давно не виделись, — Антон попятился к двери. — Ладно, не буду мешать. Ирина Борисовна, спасибо за радушный приём.
Когда он ушёл, Никита повернулся к сиделке.
— Как вы могли?
— Никита Александрович, но он же… у него правда были фотографии. И он так хорошо рассказывал про семью…
— Это мошенник! Никаких родственников у нас нет!
Ирина Борисовна побледнела.
— Господи, что же я наделала… Простите! Я правда думала…
— Что он вам говорил? Что спрашивал?
— Да всё про Галину Сергеевну расспрашивал. Как давно болеет, какое лечение, есть ли улучшения… И ещё интересовался, кто за ней ухаживает, часто ли вы приходите…
— Больше никого не пускать! Понятно? Вообще никого, кроме меня!
— Да, конечно, конечно…
Когда Ирина Борисовна ушла, Никита сел рядом с матерью. Она всё ещё дрожала.
— Мам, успокойся. Я его больше не пущу. Но ты его знаешь? Ты его раньше видела?
Галина Сергеевна долго смотрела на него, потом медленно моргнула. Да.
— Где? Когда?
Но объяснить она не могла. Только смотрела с мольбой и страхом.
Ночью Никита не мог уснуть. Он перебирал в памяти последние события. Сначала Марина начинает интересоваться документами, потом появляется Антон с теми же расспросами. Совпадение? Вряд ли.
Утром он решил проверить свою догадку. Набрал Марину — та ответила после пятого гудка.
— Никита? Ты всё-таки решил извиниться?
— Марина, скажи честно — ты знакома с Антоном Вороновым?
Пауза была красноречивее любых слов.
— Не знаю никакого Антона.
— Марина, не ври. Он появился сразу после того, как ты приходила к маме. Тоже интересуется документами, недвижимостью. Это ваш совместный план?
— Да с чего ты взял? — но в голосе уже не было прежней уверенности.
— Потому что слишком много совпадений. Признайся — вы работаете вместе?
— Знаешь что? Мне надоело выслушивать твои бредовые обвинения! Не звони мне больше!
Она бросила трубку. Но Никита уже всё понял. Они действительно были в сговоре. Марина разведывала обстановку, а Антон должен был довести дело до конца.
Но как они узнали друг о друге? И главное — откуда им известно про мамину квартиру?
Ответ нашёлся неожиданно. Через несколько дней Никита получил письмо от банка — уведомление о просрочке платежа по кредиту. Какому ещё кредиту? Он никаких кредитов не брал.
Звонок в банк прояснил ситуацию. Оказывается, месяц назад на его имя был оформлен потребительский кредит на крупную сумму. Документы подписаны электронной подписью, деньги переведены на карту, которую Никита не открывал.
— Это мошенничество! — кричал он в трубку. — Я не брал никакой кредит!
— У нас есть все документы. Ваш паспорт, ваша подпись…
— Электронная подпись! Которую можно подделать!
— Вам нужно обратиться с заявлением в полицию. Мы со своей стороны проведём проверку.
Никита бросил трубку. Теперь многое становилось понятно. Кто-то оформил на него кредит, создав долговые обязательства. А дальше — классическая схема. Предложить «помощь» в решении проблемы, взамен получив доверенность на управление имуществом.
Но кто имел доступ к его документам? Кто мог знать все данные?
И тут его осенило. Марина. Она жила у него почти три месяца, имела доступ ко всем документам. Могла спокойно сфотографировать паспорт, узнать все необходимые данные.
Никита схватил куртку и помчался в полицию.
В отделении его выслушали скептически.
— Понимаете, — говорил следователь, листая бумаги, — формально кредит оформлен по всем правилам. Есть электронная подпись, подтверждение через госуслуги…
— Но я этого не делал!
— Можете доказать? Где вы были в день оформления кредита?
Никита задумался. Месяц назад… Это было как раз после очередного обострения у мамы, он практически жил в больнице.
— Я был в больнице, у мамы.
— Свидетели есть?
— Медсёстры, наверное… Сиделка…
— Хорошо, проверим. А эта ваша… бывшая девушка. У вас есть доказательства, что она имела доступ к вашим документам?
— Она жила у меня! Конечно, имела доступ!
— Но это не доказательство мошенничества. Может, вы сами дали ей данные. Или забыли про кредит — бывает в стрессовой ситуации.
