Жена устала и решила устроить себе выходной: «Галя, ты чего? Женщина без дела — как лодка без вёсел»
Сколько это будет продолжаться?
— Мам, положи денег на проездной, — сказала Кира, не поднимая головы от телефона. — Две тысячи. И ещё на подарок Вике, у неё завтра тоже день рождения.
Галина Юрьевна поправляла шарф у зеркала в прихожей. Казалось бы, особенный день: дочери исполняется семнадцать. Но в груди пусто, будто кто-то выкрутил лампочку и забыл вернуть свет. Она знала, что на карте осталось чуть больше трёх тысяч, зарплата через шесть дней, а дома — полпачки гречки и пачка макарон. Но привычка выручать оказалась сильнее.
— Сколько нужно всего? — уточнила она спокойно.
— Я же сказала: две на проездной и хотя бы тысячу на подарок, — Кира вздохнула, словно разговор с матерью — досадная помеха между уведомлениями.
В кухню, запахнув куртку, заглянул муж. Андрей был в своём обычном виде: джинсы с пятнами, мятая клетчатая рубашка, ключи в руке.
— Кирка, с днюхой! — чмокнул он дочь в макушку. — Вечером подарок получишь. Я денег дам, сама выберешь.
Галина вздрогнула. Подарок? Они ничего не покупали и не обсуждали. Она посмотрела на мужа: «С каких денег?» Но Андрей уже натягивал ботинки.
— Сколько дашь? — оживилась Кира.
— Пять хватит? — Андрею нравилось произносить круглые суммы. Он чувствовал себя щедрым и нужным.
Галина машинально вытерла кружку полотенцем. На карте — восемь тысяч. Половина уйдёт в чёрную дыру под названием «подарок», а впереди неделя. Счета, продукты, проезд. Она хотела сказать «давай обсудим», но Андрей отмахнулся:
— Некогда, аварийка!
Дверь хлопнула, в прихожей дрогнули узкие зеркальные створки шкафа. Кира сунула телефон в карман, мимоходом обняла мать одной рукой — больше ради приличия — и убежала в колледж.
Галина осталась в тишине, где тикали дешёвые часы. Она нарезала хлеб, достала банку тушёнки, но положила обратно. Вечером будет «праздник»: салаты, горячее, торт. И всё это — за её счёт, её силы, её время.
На работе она старалась не думать. Сверяла платёжки, отмечала галочками, отвечала на звонки. Коллега, Валентина Петровна, заметила, как Галина трет переносицу.
— Ты чего такая, Гал?
— У дочери день рождения, — сказала Галина. — Стол накрою, торт куплю.
— А муж поможет?
— Муж «бабки даст». — Она удивилась, насколько горько прозвучало.
Вечером Галина бегала по кухне. «Оливье» в большом тазике, куриные бёдра в духовке, картошка на гарнир, «Наполеон» из ближайшей кондитерской. К семи пришёл Андрей, пахло пивом и табаком. С важным видом достал конверт.
— Держи, дочка! — Он протянул Кире пять тысяч.
— Папа, ты лучший! — Кира засмеялась, пересчитала деньги и тут же принялась листать телефон: выбирать кроссовки.
Они с Андреем оживлённо обсуждали модели и скидки, а Галина, поставив на стол горячее, села на край стула. Никто не сказал «спасибо». Никто не заметил, что она с утра на ногах.
— Мам, а от тебя что? — Кира подняла глаза, словно вспомнила.
— Я… — Галина посмотрела на Андрея, надеясь, он скажет про общий подарок.
— Мама же стол приготовила, — легко отрезал он. — Это и есть подарок.
Кира кивнула, как будто услышала очевидность. Внутри у Галины что-то глухо стукнуло. В этот звук вложились годы: бессонные ночи у детской кроватки, очередь к педиатру, мерзлые пакеты с рынка, чужие праздники, где «мама сама разрулит».
Ночью она переворачивалась с боку на бок. В какой момент она стала мебелью? Когда последний раз кто-то спрашивал: «Галя, а ты чего хочешь?» В памяти всплыла короткая сцена: двадцать лет назад Андрей позвал её в кино, и она смеялась его шуткам. Тогда ей казалось, что рядом — плечо. Сейчас рядом было требование.
Утром, выпив холодный чай, Галина решила: сегодня у неё будет выходной. Не тот, когда успеваешь вымыть полы, сварить борщ и постирать полотенца. А настоящий — без «надо». Андрей как раз застёгивал куртку.
— Я с Саней на рыбалку, — сообщил он. — К вечеру подтянусь.
— А продукты на неделю кто купит? — спокойно спросила Галина.
— Ты и купишь.
— У меня тоже выходной, Андрей.
Он усмехнулся:
— У бабы выходной? Это что-то новенькое.
— Привыкай, — сказала Галина и первой вышла из квартиры.
На улице было сине и сыро. Ветер гонял по двору жёлтые листья, и она внезапно почувствовала себя лёгкой, как этот лист. Зашла в книжный, где пахло бумагой и кофе; купила «Жизнь и судьбу» — мечтала перечитать, но всё откладывала. В кафе напротив окон заказала капучино и медовик, открыла книгу и долго смотрела на первую страницу, не читая. Ей было достаточно сидеть и знать, что прямо сейчас она никому ничего не должна.
