Все бросили: что скрывает старушка, которую дочь оставила в доме престарелых
Плачь, плачь! Может, слезами своими прокормишься!
– Бросили… Все меня бросили…
Алевтина Степановна, сгорбившись так, что её плечи почти касались стола, сидела в потертом кресле с высокой спинкой. Её тонкие руки, покрытые старческими пятнами, нервно теребили край платочка, которым она время от времени обмахивалась, словно пытаясь прогнать не только духоту, но и тяжёлые мысли. Её соседка, такая же пожилая женщина с добрыми морщинистыми глазами, внимательно слушала, сочувственно кивая головой и подливая в чашку Алевтины Степановны давно остывший чай из изящного чайника.
– Вот ведь как бывает, – причитала старушка, и в её голосе слышалась такая боль, что не поверить ей было невозможно. – Всю жизнь для них жила, ночей не спала, последние крохи отдавала, а теперь они даже не звонят, не пишут, не приезжают. Совсем совесть потеряли! – её голос дрожал, а в глазах блестели слёзы, которые она упорно пыталась скрыть.
Соседка утешающе кивала, хотя и не могла представить себе подобной ситуации. Вот она сама попросила внуков её сюда определить. Тут тебе и уход и компания… А вот так, чтобы бросить и забыть… Наверное, Алевтина рассказывает далеко не всю правду!
– Да-да, Алевтина Степановна, нехорошо это. А раньше-то как было?
– Раньше? – старушка подняла глаза, в которых читалась такая глубокая печаль, что сердце сжималось. – Раньше я для них всё делала! Каждую копейку считала, чтобы им на одежду хватало, чтобы на учёбу, чтобы на развлечения. А теперь вот, бросили старуху, забыли, как будто и не было никогда той любви, тех бессонных ночей, тех тревог и радостей…
В этот момент к их столику подошла молодая девушка. Римма, которая пришла навестить свою бабушку, и не смогла пройти мимо такой истории. Девушку так поразила судьба этой несчастной старушки, что она решила вмешаться.
– Простите, что лезу не в своё дело, – мягко начала она, привлекая внимание участниц разговора. – Но мне так жаль, что с вами поступили подобным образом! Никто не заслуживает такого одиночества и забвения!
Алевтина Степановна, словно расцветая от внимания и заботы, которую так давно не получала, благодарно улыбнулась.
– Ох, деточка, спасибо тебе. Не все ведь такие чёрствые, как мои дети. Ты даже не представляешь, как приятно услышать слова сочувствия от такого доброго сердца!
Римма внимательно слушала, кивая головой, её сердце сжималось от боли за эту одинокую женщину. История о брошенной матери тронула её до глубины души. Она не могла допустить, чтобы такая пожилая женщина страдала из-за равнодушия родных, и в её голове уже начали рождаться планы, как можно помочь Алевтине Степановне почувствовать себя нужной и любимой…
***************
В просторном, светлом кабинете Виолетта склонилась над стопкой тетрадей. Её тонкие пальцы аккуратно переворачивали страницы, а красная ручка методично выводила оценки и пометки.
Внезапно тишину нарушил резкий звонок телефона. Виолетта вздрогнула, словно её застали врасплох, и поспешно ответила, прервав свою работу.
– Алло? – произнесла она, стараясь скрыть раздражение в голосе.
На том конце провода раздался приглушённый голос секретаря, которая словно боялась быть услышанной кем-то ещё.
– Здравствуйте, Виолетта. Зайдите к директору. Кто-то ему позвонил и на вас нажаловался, – прошептала она в трубку, и в её голосе слышалось явное беспокойство. – Игорь Юрьевич сейчас сидит в своём кабинете, злой как не знаю кто! Поспешите.
Виолетта почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Её руки, до этого момента уверенно державшие телефон, вдруг стали ватными.
– Жалоба? От кого? – спросила она, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё сжималось от тревоги.
– От одной неравнодушной гражданки, – продолжала секретарь, почти шепотом. – Она утверждает, что вы не можете работать с детьми, раз даже родную мать бросили.
