«Это моя квартира — кому хочу, тому и дарю»: мать и сын серьезно поссорились из-за подарка внуку
Мы тебя так просили внучке помочь, а ты отказала!
— Это моя квартира! Кому хочу, тому и дарю!
— Ах так?! — взвился Борис. — Тогда на нашу помощь можешь не рассчитывать! Всё. Нету у меня матери. Была, да вся вышла.
Инне Григорьевне было, конечно, обидно слышать такое, однако она ни о чём не жалела и своё решение менять не собиралась. Сын с невесткой сами виноваты, что так всё вышло.
— Иди-иди к своей Аннушке, — пробормотала женщина вслед уходящему сыну. — У меня-то сына давно нет, с тех пор как женился, так весь и кончился…
***
— Как только Боря привёл ко мне свою Анну знакомиться, так я сразу поняла, что за штучка нам досталась, — рассказывала Инна Григорьевна своей подруге Галине.
— А что она, нос драла? — поинтересовалась Галина, поправив очки.
— Нет. Не драла. Поначалу сидела, глазки в пол, слово боялась лишнее сказать, прямо тише воды-ниже травы. Но как глазки свои поднимет, так прямо холодом обдаёт. Рожица злющая-презлющая, но красивая, это не отнять. И лицо, и фигура. Характер у неё, норов уж больно крут. И меня за что-то невзлюбила. А мне что? Не буду же я перед ней бегать и в глаза заглядывать! С чего? Они ведь жили в моей квартире! Целых три года. Потом сыну служебное жильё дали, и они переехали, вот уж повезло так повезло…
Инна Григорьевна замолчала, задумалась.
— А когда Борис женился, младшему твоему, Тимошке-то сколько ж было? — поинтересовалась Галина.
— У них три года разница. Борьке двадцать пять было, Тимофею двадцать два, институт оканчивал.
— Молодцы они у тебя, оба с высшим образованием! — порадовалась Галя.
— Старалась, тянула, работала, как вол, — вздохнула Инна Григорьевна. — Супруг меня рано покинул, надеяться было не на кого.
— А когда они жили у тебя-то, как эта Анечка себя показала? — спросила Галя.
— Сначала вроде всё тихо было, у нас трёхкомнатная, все комнаты раздельные, жили они в комнате Бори. Мы с ней практически не виделись. Вот придёт она бывало с работы и шмыг туда, в комнату, ни здрассте, ни до свидания, молчком. Меня это конечно задевало, но молчу, думаю, ладно. А потом зло меня взяло, помню пришла как-то с работы уставшая, спину застудила, болит, еле иду, думаю, как же готовить не охота! Лечь бы на диванчик и отдохнуть. Захожу домой, иду на кухню, вижу, что она поела, из-за стола встаёт и тарелку свою в раковину ставит и намеревается уходить. Тут я и высказала, что накипело. Что посуду за собой она не моет, что я всё делаю, что готовлю одна на четверых, хоть бы она помогла…
— И конечно обидки пошли… — предположила Галя.
— Хуже, — махнула рукой Инна Григорьевна. — Когда пришёл с работы Боря, а он допоздна в тот день работал, она ему пожаловалась, представив всё дело так, что будто я её отчитала, накричала, обозвала и заставила за всеми посуду мыть. Спасибо Тимошка вступился за меня. Он-то слышал, что я на самом деле сказала, и он-то как раз посуду всю и перемыл эту злополучную. Вообще мои сыновья приучены за собой мыть и убирать. А как появилась эта цаца, так и Борька гляжу не каждый раз моет, тоже поставит и уходит, будто я прислуга. А уж эта королевна никогда не мыла, ни за собой ни уж тем более за другими. Не только посуду, ничего не делала, даже стирку запустить, три кнопки нажать, и то не умела, или не хотела, не знаю. Я стою, разбираю эту корзину для белья, а там половина её шмотки. Ну и что, нельзя было машинку запустить?! Пылесосила тоже я. И мусор выносила.
