Ты пожалеешь, дура! Без меня ты никто!
Дарья стояла у окна нотариальной конторы и нервно теребила край пиджака. Внизу, на парковке, её муж Олег демонстративно курил, облокотившись на капот их старенькой «Приоры». Даже отсюда было видно, как он злится.
— Дарья Михайловна, присаживайтесь, — нотариус, седовласая женщина с усталыми глазами, указала на кресло напротив. — Ваш дядя оставил довольно… необычное завещание.
— Необычное? — Дарья опустилась на край кресла. — В смысле?
— Видите ли, Пётр Михайлович был человеком со своеобразным чувством юмора. Он оставил вам квартиру в центре города, но с условием.
Дарья напряглась. Дядя Петя, младший брат её покойного отца, всегда слыл чудаком. Жил отшельником, ни с кем из родни не общался, только изредка присылал Дарье открытки на день рождения с какими-то странными философскими цитатами.
— И что за условие?
— Вы получите квартиру только в том случае, если в течение месяца проживёте в ней одна. Без мужа, без гостей. Совершенно одна.
— Это шутка?
— Боюсь, что нет. Вот, ознакомьтесь с текстом завещания.
Дарья пробежала глазами по строчкам. Действительно, чёрным по белому: «…племяннице моей, Дарье Михайловне, завещаю квартиру по адресу… при условии, что она проживёт в ней тридцать дней в полном одиночестве, без посещений родственников, друзей и особенно супруга…»
— Но это же абсурд! Почему такое условие?
Нотариус пожала плечами:
— Ваш дядя приложил к завещанию письмо. Вот, можете прочитать.
Дарья развернула пожелтевший от времени листок. Почерк дяди Пети — неровный, размашистый — заставил сердце сжаться.
«Дашенька! Если ты это читаешь, значит, меня уже нет. Не грусти, я прожил хорошую жизнь. Знаю, что ты удивлена моим условием. Но поверь старому дураку — мне виднее. Ты слишком долго живёшь чужой жизнью. Месяц одиночества — это мой подарок тебе. Используй его с умом. Твой дядя Петя».
— И что, если я откажусь?
— Тогда квартира перейдёт в собственность города, — нотариус сняла очки и устало потёрла переносицу. — У вас есть три дня на размышления.
Семейный совет
— Да он спятил, твой дядька! — Олег швырнул на стол ключи так, что они проехались по полированной поверхности и упали на пол. — Месяц! Ты представляешь? Месяц ты должна торчать там одна!
— Олежка, ну это же трёхкомнатная квартира в центре, — робко заметила Дарья, поднимая ключи. — Мы всю жизнь в этой однушке на окраине…
— И что? Нормально живём! А эта квартира — она с подвохом, я тебе говорю!
В дверь постучали. На пороге стояла соседка Валентина Павловна с кастрюлей в руках.
— Дашенька, я борщ сварила, вас угостить хотела… Ой, неудачно, наверное, я?
— Да заходите, Валентина Павловна, — Дарья отступила в сторону. — Спасибо за борщ.
— Я слышала, вам наследство какое-то оставили? — соседка прошла на кухню и поставила кастрюлю на плиту. — Это хорошо, молодым сейчас трудно…
— Наследство-то оставили, — буркнул Олег, — да только с такими закидонами, что лучше бы не оставляли.
Валентина Павловна присела на табуретку:
— А что за закидоны, если не секрет?
Дарья рассказала про условие дяди. Соседка задумчиво покачала головой:
— Знаете, а может, он прав был, ваш дядя. Я вот после смерти мужа три года одна жила. Сначала страшно было, одиноко. А потом… знаете, как-то себя заново открыла. Оказалось, я и рисовать люблю, и музыку классическую слушать. При Коле-то всё некогда было.
— Вот только Даша — не вы, — отрезал Олег. — Она без меня и недели не протянет. Да, Даш?
Дарья молчала, размешивая чай. Ложечка звякала о край кружки — единственный звук в наступившей тишине.
— Дарья Михайловна тоже на работу к вам устроилась? — спросила вдруг Валентина Павловна.
— Да, в бухгалтерию. А что?