Услышав последнюю фразу, Виолетта вскочила со стула и, не подумав о том, что её кто-то мог услышать, громко воскликнула:
– Это абсурд! – голос женщины предательски дрожал. – Моя мать…
– Виолетта, я понимаю, что ситуация непростая, — поспешила успокоить её секретарь. — Нужно разобраться! Если пойдут слухи среди родителей… Сами понимаете, у нас частная школа… В общем, поспешите к директору.
Собрав остатки самообладания, Виолетта направилась к двери, понимая, что впереди её ждёт непростой разговор. Разговор о человеке, который получил ровно столько, сколько и заслужил!
////////////
Виолетта, едва справившись с дрожью в коленях и с волнением, которое сжимало горло ледяными тисками, вошла в кухню. Здесь, за накрытым кружевной скатертью столом, Алевтина Степановна, словно королева в своём крошечном королевстве, пила чай с пирожными, которые так любила. Её лицо выражало полное спокойствие, но в глазах уже читалось недоброе предчувствие.
– Мама, нам нужно поговорить, – тихо начала девушка, опустив глаза, чтобы не встретиться с острым, пронизывающим взглядом матери.
Алевтина Степановна отставила чашку с такой силой, что блюдце жалобно звякнуло. Её лицо мгновенно окаменело, превратившись в маску неприкрытого гнева и презрения.
– О чём же?
Виолетта сглотнула ком в горле, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, но изо всех сил стараясь не дать им пролиться.
– Я беременна, мама, – эта фраза далась ей с огромным трудом, словно каждое слово весило тонну.
Алевтина Степановна резко встала, опрокинув чашку, и чай растёкся по скатерти, оставляя неопрятные разводы на светлой ткани.
– Что ты сказала?! – голос женщины дрожал от ярости, а лицо побагровело от гнева. –Ты совсем с ума сошла? Как ты могла так поступить со мной? В восемнадцать лет!
– Мама, пожалуйста, выслушай… – Виолетта сделала шаг вперёд, но Алевтину было не остановить.
– Выслушать? – женщина наступала на дочь, словно разъярённая фурия, дрожа от злости. – Ты думаешь, мне интересно слушать твои оправдания? Ты разрушила всё, над чем я работала!
Девушка отступила к стене, чувствуя, как земля уходит из-под ног, как последние крупицы надежды рассыпаются в прах. Её руки инстинктивно потянулись к животу, защищая нерождённого ребёнка от этого кошмара.
– Я уже люблю его, мама. И не хочу… – голос Виолетты звучал очень тих. Казалось, она вот-вот заплачет.
– Любишь? – Алевтина Степановна расхохоталась, но в этом смехе не было ни капли радости, только яд и презрение. – Ты позоришь нашу семью! Чтобы я больше не слышала этого бреда! Собирай свои вещи и уходи!
– Куда я пойду? – голос Виолетты дрожал, в нём звучала мольба, которую она сама ненавидела. – На улице зима…
– Меня не волнует! – кричала Алевтина Степановна, её лицо исказилось от ненависти. – Ты для меня больше не существуешь! Убирайся, пока я полицию не вызвала! Это моя квартира! Я тут хозяйка!
– Но как же… – начала было Виолетта, но женщина перебила её, не дав закончить:
– Никаких “но”! Ты сама выбрала свою судьбу! И теперь пожинай плоды!
Виолетта собрала свои немногочисленные вещи в старый чемодан, который помнил её школьные годы. В ушах до сих пор звучали слова матери: “Ты для меня умерла!” Они звенели в голове, не давали дышать, заставляли слезы литься рекой…
Когда она вышла на улицу, холодный ветер пробрал её до костей, заставив зубы стучать от холода и страха. Алевтина Степановна захлопнула дверь, даже не оглянувшись, словно отрезая последнюю нить, связывающую их.
– И помни! – донеслось из-за закрытой двери, голос матери был полон злости. – Если появишься здесь снова – вызову полицию!
Шли годы. Виолетта, преодолев все трудности, смогла встать на ноги. Она отучилась и работала учителем в школе, растила сына. Жизнь постепенно налаживалась. И однажды, когда Миша уже подрос, а раны прошлого немного затянулись, Виолетта решила попробовать восстановить отношения с матерью.
Всё началось с коротких звонков. Алевтина Степановна поначалу отвечала холодно, почти сквозь зубы, но постепенно её тон становился мягче. Виолетта не торопила события, понимая, что прошлое не исправить, но будущее можно построить по-новому.