Никита понимал, что выглядит неубедительно. Но он знал — это дело рук Марины и Антона. Просто доказать пока не мог.
— Хорошо, — следователь отложил ручку. — Заявление мы примем. Но честно говорю — дело сложное. Без прямых улик…
— А если они снова придут? Если попытаются что-то с мамой сделать?
— Вот тогда сразу звоните. Попытка мошенничества — это уже серьёзнее.
Никита вышел из отделения разбитый. Что делать дальше? Как защитить маму?
Дома его ждал ещё один сюрприз. Дверь была приоткрыта, хотя он точно помнил, что запирал. Осторожно толкнув её, Никита вошёл.
Квартира была перевёрнута вверх дном. Ящики выдвинуты, бумаги разбросаны по полу. Кто-то явно что-то искал.
Никита кинулся к сейфу — тот был вскрыт. Но деньги на месте. Не хватало только документов — свидетельства на квартиру, маминой доверенности на управление её долей.
Теперь всё окончательно прояснилось. Им нужны были документы на недвижимость. Без них провернуть аферу было сложнее.
Никита снова набрал полицию.
— Понимаете, в чём проблема, — говорил всё тот же следователь, осматривая квартиру. — Взяли только документы, деньги не тронули. Это наводит на определённые мысли.
— На какие?
— Что это не обычная кража. Тут явно личные мотивы. Вы говорите, бывшая девушка имела ключи?
— Я же просил забрать, но…
— Но не проконтролировали. Эх, молодёжь… Ладно, отпечатки снимем, но если она в перчатках была — шансов мало.
— И что мне делать?
— Документы восстанавливайте. И замки смените обязательно. А лучше — сигнализацию поставьте.
Следующие дни прошли в беготне по инстанциям. Никита восстанавливал документы, писал заявления, менял замки. Параллельно пытался найти Марину — та не отвечала на звонки, а по старому адресу уже не жила.
Антон тоже исчез. Словно и не было никакого юридического консультанта из Питера.
А потом случилось то, чего Никита боялся больше всего.
Позвонила Ирина Борисовна, голос был встревоженный.
— Никита Александрович, срочно приезжайте! Тут такое творится!
— Что случилось?
— Приехали какие-то люди, говорят, что они из органов опеки. Хотят Галину Сергеевну обследовать, говорят про недееспособность…
Никита бросил трубку и помчался в больницу.
В палате действительно были незнакомые люди — женщина средних лет с папкой документов и мужчина с медицинским чемоданчиком.
— Что здесь происходит?
— А вы кто? — строго спросила женщина.
— Я сын Галины Сергеевны. А вы?
— Комиссия по установлению дееспособности. У нас есть заявление о том, что Галина Сергеевна Морозова не может самостоятельно принимать решения и нуждается в опекуне.
— Какое заявление? От кого?
— От заинтересованного лица. Больше я вам сказать не могу.
— Это незаконно! У вас должно быть решение суда!
— У нас есть предписание провести первичное обследование, — женщина показала бумагу. — По его результатам будет приниматься решение о дальнейших действиях.
Никита пробежал глазами документ. Всё выглядело официально, но что-то смущало…
— Можно ваши удостоверения?
Женщина недовольно поджала губы, но документы показала. Никита сфотографировал их телефоном.
— Хорошо, проводите обследование. Но я буду присутствовать.
— Это не положено…
— Я никуда не уйду.
Следующий час был мучительным. Врач осматривал Галину Сергеевну, задавал вопросы, на которые она не могла ответить. Женщина что-то записывала в блокнот.
— Очевидно, что пациентка не может изъявлять свою волю, — наконец заключил врач.
— Она после инсульта! — взорвался Никита. — У неё афазия, но это не значит, что она недееспособна!
— Это решит суд, — холодно ответила женщина. — Мы только фиксируем факты. С вами свяжутся.
Они ушли, оставив Никиту в полной растерянности. Галина Сергеевна плакала, сжимая его руку.
— Мам, не волнуйся. Я не дам тебя в обиду. Слышишь? Никому не дам!
Но он сам не знал, что делать дальше. Враги действовали с разных сторон, и у них явно был продуманный план.
Вечером Никита встретился с Павлом в кафе.
— Паш, мне нужна помощь. Срочно.
Он рассказал о визите комиссии. Павел слушал, хмурясь всё больше.