— А откуда она сама-то?
— Ох, издалека… Приехала поступать к нам в институт, говорит тут у вас конкурс меньше. Так здесь и осталась, моего Борьку встретила и закрутилось у них. Сама-то она врачиха, терапевт, но не знаю, чего она там лечит, мне сроду ничего не посоветовала. Только зыркала глазищами. Вот в тот день мой Борька разорался, что, мол, я его Аннушку со свету сживаю, непосильной работой мучаю, вот и стала у нас совсем напряженная обстановка. А потом слава Богу они съехали…
После переезда сын Борис часто заходил в гости к матери, но с Анной они совсем не общались. Вскоре Инна Григорьевна узнала, что через девять месяцев станет бабушкой.
— Особой радости я не испытывала, — призналась Инна Григорьевна Гале. — Поняла уже, что к ребёнку меня там не подпустят. Так и вышло. Сын на выписку из роддома меня позвал, а эта Анечка, увидев меня, скривилась так, будто на таракана наступила. В руки внучку не дала, даже посмотреть не дала, пробурчала что-то непонятное. Борька тоже стоит мнётся, за меня не затупился. Домой к себе не позвали. Ну думаю, фиг с вами, ладно. Уехала, хотя было обидно, я ведь и подарки привезла, хотела по-хорошему, думала, всё же может рождение ребёнка изменит и саму Аню, и её отношение ко мне. Но нет.
Так и не виделась Инна Григорьевна с внучкой, которую назвали редким именем Ева. Сначала Борис сказал матери, что Аня боится показывать кому-либо ребёнка до крестин, потом, вроде как, Ева заболела, потом зубы резались, не до визитов бабушки, потом ещё что-то. Всё время находились причины, по которым Инна Григорьевна не могла приехать в гости к внучке.
Много позднее, когда Еве исполнилось три года Инна Григорьевна, наконец, приехала на день рождения к внучке, потом на четыре года, а потом её приглашать перестали, а сама она не навязывалась. Передавала подарки через сына. Сама Анна ни разу не позвонила, не поблагодарила за них свекровь. Только Борис ездил и между ними мосты наводил, уговаривая и ту, и другую не обижаться.
— Пробубнит что-то вроде «она мать, ей виднее», — вспоминала Инна Григорьевна. — А я значит, не мать? Ну её! Решила я не навязываться больше. Тут у меня другие заботы начались, Тимошка женился, привёл свою жену Ульяну ко мне жить. Вот с ней мы поладили сразу. Не знаю почему. Простая девушка, никаких у неё выкрутасов. Знаешь, что интересно? Она медсестра по профессии.
— Ух ты! Забавное совпадение! — улыбнулась Галя. — Та врач, а эта медсестра. Ну и невестки у тебя!
— Только Ульянка не у терапевта, а в частной клинике в стоматологии работает. Все к ней ходим, не за бесплатно, нет, но кое-что кое-где повыгоднее выходит… — загадочно улыбнулась Инна Григорьевна.
— Ну-ну, — понимающе ухмыльнулась Галя.
— Короче, поладили мы с Ульянкой с первых дней. Или она мудрее оказалась, знала, что ей со мной жить, надо поласковее, не знаю, но вот так вышло. Жили они у меня целых десять лет. На свою квартиру копили, не торопились и взяли даже без ипотеки. Димка на моих руках вырос, второй внук. Вот его люблю, обожаю. Первый зуб, первые шаги, всё помню. А Еву… Ну чужая она мне. Ни я её, ни она меня толком и не видела. А всё Анька, куpва.
— Да уж… С чего такая вражда, ну с чего? — недоумевала Галя.
— Шут её знает. Только пришло время в институт поступать этой Еве, так про бабушку вспомнили. Помню утро субботы было, ни свет, ни заря звонок в дверь. Я сплю, отсыпаюсь, выходной же. Халат накинула, глаза продрать никак не могу, зеваю во весь рот, открываю, смотрю Борька стоит, мнётся. Заходи, говорю, что случилось, время семь утра.