– Мама, – говорила девушка в трубку, – я просто хочу знать, как ты поживаешь.
– Нормально живу, – отвечала Алевтина Степановна, – только вот здоровье уже не то.
Постепенно эти короткие разговоры стали длиннее. Виолетта рассказывала о Мише, о своей работе, о повседневных делах. Она не напоминала о прошлом, не упрекала, просто делилась тем, что происходит в её жизни.
Однажды девушка решилась навестить мать лично. Она приехала с небольшим пакетом фруктов и пирожных, которые сама испекла. Алевтина Степановна встретила её сдержанно, но заметно было, что она рада.
– Проходи, – сказала она, открывая дверь. – Только ненадолго.
Они сели на кухне. Виолетта разлила чай, поставила тарелку с пирожными. Молчание затягивалось, но никто не спешил его нарушить.
– Мама, – наконец произнесла Виолетта, – я понимаю, что прошлое не изменить. Но я хочу, чтобы между нами были нормальные отношения.
Женщина опустила глаза.
– Ты всегда была упрямой, – пробормотала она. – Но я… я рада, что у тебя всё хорошо.
Они снова начали общаться и Виолетта подумала, что мать изменилась, что она смогла принять решение дочери. Девушка даже стала оставлять семилетнего Мишу у бабушки, надеясь, что сердце женщины растает. Как же жаль, что мальчик не рассказал всю правду раньше! Бедный её сынок… Столько пережить от родного человека…
Узнав правду, девушка снова разорвала все связи. Она никому не позволит обижать её ребенка! В следующий раз она с матерью встретилась только спустя долгие пятнадцать лет, когда здоровье Алевтины очень сильно пошатнулось. Почему-то женщина решила, что может заставить дочь ухаживать за ней. И это после всего того, что она сделала! Единственное, на что была готова Виолетта – оплатить дом престарелых. Пусть за это спасибо скажет…
//////////////
Виолетта медленно шла по длинному коридору, стены которого были увешаны школьными грамотами и фотографиями. В голове женщины кружились тревожные мысли, она не знала, чего ожидать от разговора с директором. Кто на неё пожаловался и за что?
Глубоко вздохнув, она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла. В просторном кабинете царил идеальный порядок: на столе не было ни пылинки, документы лежали ровными стопами, а в вазе стояли свежие цветы. Игорь Юрьевич сидел за массивным столом, его лицо было мрачным, а между бровями залегла глубокая складка.
– Присаживайтесь, Виолетта Егоровна, – произнёс он, указывая на стул напротив. Его голос звучал сухо и официально. – У меня есть к вам серьёзный разговор.
Женщина опустилась на стул, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё дрожало.
– Сегодня мне поступил звонок от одной неравнодушной гражданки, – начал директор, крутя в руках тяжелую ручку. – Она выразила серьёзные сомнения в вашей профессиональной пригодности. Утверждает, что человек, который не может найти общий язык даже с собственной матерью, не имеет морального права работать с детьми.
– Это ложь, – тихо, но твёрдо произнесла Виолетта. – Моя ситуация с матерью – это личное дело, которое никак не влияет на мою работу с детьми.
Директор поднял глаза.
– Понимаю ваше возмущение, Виолетта, но вы должны понимать: в частной школе репутация – это всё. Если родители начнут сомневаться в компетентности наших педагогов…
– Но это несправедливо! – не выдержала женщина. – Я посвящаю работе всё своё время, я люблю детей, я…
– Тише, тише, – поднял руку директор. – Я не говорю, что вы плохой педагог. Но ситуация требует разбирательства. Нам нужно защитить и вас, и репутацию школы.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
– Предлагаю поступить так: я проведу беседу с этой гражданкой. Вы пока продолжайте вести уроки, но будьте готовы, что некоторые родители могут проявить излишнее любопытство. И, Виолетта… – он внимательно посмотрел на неё, – постарайтесь не принимать это близко к сердцу. Мы разберёмся в ситуации и найдём выход.
– Спасибо за понимание, Игорь Юрьевич, – произнесла женщина, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я могу идти?
– Да, Виолетта Егоровна. И помните – школа на вашей стороне.