— Да так, интересуюсь просто. Значит, вместе и работаете, и дома вместе… Не устаёте друг от друга?
— С чего бы это? — Олег нахмурился. — Нормальные супруги друг от друга не устают.
— Ну-ну, — соседка поднялась. — Борщ остынет — разогрейте. Мясо там хорошее, на рынке брала.
Когда за ней закрылась дверь, Олег фыркнул:
— Старая карга. Небось завидует, что у нас семья крепкая.
Дарья отхлебнула остывший чай. Крепкая семья… Почему-то вспомнилось, как на прошлой неделе она хотела записаться на курсы английского, а Олег сказал, что это пустая трата денег. И как месяц назад подруга Ленка звала на девичник, но Олег решил, что «нечего шляться неизвестно где». И как…
— Ладно, я на диван, футбол скоро, — Олег потянулся. — И не вздумай подписывать согласие на эту авантюру. Нам и так хорошо.
Ночные размышления
Дарья лежала без сна, уставившись в потолок. Рядом похрапывал Олег. На улице изредка проезжали машины, фары чертили световые полосы на стенах.
Месяц одной. Когда она последний раз оставалась одна хотя бы на день? Вспомнить не могла. После свадьбы семь лет назад они с Олегом практически не расставались. Сначала это казалось романтичным — вместе на работу, вместе с работы, выходные вместе. А потом… потом стало привычкой.
Телефон на тумбочке завибрировал. СМС от Ленки: «Дашка, ты спишь? Слышала про твоё наследство. Круто же! Когда новоселье?»
Дарья набрала ответ: «Сложно всё. Потом расскажу».
Через минуту новое сообщение: «Олег против небось? Эх, подруга, сколько можно… Ладно, если что — звони».
Дарья удалила переписку. Олег не любил, когда она общалась с Ленкой. Говорил, что та дурно на неё влияет. Разведёнка, что с неё взять.
В темноте квартира казалась ещё меньше. Двадцать восемь квадратов на двоих. Кухня, в которой едва помещается стол. Единственная комната, заставленная мебелью. И никакой перспективы что-то изменить — ипотеку они не потянут, а копить… На зарплату бухгалтера много не накопишь.
А дядина квартира — девяносто квадратов в сталинке. Высокие потолки, лепнина, паркет… Дарья была там один раз, лет пятнадцать назад, когда отец ещё был жив. Помнила большие окна и солнечный свет, заливающий комнаты.
Месяц. Всего месяц.
Визит к психологу
— Понимаете, Дарья, ваш дядя, судя по всему, был мудрым человеком, — психолог Анна Сергеевна откинулась в кресле. — Такие условия просто так не ставят.
Дарья нервно теребила ремешок сумочки. На приём к психологу она записалась тайком, сказав Олегу, что идёт к стоматологу.
— Но я правда не понимаю, зачем мне месяц жить одной. У нас с мужем всё хорошо.
— А когда вы последний раз принимали решение самостоятельно? Ну, такое важное решение, касающееся вашей жизни?
Дарья задумалась. Вспомнить было сложно.
— Видите? А теперь представьте: целый месяц вы сами решаете, во сколько встать, что приготовить на завтрак, какой фильм посмотреть вечером. Никто не говорит вам, что делать и как жить.
— Но я привыкла…
— К чему привыкли? К тому, что за вас решают? Дарья, а кем вы хотели стать в детстве?
— Художником, — неожиданно для себя выпалила Дарья. — Я хорошо рисовала. Учительница говорила, что у меня талант.
— И что произошло?
— Папа сказал, что художники голодают. Отправил учиться на бухгалтера. Практично, стабильно…
— А муж что думает о вашем увлечении?
— Он… он не знает. То есть знает, что я иногда рисую, но считает это блажью. Говорит, нечего время терять.
Анна Сергеевна молчала, давая Дарье возможность услышать собственные слова.
— Получается, я всю жизнь живу, как другие решили? — голос Дарьи дрогнул.
— А как думаете вы?
Решение
— Я подписала согласие, — Дарья поставила на стол папку с документами.
Олег выронил вилку:
— Ты что, спятила? Мы же договорились!
— Нет, Олег. Ты решил, а я промолчала. Как всегда.