В театральной кассе кассирша терпеливо перечисляла репертуар. «Гроза», «Старомодная комедия», концерт камерной музыки. Галина подумала: «А почему нет?» и взяла билет на воскресенье. У выхода она заметила своё отражение в тёмном стекле: обычная женщина в пальто, со следами усталости под глазами — и с новой линией губ. Как будто эта линия, наконец, принадлежала ей.
Домой она вернулась к пяти. В раковине торчала вчерашняя кастрюля, на столе — крошки от торта. Кира сидела в телефоне.
— Мам, а поесть что? — спросила лениво.
— Купи и приготовь, — ответила Галина. — В холодильнике есть яйца и сосиски.
— У меня денег нет!
— Заранее надо было думать. Мои силы закончились вчера.
Кира фыркнула и ушла в комнату. Вскоре пришёл Андрей, пахнущий пивом и свежим ветром. Заглянул в кастрюли.
— А ужин где?
— Сегодня выходной.
— У кого?
— У меня.
— Галя, ты чего? Женщина без дела — как лодка без вёсел.
— Значит, грести будешь сам, — сказала она и ушла читать.
Дни напоминали медленную перестройку. Галина готовила через раз, стирала только своё, убирала то, что мусорила сама. Записалась в бассейн: суббота и вторник, семь вечера. Поначалу неловко было идти одной, но запах хлорки успокаивал, а вода обнимала, как подружка.
Андрей то сердился, то шутил, то жаловался на «бабские новомодства». Кира ворчала в чатах, но однажды Галина застала её на кухне с разделочной доской: дочь резала лук и плакала — от лука и от неожиданности.
Конфликт случился через месяц. Вечером Андрей, уставший и злой, ворвался на кухню.
— Сколько это будет продолжаться? Либо всё по-старому, либо уходи!
Галина вытерла руки о полотенце, словно завершала работу, и спокойно сказала:
— Хорошо. Я уйду.
Она позвонила сестре — Оксане, живущей в соседнем городе, — и на следующий день уехала к ней на электричке с небольшим чемоданом и книгой, которую не успела дочитать.
***
У Оксаны было тесно, шумно и уютно. Пахло жареными яблоками и кошачьим кормом. Племянник учил физику и путал формулы, муж сестры каждый вечер рассказывал историю про свой завод, всегда заканчивающуюся анекдотом. Галина спала на раскладном диване, просыпалась без будильника и впервые за много лет не чувствовала себя обязанной миру. Она гуляла по набережной, рассматривала витрины, записалась на бесплатную лекцию в библиотеке и купила дешёвые серьги — давно хотела, но всё казалось «лишним».
А дома всё расползалось. Андрей держал вид независимого героя, но быстро устал от полуфабрикатов. Кира трижды спалила макароны, на четвёртый — получилось, но пересолила так, что отец молча выкинул в ведро. В квартире пахло сгоревшим маслом, пустые бутылки прятались под раковиной. Соседка снизу жаловалась на мусор на лестнице. Андрей решил «наказать» Галину молчанием, но молчание хуже ругани: в нём слышно всё, чего ты не умеешь.
Через полтора месяца он приехал к Оксане. Стоял на пороге помятый.
— Галь, — сказал он, мнущимися руками разглаживая куртку. — Я был неправ. Возвращайся. Без тебя никак.
— Что именно ты понял? — спросила она твёрдо.
— Что ты не кухарка и не стиралка. Что всё держится на тебе. И что я вёл себя как… дурак.
Галина подумала, как будет звучать её «да», если за ним не последует «но».
— Я вернусь, — сказала она. — Но три условия. Первое: домашние дела — поровну, по расписанию. Второе: крупные траты — только после общего обсуждения. Третье: у меня два вечера в неделю только для себя.
— Согласен, — выдохнул Андрей. — И Кире передам.
— Кире скажешь сам, — добавила Галина. — Не ради меня, ради неё.
Оксана пододвинула сестре тарелку с яблочным пирогом: её способ сказать «я рядом».
***
Галина вернулась в субботу утром. Она ожидала хаос, но увидела попытку порядка: Кира помыла пол, на столе стоял букет из супермаркета, на плите — кастрюля борща. Слишком кислого, но борща.
— Мам, получилось не очень, но старалась, — призналась Кира.
— Вижу. Спасибо, — сказала Галина.
Вечером они втроём составили расписание: кто выносит мусор, кто моет пол, кто готовит. Андрей предлагал «мужские» дела — кран, полка, лампочка, — но Галина настояла: хозяйство — это не подвиг и не подачка, это просто часть общей жизни.
Первые недели было трудно. Андрей забывал про мусор и просил «сегодня мой день, но я устал». Кира пыталась обменять готовку на «завтра два раза», срывалась, рыдала над сырниками. Галина ловила себя на том, что хочет сделать всё сама, «быстрее же». Она останавливалась, уходила в комнату, делала три вдоха и вспоминала: «Я тоже человек».
И постепенно дом задышал новой жизнью. По воскресеньям они вместе ходили в магазин со списком, и выяснилось, что если цены видят все трое, спонтанных покупок становится меньше. Кира научилась жарить картошку так, что пахло детством у бабушки. А вчера Андрей вдруг сказал:
— Галь, давай куда-нибудь вместе? В театр, в ресторан…
— Давай. Только в «Макдональдс» не зови, — усмехнулась она.
Всё же не все потеряно. И даже что-то новое найдено.