Когда дверь за ней закрылась, Виолетта прислонилась к стене, пытаясь собраться с мыслями. Впереди её ждали непростые дни, но она была готова бороться за своё честное имя и право учить детей…
***********
Миша и Катя сидели в уютном кафе, спрятавшемся в тени старых деревьев. За окном шелестел летний вечер, а внутри царила приятная прохлада, наполненная ароматами свежесваренного кофе и свежей выпечки.
Они увлечённо обсуждали планы на вечер – собирались пойти в кино на новый фильм, а потом прогуляться по набережной. Катя, склонив голову набок, рассказывала о своих мечтах, делилась новостями. Девушка была настолько милой, что Миша улыбался, внимательно слушая, когда вдруг его телефон завибрировал на столе, нарушая этот уютный момент.
– Миш, кто это? – спросила Катя, заметив, как он недоуменно уставился на экран.
– Не знаю, – ответил он, глядя на незнакомый номер.
Звонок был настойчивым, словно звонивший не собирался сдаваться. Миша поднёс телефон к уху, и его лицо мгновенно изменилось.
– Михаил? Здравствуйте. Меня зовут Римма. Я звоню по поводу вашей бабушки, – прозвучал женский голос на другом конце провода.
– И что с ней? – несколько равнодушно спросил Михаил, который “любимую” бабулю ненавидел всеми фибрами души.
– И вы ещё спрашиваете? Она так страдает в одиночестве! Вы бросили пожилую женщину на произвол судьбы!
Катя заметила, как кровь отхлынула от лица Миши. Его руки, до этого момента расслабленно лежавшие на столе, сжались в кулаки.
– Миш, что случилось? – прошептала она, наклоняясь ближе, но парень не отвечал. Он весь превратился в слух, ловя каждое слово Риммы.
В этот момент мир вокруг словно замер. Шум кафе, музыка, голоса других посетителей – всё отошло на второй план. Остались только голос в телефоне и бледное лицо Миши, на котором отражалась целая гамма эмоций: от гнева до презрения.
История, которую Римма узнала в доме престарелых, оказалась лишь верхушкой айсберга. Она не знала всей правды. Не знала, как восемнадцатилетняя Виолетта, беременная и испуганная, пришла к матери за помощью. Как Алевтина Степановна, вместо поддержки, выгнала дочь из дома, осыпая её проклятиями…
Миша очень хорошо помнил те редкие визиты к бабушке, когда мама не могла с ним сидеть из-за болезни.
В те редкие дни, когда Виолетта не могла оставить работу, чтобы посидеть с больным Мишей, выбора не оставалось – приходилось отвозить мальчика к бабушке. Молодая мама, разрывающаяся между школой, где она работала, и ребёнком, не могла позволить себе роскошь больничного. Каждый раз, отправляя сына к матери, Виолетта испытывала мучительную тревогу, но другого выхода просто не было.
Алевтина Степановна встречала внука с натянутой улыбкой, которая мгновенно исчезала, стоило захлопнуться входной двери. В её доме Миша чувствовал себя чужим и нежеланным гостем. С первых же минут пребывания там начинался настоящий кошмар.
– Обойдешься! – шипела бабушка, когда Миша осмеливался попросить поесть. – Пусть тебя мать кормит. Я на тебя продукты переводить не собираюсь!
Мальчик помнил, как часами сидел в темной комнате, слушая, как на кухне звякают тарелки и доносится аппетитный запах жареного мяса. Алевтина демонстративно гремела посудой, словно издеваясь над голодным внуком.
– Сиди тут и не высовывайся! – кричала она, проходя мимо закрытой двери. – Пока я не разрешу, даже не думай показываться на глаза!
Любое движение Миши вызывало шквал недовольства. Если он случайно задевал что-то в комнате, следовал яростный крик:
– Ты что творишь, неумеха?! Всё портишь, как и твоя мать!
Пощёчины сыпались за малейшую провинность. За испачканную рубашку, за пролитый чай, даже за то, что Миша посмел кашлянуть слишком громко. Бабушка не скупилась на оскорбления, поливая внука грязью при каждом удобном случае.
– Весь в отца своего! Такой же никчёмный и бесполезный! – орала она, размахивая полотенцем.