— Да ты без меня там с ума сойдёшь! Кто тебе готовить будет?
— Я сама себе приготовлю.
— А если кран потечёт? Если свет вырубит?
— Вызову мастера.
Олег вскочил, опрокинув стул:
— Да что на тебя нашло? Это всё Ленка твоя, да? Или соседка эта, Валентина? Намутили тебе!
— Никто мне ничего не мутил. Я сама решила.
— Сама? Ты? Да ты в жизни сама ничего не решала!
— Вот именно, — Дарья встала. — Именно поэтому я и еду. Чемодан уже собрала. Через месяц увидимся.
— Даша, стой! Ты не можешь вот так просто уйти! Мы же семья!
Дарья остановилась в дверях:
— Если мы действительно семья, то месяц разлуки нас не разрушит. А если разрушит… значит, и разрушать было нечего.
Первая неделя одиночества
Квартира дяди Пети встретила её тишиной и запахом старых книг. Дарья прошлась по комнатам, открывая окна. Пыль танцевала в солнечных лучах.
В большой комнате обнаружилась целая библиотека. На письменном столе — стопка тетрадей и письмо с её именем.
«Дашенька! Если ты читаешь это, значит, решилась. Молодец. В ящике стола найдёшь краски и кисти — помню, ты любила рисовать. В холодильнике должны быть продукты — попросил соседку купить. Её зовут Марина, квартира напротив. Хорошая женщина, поможет, если что. Живи, дыши, думай. Не бойся тишины — в ней можно услышать себя».
Дарья открыла ящик. Профессиональные краски, кисти разных размеров, альбомы… На глаза навернулись слёзы. Дядя помнил.
Первые дни были странными. Дарья просыпалась и не знала, что делать.
На работу… Дарья взяла отпуск за свой счёт. Начальница неожиданно отнеслась с пониманием:
— Правильно делаешь. Отдохни. А то ты последнее время какая-то… потухшая.
Телефон разрывался от звонков Олега. Дарья отключила звук.
К концу недели она нарисовала первую картину. Вид из окна — старый двор, голуби на карнизе, бельё на верёвках. Акварель расплывалась — навык потерян. Но было в этих расплывчатых контурах что-то живое, настоящее.
Неожиданная встреча
— Вы Дарья? Племянница Петра Михайловича?
На пороге стояла женщина лет пятидесяти. Седые волосы собраны в пучок, в руках — поднос с пирогом.
— Да… А вы?
— Марина. Живу напротив. Пётр просил приглядеть за квартирой и… за вами.
— Спасибо, но мне ничего не нужно.
— Знаю. Пётр предупреждал — месяц одиночества. Я не буду навязываться. Просто… вот, пирог испекла. С яблоками. Поставите в холодильник, когда захотите — разогреете.
Марина протянула поднос и развернулась уходить.
— Подождите! — Дарья не знала, почему окликнула её. — Может… чаю?
— Условие же. Никаких гостей.
— Но ведь на лестничной площадке можно?
Марина улыбнулась:
— Пожалуй, можно.
Они устроились на ступеньках, как девчонки. Дарья принесла чайник и чашки.
— Вы дружили с дядей?
— Можно сказать и так. Последние годы я помогала ему — продукты покупала, лекарства. Он почти не выходил.
— Почему?
— Сердце. Да и… разочаровался он в людях. Говорил, что родня только деньги делит, а душой никто не интересуется.
— Но ведь я тоже родня.
— Вы другая. Он следил за вашей жизнью, знаете? Переживал. Говорил: «Дашка моя увядает. Замуж вышла и словно в коробку себя упаковала».
— Он так говорил?
— И не только. Показывал ваши фотографии из соцсетей. «Смотри, — говорит, — глаза-то пустые. А ведь художницей хотела стать».
Дарья чуть не выронила чашку:
— Откуда он знал?
— Ваш отец ему рассказывал. Хвалился, какая дочка талантливая. Пётр даже ваши детские рисунки сохранил. В шкафу, в спальне, в синей папке.
Старые рисунки и новые открытия
Синяя папка нашлась быстро. Дарья не помнила эти рисунки. Акварельные пейзажи, портреты карандашом, наброски пастелью… Неужели это рисовала она?