— Плохо дело. Если признают недееспособной, назначат опекуна. А опекун получает право распоряжаться имуществом.
— Но опекуном назначат меня же? Я сын!
— Не факт. Если докажут, что ты не справляешься… Или что действуешь не в интересах матери… Могут назначить стороннего опекуна.
— Антона?
— Вряд ли. Скорее кого-то нейтрального. Но он может действовать через этого опекуна. Схемы отработанные.
— И что делать?
— Во-первых, нанимай адвоката. Хорошего, не жалей денег. Во-вторых, собирай документы — справки от врачей, что мама понимает происходящее, просто не может говорить. В-третьих…
Павел замялся.
— Что?
— Может, стоит самому инициировать процедуру опекунства? Опередить их. Если ты первый подашь заявление, у тебя будет преимущество.
Никита задумался. Становиться опекуном собственной матери — это казалось диким. Но если другого выхода нет…
— Подумаю. Паш, а можешь ещё кое-что проверить? Ту комиссию, которая приходила. Мне показалось странным…
— Давай данные, гляну.
На следующий день Павел перезвонил.
— Никит, ты был прав. Никакой официальной комиссии не было. Эти люди — мошенники. Документы поддельные.
— Я так и думал!
— Но есть и плохая новость. Настоящее заявление об установлении недееспособности тоже подано. В суд. Так что готовься.
— Кем подано?
— Неким Антоном Вороновым, который представляется племянником. И у него есть какие-то бумаги о родстве. Поддельные, конечно, но на первый взгляд выглядят убедительно.
— Но это же бред! Никакой он не племянник!
— Доказывай в суде. А пока — действуй. Времени мало.
Никита понимал — началась решающая битва. Они загнали его в угол, но он не собирался сдаваться. Не за себя — за маму.
Он нанял адвоката, рекомендованного Павлом. Собрал все медицинские документы. Написал встречное заявление об установлении опеки.
И главное — он нанял охрану для мамы. Двое крепких парней теперь дежурили у палаты круглосуточно. Ирина Борисовна получила строгий инструктаж — никого не пускать.
Но враги не отступали.
Судебное заседание было назначено через две недели. Никита готовился, как мог — собирал характеристики, справки, свидетельские показания. Адвокат была настроена оптимистично.
— У вас хорошие шансы. Вы единственный сын, всегда заботились о матери. А их родство сомнительно.
Но за три дня до суда произошло непредвиденное.
Никита пришёл к маме утром, как обычно. Охранник кивнул — всё спокойно. Но в палате его ждал сюрприз.
Рядом с мамой сидела Марина.
— Ты как сюда попала? — Никита застыл на пороге.
— Никит, не кричи, — Марина встала. — Я просто хотела поговорить. С тобой и с Галиной Сергеевной.
— Охрана!
— Не надо, я сейчас уйду. Просто выслушай меня. Пять минут.
Никита посмотрел на маму. Та смотрела на Марину с ужасом, но почему-то кивнула — выслушай.
— Говори. Быстро.
— Никит, я… я хочу извиниться. За всё. Я была не права.
— И это всё?
— Нет. Я хочу предупредить. Антон… он опасный человек. Он использовал меня, чтобы подобраться к тебе. К твоей маме.
— Это я уже понял.
— Нет, ты не понимаешь! — Марина шагнула ближе. — У него есть план. Он… он собирается доказать, что ты неадекватен. Что ты опасен для матери.
— Что?
— У него есть записи. Наших разговоров, где ты кричишь, угрожаешь. Он их смонтировал так, что выглядит… плохо. И ещё…
Марина замялась.
— Что ещё?
— Тот кредит. Он собирается доказать, что ты взял его и потратил на себя. Что ты транжиришь деньги, вместо того чтобы лечить мать.
— Но это же бред!
— Я знаю. Но у него есть свидетели. Купленные, но суд об этом не узнает.
Никита сел на стул. Ситуация становилась всё хуже.
— Почему ты мне это говоришь?
— Потому что… — Марина отвернулась к окну. — Потому что он меня тоже кинул. Обещал долю, если всё получится. А потом сказал, что я своё дело сделала и могу проваливать.
— То есть ты пришла из мести?
— Может быть. А может, совесть проснулась. Не знаю. Но я не хочу, чтобы он забрал у твоей мамы всё. Она… она хорошая женщина. Не заслужила такого.