— А он?
— Дело, говорит срочное! Ева в вуз не поступила, чуть-чуть баллов не хватило, решили они на договорной основе учиться, документы вчера подали… А оплатить это дело должна была я!
— Чтооо? — удивилась Галя и даже привстала со стула.
— Да. Вот, мол, говорит, мам, поучаствуй, внучка же твоя родная. Ты же говорила, что не снимаешь свою пенсию, копишь, вот и помогла бы. Нам, говорит, не с чего. А кредит брать уж очень не хочется. Там какой-то факультет дорогой, что-то он про сумму говорил, я аж думала, что ослышалась. Потому она и не попала, видать, на бюджет, раз такой институт и такую специальность выбрала! Губа не дура, но и желающих кроме неё, многовато оказалось. Короче отказала я ему. Главным образом потому, что у меня на эти деньги свои планы были, да и обидно, если честно. То на пушечный выстрел к внучке не подпускали, будто я прокаженная, а то вынь им и положь столько денег! Сама ведь эта Ева тоже никакого внимания бабушке не оказывала, за всё время ни разу не звонила, не писала. Что ей, прямо запрещали? Телефон отнимали?
— Ну да, девка большая уже, могла бы и своё мнение иметь. Видать, наговорила ей невестушка про тебя Бог знает что, — предположила Галя.
— Словом обидно мне стало. Отказалась я в обучении внучки участвовать, потому что чужая она мне, потому что не общались мы с ней никогда. Борька как взвился, как заорёт, что, мол, надо было значит, подход к ним искать, стараться, отношения налаживать и это я сама виновата в том, что мы не общались! Правильно, мол, Аня тебя стервой называет… А потом осёкся, понял, что лишнего сказанул. Махнул рукой и молча вышел за дверь.
— А какие у тебя планы на деньги-то были? — спросила Галя.
— Дом около нас строить начали, повесили рекламу, на которой написано было, сколько стоят квартиры, — начала объяснять Инна Григорьевна. — Я сначала просто так, ради смеха, подумала о том, что, мол, у меня уже на их крошечную студию денег почти хватает. Ну дешево очень было, на стадии котлована. А я пенсию и правда никогда не снимала, несколько лет копила, кое-что даже докладывала, вот и накопилось.
— Значит ты квартиру купила? — догадалась Галя.
— Купила, — улыбаясь, согласилась Инна Григорьевна. — Думала долго, гадала, всё не решалась. Ипотека пугала меня. А потом ни разу не пожалела. Зато я её сдаю и имею доход. А Борька ко мне как раз накануне покупки квартиры зашел и про поступление Евы стал рассказывать. А я уже всё продумала, собиралась в понедельник идти оформлять…
После того случая Борис с женой совсем обиделись на Инну Григорьевну. Даже звонить и писать перестали. Хотя и до этого общение чаще всего происходило по инициативе самой Инны Григорьевны, а тут и вовсе сошло на нет.
Так прошло несколько лет.
— Не знаю, поступила Ева всё-таки куда-нибудь или нет, меня в это не посвящали, — рассказывала Инна Григорьевна Гале. — Я как-то написала Борьке пару раз, спросила про внучку, он не отвечает, а потом, наверное, вообще мой номер заблокировал, я в этом не очень не разбираюсь, но похоже на то.
— Это надо, а?! Родную мать заблокировал. Сынок называется, — покачала головой Галя.
— Ну я же ненужная оказалась, взять с меня нечего, — объяснила Инна Григорьевна. — Знаешь, я не очень горевала. Тимофей с Ульяной квартиру недалеко от меня купили, мы общались часто даже уже после того, как они переехали. Димку люблю обожаю. Да, вот такая вопиющая несправедливость, одного внука люблю, другую нет. Кто в этом виноват? Уж точно не я. Я, что могла, сделала.