На последнем листке — записка от отца: «Дашенька в художественную школу поступила. Преподаватель говорит — способная. Может, в академию потом поступит?»
А ниже — приписка другим почерком, дяди Пети: «Не пошла. Брат решил, что бухгалтер надёжнее. Дурак».
Дарья села прямо на пол, обхватив колени. Сколько же решений за неё принимали другие? Отец решил — будешь бухгалтером. Олег решил — будем жить в однушке.
Телефон снова завибрировал. Пятнадцать пропущенных от мужа. Дарья набрала ответное сообщение: «Я в порядке. Не звони. Мне нужно время».
Ответ пришёл мгновенно: «Время для чего? Чтобы там одной психовать? Возвращайся, поговорим».
Дарья выключила телефон совсем.
Остаток дня она рисовала. Сначала копировала собственные детские работы, вспоминая движения. Потом попробовала нарисовать дядю по памяти. Получилось криво, но узнаваемо — острый нос, хитрые глаза, седая бородка.
Вечером в дверь снова постучали. Дарья насторожилась — неужели Олег нашёл адрес?
— Дарья Михайловна? Вам посылка.
Курьер протянул коробку и планшет для подписи. Отправитель — интернет-магазин художественных товаров. Внутри — профессиональные материалы, о которых Дарья могла только мечтать.
К коробке была прикреплена записка: «Пётр Михайлович оплатил заказ два месяца назад. Просил доставить через две недели после вашего заселения».
Откровения в темноте
Ночь. Дарья сидела на широком подоконнике, укутавшись в плед. Город внизу мерцал огнями. В квартире было так тихо, что слышно было собственное дыхание.
Странное дело — она не чувствовала себя одинокой. Наоборот, впервые за много лет ощущала себя… собой. Не женой Олега, не бухгалтером Дарьей Михайловной, не «Дашей, которая без мужа шагу ступить не может». Просто собой.
В ящике стола нашлись дядины дневники. Дарья долго сомневалась, стоит ли читать, но любопытство победило.
«15 марта. Видел сегодня Дашку на улице. С мужем шла. Он впереди, она сзади семенит. Как собачка на поводке. А ведь помню её другой — смеялась звонко, на роликах каталась, всё рисовала. Куда та девочка делась?»
«3 августа. Звонил брат из больницы. Говорит, скоро помрёт. Я бы к нему съездил, да сердце не пускает. Просил за Дашкой приглядеть. «Она у меня хорошая, — говорит, — только несчастная. Муж душит её, а она и не понимает». Обещал приглядеть. Только как?»
«20 ноября. Придумал! Оставлю ей квартиру, но с условием. Пусть поживёт одна, опомнится. Может, поймёт, что жизнь — это не только «Олег сказал» и «Олег решил». Адвокат покрутил пальцем у виска, но бумаги оформил».
Дарья закрыла дневник. На глазах выступили слёзы. Даже после смерти дядя пытался её спасти. От чего? От собственной жизни?
Визит нежданный
Утром в дверь забарабанили так, что задрожали стёкла.
— Дарья! Открывай, я знаю, что ты там!
Голос Олега. Как он узнал адрес?
— Уходи, Олег. У нас ещё две недели.
— Какие две недели? Ты с ума сошла? Открывай, или я дверь выломаю!
— Попробуй. Я полицию вызову.
— Да что на тебя нашло? Леночка твоя объявилась, да? Или любовник завёлся?
Дарья молча стояла по ту сторону двери. Раньше такие обвинения заставили бы её оправдываться, плакать, доказывать. Сейчас было только брезгливость и удивление — неужели она семь лет прожила с этим человеком?
— Я на работе был, — продолжал орать Олег. — Все уже знают, что ты тут выкидываешь! Позоришь меня! Начальник спрашивает, в своём ли ты уме!
— Это мой отпуск и моя жизнь.
— Твоя жизнь? Да какая у тебя жизнь без меня? Ты же элементарно яичницу пожарить не можешь!
Дарья хмыкнула. За две недели она приготовила столько новых блюд, сколько не готовила за последние годы. Оказывается, когда не нужно учитывать, что «Олег это не ест», а «от этого Олег толстеет», готовка превращается в удовольствие.