Никита молчал, переваривая услышанное. Галина Сергеевна смотрела то на него, то на Марину.
— Что ты предлагаешь?
— У меня есть кое-что. Переписка с Антоном, где он излагает свой план. Его настоящие документы — он вовсе не Воронов. И записи разговоров, где он обсуждает, как обмануть суд.
— Ты отдашь это мне?
— Да. Но с условием.
Конечно, подумал Никита. Бесплатно ничего не бывает.
— Каким?
— Ты не подашь на меня в полицию. За то, что я… что я участвовала в этом.
Никита посмотрел на маму. Та медленно моргнула — соглашайся.
— Хорошо. Давай документы.
Марина достала из сумки флешку.
— Здесь всё. И Никит… правда, прости меня. Я была дурой.
Она быстро вышла, не дожидаясь ответа. Никита сжал флешку в руке. Может, это ловушка? Но выбора не было.
Содержимое флешки оказалось настоящей бомбой. Адвокат просматривала файлы, и её глаза становились всё шире.
— Это… это полная победа. Тут достаточно, чтобы не только выиграть дело, но и посадить этого Антона.
Действительно, Марина не обманула. Переписка, аудиозаписи, документы — всё доказывало мошеннический умысел. Антон (настоящая фамилия — Крючков) планировал операцию несколько месяцев. Марина была лишь пешкой, способом проникнуть в жизнь Никиты.
Но самое шокирующее открылось в конце. В одной из записей Антон говорил с кем-то по телефону:
«Да, всё идёт по плану. Старуха не жилец, врачи дают максимум год. Сын — лопух, ведётся на чувства. Квартира отличная, в центре, миллионов на сорок потянет. Твоя доля — десять процентов, как договаривались.»
Голос собеседника был неразборчив, но Антон называл его по имени — Борис.
— Кто такой Борис? — спросил адвокат.
— Не знаю. Первый раз слышу.
Но голос показался смутно знакомым. Где-то он его уже слышал…
На суде адвокат выложила все козыри. Судья слушала записи с каменным лицом. Антон-Крючков бледнел с каждой минутой. Его адвокат пытался протестовать, говорить о недопустимости доказательств, но было поздно.
— Суд удаляется на совещание, — объявила судья.
Вердикт был ожидаемым. В иске Антона Крючкова отказать. Признать Никиту Морозова опекуном Галины Сергеевны Морозовой. Материалы дела передать в прокуратуру для возбуждения уголовного дела.
Никита выходил из зала суда опустошённым. Они победили, но радости не было. Слишком много грязи вылилось за эти недели.
У выхода его ждала Марина.
— Поздравляю, — тихо сказала она.
— Спасибо. За помощь.
— Никит… можно вопрос? Почему ты так заботишься о маме? Я имею в виду… многие бы в твоей ситуации…
— Сдали бы в интернат? — закончил Никита. — Знаешь, она меня одна растила. Отец ушёл, когда мне три года было. Она работала на трёх работах, чтобы я ни в чём не нуждался. Когда я болел ветрянкой, она две недели не спала — дежурила у моей кровати. Когда в школе травили за то, что безотцовщина — защищала как львица.
Никита помолчал, глядя куда-то вдаль.
— Она отдала мне всю свою жизнь. Неужели я не могу отдать ей несколько лет? Это не долг, Марина. Это любовь.
Марина опустила голову.
— Мне бы такого сына…
— У тебя всё впереди. Только выбирай мужчину не по толщине кошелька.
Она грустно улыбнулась и ушла. Никита больше никогда её не видел.
Жизнь постепенно входила в прежнюю колею. Антона арестовали, дело передали в суд. Поддельные документы о родстве, мошенничество, подлог — букет обвинений гарантировал ему несколько лет колонии.
Никита восстановил все документы, разобрался с фальшивым кредитом. Банк признал факт мошенничества и аннулировал долг.
Галина Сергеевна постепенно успокоилась. Приступы стали реже, состояние стабилизировалось. Врачи даже заговорили о возможности частичного восстановления речи.
И вот однажды, сидя у её кровати, Никита услышал знакомый голос в коридоре. Тот самый, с записи. Борис.
Он выглянул и увидел… заведующего хозяйственной частью больницы. Борис Михайлович Сизов, человек, имевший доступ к базам данных пациентов и ключи от всех помещений.
— Борис Михайлович! — окликнул Никита.