Миша запомнил, как однажды, заболев ангиной, он не мог проглотить даже воду. Горло пылало огнём, а бабушка, вместо того чтобы проявить сочувствие, только издевалась:
– Вот и хорошо, что не можешь есть! Меньше будешь просить!
В такие моменты мальчик мечтал только об одном – чтобы мама поскорее вернулась. Он представлял, как она обнимет его, как прижмёт к груди и скажет, что всё будет хорошо. Но время тянулось бесконечно долго, а страдания продолжались.
Алевтина Степановна находила извращённое удовольствие в унижении внука. Она заставляла его часами стоять в углу, не разрешала смотреть в окно, не давала даже попить. Когда Миша начинал плакать от голода и обиды, она только злорадно усмехалась:
– Плачь, плачь! Может, слезами своими прокормишься!
Виолетта, приходя за сыном, замечала его опухшие глаза и бледное лицо, но Миша никогда не жаловался. Он боялся, что мама расстроится ещё больше, ведь у неё и так было столько проблем. Мальчик хранил эти страшные воспоминания в глубине души, не позволяя им вырваться наружу.
А Алевтина Степановна продолжала свою игру, рассказывая всем вокруг, какая она заботливая бабушка, как трепетно относится к внуку. Она мастерски умела притворяться, создавая образ идеальной пожилой женщины, пока за закрытыми дверями творился настоящий кошмар.
И если бы Виолетта один раз не пришла раньше и не увидела всё происходящее своими глазами… Кто знает, сколько бы еще пришлось пережить мальчику…
Когда Римма узнала всю правду от Миши, она была потрясена. Какое-то время она молчала, парень даже подумал, что со связью проблемы.
– Я… я не знала, – шептала она, и в голосе слышались слёзы. – Я просто хотела помочь. Хотела, чтобы кто-то услышал её историю, поддержал её. Но я не знала всей правды.
Миша вздохнул, её голос звучал устало, но твёрдо.
– Римма, я понимаю ваши намерения. Вы хотели как лучше, но… Моя бабушка – мастер манипуляций. Она умеет представить себя пострадавшей, даже когда сама является главным обидчиком. Умеет заставить людей сочувствовать ей, не видя истинной картины происходящего.
В воздухе повисла тяжёлая пауза. Катя, всё это время молчавшая и пытавшаяся понять, что происходит, наконец решилась задать вопрос:
— Миш, может, нам стоит поговорить об этом дома? Я не понимаю, что происходит, но вижу, как тебе тяжело.
Миша кивнул, его взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно он видел перед собой картины прошлого.
— Да, Катя, ты права. Пойдём домой. В кино уже что-то не хочется…
*********************
В просторной гостиной дома престарелых, где когда-то Алевтина Степановна была в центре внимания, теперь царила совсем другая атмосфера. Она всё так же устраивалась в своём любимом кресле с высокой спинкой, всё так же доставала платок и начинала свои бесконечные истории о неблагодарных детях. Но теперь слушатели постепенно исчезали один за другим. Кто-то пересаживался подальше, кто-то делал вид, что задремал, а кто-то просто уходил заниматься своими делами.
Её голос, когда-то полный обиды и драматизма, теперь звучал всё более одиноко. Она всё ещё верила, что её истории трогают сердца окружающих, но правда, как известно, имеет свойство всплывать, как бы её ни пытались скрыть. Слухи распространяются быстро, особенно в таком месте, где каждый день наполнен разговорами и наблюдениями.
Миша и Виолетта, узнав всю правду, долго обсуждали произошедшее. В конце концов, они решили не держать зла на Римму. Ведь она действовала из лучших побуждений, пусть и ошиблась в своих выводах. Главное – что теперь правда известна, и это, возможно, поможет предотвратить подобные ситуации в будущем.
Виолетта облегченно выдохнула, когда директор сказал, что проблема разрешена и даже извинился за доставленные неудобства.
А Алевтина Степановна так и осталась со своими историями, которые уже никто не слушал. Она всё ещё пыталась привлечь внимание, всё ещё рассказывала о своих якобы страданиях, но теперь её слова встречали лишь вежливое молчание или откровенное игнорирование. Ведь настоящая доброта измеряется не словами, а поступками. И её поступки, полные жестокости и равнодушия к собственным детям, говорили сами за себя…