— Всё, я ключи от квартиры взял! Возвращайся, пока я добрый!
— Ключи оставь на столе. Я приеду через две недели. Забрать вещи.
Молчание. Потом — удар по двери.
— Ты пожалеешь, дура! Без меня ты никто!
Шаги удалялись. Дарья сползла по стене на пол. Руки дрожали, но внутри была странная лёгкость. Сказала. Наконец-то сказала.
Через час в дверь снова постучали — деликатно, тихо.
— Дарья? Это Марина. Я… я слышала. Вы в порядке?
Дарья открыла. Соседка стояла с термосом в руках.
— Какао. С маршмеллоу. Пётр любил, когда нервничал.
На этот раз Дарья не стала соблюдать условие. Впустила Марину в квартиру, и они просидели на кухне до вечера. Говорили обо всём — о дяде Пете, о жизни, о выборе.
— Знаете, что Пётр мне однажды сказал? — Марина грела ладони о чашку. — «Самая страшная тюрьма — это та, которую мы сами себе строим. И самое сложное — признать, что ключи всегда были у нас».
Последняя неделя
Дни полетели незаметно. Дарья рисовала с утра до вечера, делая перерывы только на еду и прогулки. Город открывался ей заново — она бродила по улицам, которые раньше пробегала второпях, сидела в кафе, где никогда не бывала, потому что «Олегу там не нравится».
Ленка приехала в последний день.
— Ну что, отшельница, как оно?
Они сидели в той самой кофейне, куда Дарья мечтала попасть годами. Винтажная мебель, джаз из динамиков, запах свежей выпечки.
— Знаешь, Лен… Я поняла одну вещь. Я семь лет прожила чужую жизнь. Делала то, что нужно Олегу. Ела то, что ест Олег. Смотрела то, что смотрит Олег. А где была я?
— И что теперь?
— Теперь… Не знаю. Страшно. Но я подала на развод.
Ленка присвистнула:
— Ничего себе! А он?
— Грозится. Говорит, квартиру не отдаст, вещи выкинет. Но знаешь что? Мне всё равно. У меня есть эта квартира, есть руки, есть голова. Проживу.
— А работа?
— Уволилась. Буду пробовать себя в иллюстрации. Марина познакомила с редактором детского журнала — им нужен художник.
— Даш, я тобой горжусь. Правда.
Дарья улыбнулась:
— Я тоже. Впервые за много лет — тоже.
Эпилог. Год спустя
Вернисаж проходил в небольшой галерее на Покровке. Первая персональная выставка Дарьи Михайловой — тридцать работ, созданных за год.
— Поздравляю! — Марина обняла её. — Пётр бы гордился.
На стенах — городские пейзажи, портреты случайных прохожих, натюрморты. И центральная работа — портрет дяди Пети, сидящего у окна с книгой. «Человек, подаривший мне жизнь» — гласила табличка.
— Дарья Михайловна? — к ней подошёл седой мужчина. — Я из журнала «Артгид». Можно пару вопросов?
Олег пришёл под конец. Постоял у входа, не решаясь войти. Дарья заметила его, но не подошла. Не из вредности — просто не было нужды. Этот человек остался в прошлой жизни, как старая тесная квартира, как ненавистная работа, как страх быть собой.
— Красиво рисуешь, — буркнул он, проходя мимо.
— Спасибо.
— Я… я рад за тебя.
Может, и правда рад. А может, просто понял, что потерял. Неважно.
Дарья вернулась к гостям. Завтра будет новый день. Новые картины. Новая жизнь. Её собственная жизнь, за которую теперь отвечает только она.
В кармане завибрировал телефон. СМС от неизвестного номера: «Дашенька! Это тётя Вера, сестра твоего отца. Слышала про выставку. Горжусь! П.С. У меня для тебя письмо от Пети. Он просил отдать через год после его смерти. Встретимся?»
Дарья улыбнулась. Похоже, дядя Петя приготовил ещё один сюрприз. Но теперь она была готова к любым сюрпризам. Ведь самый главный уже случился — она нашла себя.
А это, как оказалось, самое ценное наследство.