Завхоз обернулся и побледнел. В глазах мелькнул страх.
— Никита Александрович… я вас не ждал сегодня.
— А я вот вас услышал. Знакомый голос. Как на той записи.
Борис Михайлович попытался изобразить недоумение, но получилось плохо.
— Не понимаю, о чём вы…
— Я тоже не понимал. Как Антон узнал о маме? О её состоянии, о квартире? Оказывается, всё просто. У него был информатор в больнице. Тот, кто имел доступ к документам.
— Это… это недоразумение…
— Нет, Борис Михайлович. Это преступление. Вы сливали информацию о пациентах. За процент от будущей сделки.
Завхоз сдулся, как проколотый шарик.
— Я… мне нужны были деньги. Дочь поступать должна, жена болеет… Он обещал, что ничего плохого не случится. Просто переоформят документы, а вашей маме будет лучший уход…
— В интернате? Или на кладбище? — жёстко спросил Никита.
Завхоз молчал, уткнувшись взглядом в пол.
— Вы хоть понимаете, что натворили? Из-за вас моя мама чуть не лишилась всего!
— Простите… я правда не хотел…
Никита достал телефон.
— Я вызываю полицию. Рассказывайте всё им.
— Подождите! — Борис Михайлович схватил его за руку. — Пожалуйста! У меня семья… Я всю жизнь честно работал!
— А потом решили подзаработать на больных? Нет уж. За всё надо платить.
Полиция приехала быстро. Борис Михайлович не сопротивлялся, покорно сел в машину. Больница загудела — арест завхоза за участие в мошенничестве стал громким скандалом.
Вечером к Никите подошла Ирина Борисовна.
— Никита Александрович, я хотела сказать… Вы молодец. Не каждый бы так боролся за маму.
— Спасибо, Ирина Борисовна. И вам спасибо — за заботу, за терпение.
— Да что вы! Галина Сергеевна — золотой человек. За ней ухаживать — одно удовольствие. Знаете, она ведь вами очень гордится.
— Откуда вы знаете?
— А я вижу. По глазам вижу, когда она на вас смотрит. Столько любви, столько гордости… Повезло вам друг с другом.
Никита улыбнулся. Да, повезло. Несмотря на все испытания — повезло.
Прошёл год. Суд над Антоном Крючковым закончился обвинительным приговором — четыре года колонии общего режима. Борис Михайлович получил два года условно и крупный штраф, потерял работу.
Галина Сергеевна держалась. Речь восстанавливалась медленно, но она научилась произносить отдельные слова. Первое, что она сказала, было: «Сы-нок».
Никита так и не завёл новых отношений. Друзья пеняли — молодой ещё, чего один куковать. Но он не спешил. После истории с Мариной стал осторожнее.
Однажды, разбирая мамины вещи, он наткнулся на старый фотоальбом. Детские фотографии, школьные… И вдруг — незнакомое лицо. Мужчина лет тридцати, отдалённо напоминающий Антона.
Никита показал фото маме.
— Кто это?
Галина Сергеевна долго смотрела, потом с трудом выговорила:
— Ко-ля… сын… со-сед-ки…
— Сын соседки? Который жил в нашем подъезде?
Мать кивнула.
— Пло-хой… во-ро-вал…
И Никита понял. Возможно, этот Коля рассказал Антону о них. О больной женщине с квартирой в центре. Вот откуда мошенник знал подробности их жизни.
Но это уже было неважно. Главное — они победили. Мама была рядом, в безопасности. А большего Никите и не требовалось.
— Мам, — сказал он, убирая альбом, — давай переедем? Продадим квартиру в центре, купим домик за городом. Тебе будет лучше — воздух, природа…
Галина Сергеевна улыбнулась и кивнула. А потом, собрав все силы, произнесла:
— До-ма… хо-ро-шо…
Да, подумал Никита. Дома хорошо. Когда дом — это не просто стены, а место, где тебя любят и ждут. Где ты нужен.
Он обнял маму, чувствуя, как она прижимается к нему, как ребёнок. Роли поменялись — теперь он был защитником, опорой. Но это было правильно. Так и должно быть.
Долг платежом красен. Любовь — любовью. А настоящая семья — это не те, кто рядом, когда всё хорошо. Это те, кто остаётся, когда приходит беда.
И Никита знал — что бы ни случилось дальше, они справятся. Вместе. Потому что они — семья. Настоящая.