— Ну да… Насильно мил не будешь. Сколько можно было пытаться налаживать отношения? Что ещё можно было сделать? — поддержала Галя подругу.
***
Через некоторое время эта история имела продолжение. Не приходивший за шесть лет ни разу в гости Борис снова явился к матери и стал возмущаться.
— Разругались мы с сыном пуще прежнего, — снова рассказывала новости Инна Григорьевна Гале. — Димка-то мой совсем большой стал, через месяц женится.
— Внук?! Уже женится?! Как время летит… — проговорила удивлённая Галя.
— Ну да. Решила я ему квартиру подарить, только…
— Квартиру?! — снова удивилась Галя. — Ту, свою студию, которую сдаёшь?
— Ага. Только оформили мы её на него, чтобы единолично ему принадлежала, а то мало ли ушлых девиц…
— Уже и оформили даже…
— Оформили, чтобы как добрачное имущество было, если что. А Тимофей-дуралей возьми, да и взболтни Борьке (они ведь общаются) про этот факт. Борька, как штык тут же ко мне явился ругаться. И адрес мой сразу вспомнил. Я чуть слезу не пустила, так умилилась его приходу, — саркастически заметила Инна Григорьевна
Борис сходу начал кричать, что мать поступила несправедливо.
— Мы тебя так просили внучке помочь, а ты отказала! Считаться начала. Внучка не внучка тебе! Общались не общались. Да какая разница, родная кровь! — возмущался Борис. — А тут другой внучок всё взял и заграбастал. Ишь хитрые! Жена Тимохи, небось, ужом вилась, перед тобой выслуживалась, чтобы квартиру получить, а мы не заслужили! Рожей не вышли! Значит были деньги-то у тебя! Были! А ты не дала, на родную внучку пожалела! Не бабушка ты, а стеpва, права была Анька!
Инна Григорьевна даже слова не могла вставить, сидела молча и ждала пока сын прекратит этот поток обидных обвинений, а потом тихо, но твёрдо произнесла:
— Квартира моя, кому хочу, тому и дарю.
— А если Ева замуж выйдет, ты тоже ей квартиру подаришь?! — вдруг спросил Борис.
— С чего? У меня нет второй квартиры, — ответила Инна Григорьевна. Она смотрела на сына и чувствовала, что он за эти годы стал совсем чужой. Как так вышло? Как получилось?
— Тогда на нашу помощь можешь даже не рассчитывать, — процедил Борис. — Если что, сама колупайся.
***
— А я и так сама, — сказала Инна Григорьевна Гале. — Полгода назад я месяц в больнице лежала, хренушки они ко мне пришли! Даже не позвонили, только Ульяна бегала, навещала. Хотя небось, Тимофей Борьке рассказывал, что я в больнице. Но мы ж обижены! Не общаемся! Не звонил, не приходил. Мать ему не мать.
— Да… И его понять, конечно можно, — задумчиво проговорила Галя. — Но ведь получается они сами виноваты, первые начали. Анька его. Что она на тебя взъелась?! А Борису следовало мать уважать и не плясать под дудку жены. Если бы он хоть защищал тебя перед ней. А то выходит, что он просто встал на её сторону, тем самым предав тебя. А она и рада. Да ещё и внучку против бабушки настроили. И с чего всё началось, не понятно.
— Сильно гоношистая, эта Аня, врачиха наша. Уж главврачом стала, теперь на хромой козе к ней не подъедешь. А я и не собираюсь. И назло ещё, свою квартиру на Тимошку перепишу, чтоб ничего Борису с этой противной Анькой не досталось! — сердито проговорила Инна Григорьевна.
— Ну… С этим ты бы не торопилась, — покачала головой Галя. — Не надо. Пока жива, пусть твоя квартира тебе и принадлежит. А потом пускай сами разбираются.
Инна Григорьевна, нахмурив брови, молча сидела и смотрела прямо перед собой. Галя поняла, что её слова до подруги не доходят. Она уже всё решила.