Со временем подставы становились все более изощренными, коварными и подлыми.
Элла Эдуардовна была легендой. Легендой она была в узком кругу своей семьи, и легенда эта, мягко говоря, была далеко не позитивной.
Скупость Эллы Эдуардовны граничила с безумием.
Она могла любоваться картинами современных художников, выкладывая за них целые состояния, но никогда не дала бы в долг родному брату на операцию, мотивируя это тем, что “сам виноват, надо было думать раньше”.
О помощи не было и речи.
“Каждый сам кузнец своего счастья” — вот ее девиз. А если кто-то пытался влезть в ее кузницу, то немедленно получал наковальней.
В долг не давала никогда и никому. Степень родства и уровень доверия тут никакой роли не играли. Вообще. Нет и все. Даже такие суммы, которые были для нее мелочью, не одалживала. Благотворительность? Она считала это глупой тратой времени и денег.
“Лучше я куплю еще одну картину”, — любила повторять она, любуясь новыми приобретениями.
И подарки… О, эти подарки!
Это была отдельная глава в семейном фольклоре. Никто не ждал от Эллы Эдуардовны щедрых презентов, это очевидно. Все знали, что получат какой-нибудь хлам, от которого она сама давно хотела избавиться.
Но в этом хламе всегда была какая-то насмешка. Полосатая шторка для ванной, выцветшая до неузнаваемости и с дырками, будто кто-то в ванной поскользнулся и, падая, уцепился за нее. “Ой, да у вас тут ремонта-то нет, поэтому и такая шторка сойдет” — как напоминание о том, что окружающие беднее.
Салатник с трещиной, из которого опасно есть. “Ой, ну кладите в него фрукты или конфеты, никто не заметит”.
Сережки из разных потерянных комплектов, подобранные случайно.
Подшивки старых журналов, сломанные игрушки, потерявшие вид предметы интерьера — все это с годами превратилось в своеобразный ритуал издевательств, который Элла Эдуардовна, казалось, искренне любила.
Паша до сих пор с содроганием вспоминал тот самый подарок — подшивку журнала “Рыболов” за 1987 год. Где она только эти журналы откопала? Паша тогда был ребенком и мечтал о роликах. А вместо этого получил стопку пожелтевших страниц с советами о том, как ловить леща на донку.
— Ну, почитаешь и заинтересуешься! — без капли смущения сказала тогда Элла, — Вдруг откроешь в себе талант рыбака?
Таланта рыбака Паша в себе так и не открыл, но зато навсегда усвоил урок: от бабушки подарков лучше не ждать.
Алина, его сестра, тоже могла похвастаться коллекцией “ценных” презентов от любимой бабушки. Чего стоил только тот самый кофейный сервиз, в котором у каждой чашки была отбита ручка.
— Зато они все разные! — бодро заявила тогда Элла Эдуардовна. — Оригинально же!
Все привыкли к ее характеру. Смирились. Да и что им оставалось? Шептались за спиной, посмеивались, но в лицо всегда улыбались и благодарили за “замечательные” подарки.
Сама же Элла, между тем, ни в чем себе не отказывала. Ела самые изысканные деликатесы, одевалась в дорогие наряды, никогда не пропускала маникюр и косметолога, поэтому и в своей возрасте выглядела шикарно. В ее просторной квартире, больше напоминавшей музей, висели картины известных художников, стоимость которых большинство ее родственников не смогли бы заработать и за всю жизнь.
О характере Эллы Эдуардовны знали все. Привыкли. Пережили. Старались держаться подальше, особенно в тех случаях, когда требовались деньги. Все знали, что у Эллы Эдуардовны просить бесполезно.
И вот, в жизни Эллы Эдуардовны случилось нечто совершенно неожиданное — она стала прабабушкой. Причем дважды! Неожиданно, потому что очень рано. Но у них все в семье рожали рано. Ее внук, Паша, осчастливил ее правнучкой Евой. А внучка Алина — Милой. Девочки появились на свет с разницей всего в несколько месяцев.
К внукам Элла, как когда-то и к дочери, была равнодушна. Ну, есть и есть. В детстве она с ними не нянчилась, а теперь они какие-то взрослые люди со своими проблемами.
А тут вдруг… внезапно проснулись какие-то дремавшие доселе неведомые родственные чувства. Прабабушкой она еще не была! К правнучкам возникла странная, удивительная для всех остальных привязанность. Она даже стала покупать им подарки. Нормальные подарки! Развивающие игрушки, красивые платьица, небольшие золотые украшения.
— Что-то бабушка-то наша совсем плоха, — шептались родственники, наблюдая за метаморфозами Эллы Эдуардовны, — Наверное, старость не радость. Возраст, что ли, сказывается…
Апогеем этой небывалой щедрости стал третий день рождения Евы.
Помимо стандартного набора игрушек, кукол и конструкторов, Элла Эдуардовна преподнесла девочке… кулон. Шикарный кулон из своей личной коллекции драгоценностей. Золотой, с россыпью бриллиантов, явно очень дорогой, явно представляющий собой не только ювелирную, но и художественную ценность.
Паша, опешивший от такой щедрости, благодарил бабушку, не веря своему счастью. Он прекрасно понимал, сколько стоит эта безделушка, и втайне мечтал продать ее, чтобы хоть немного поправить свое финансовое положение. Да-да, у Паши проблемы с деньгами. Вечные. Но продать кулон он побоялся, ведь бабушка наверняка потом захочет его увидеть.
Алина, наблюдавшая за всем этим с натянутой улыбкой, тоже умилялась.
“Вот и Миле скоро три года,” — думала она, делая мысленную пометку в своем блокноте, — “Наверняка и ей достанется что-нибудь не менее шикарное. Может быть, даже кольцо с изумрудом. Или браслет с сапфирами. Интересно, бабушка заметит, если мы сделаем копию, а сам подарок продадим?”

Мысли у них были примерно одинаковые.
Конечно, они бы больше обрадовались эквивалентной сумме денег, чем драгоценной, но бессмысленной для них побрякушке.
Но Миле, в день ее трехлетия, досталась… шоколадка. Обычная шоколадка “Аленка”, купленная в ближайшем супермаркете. И многозначительный взгляд Эллы Эдуардовны, словно говорящий: “Не рассчитывай на большее”.
— Кто какой подарок заслужил, тот такой и получил, — “мягко” намекнула Элла своей дочери, матери Алины, передавая скромный презент для Милы, — Не всем же бриллианты носить.
Алина сначала не поняла. Вернее, не хотела понимать. Но потом, увидев торжествующее выражение лица Паши и кулон, сверкающий на шее Евы, до нее дошло. До нее дошло, что ее дочь, ее любимая Мила, не потянула на звание лучшей правнучки.
Началось.
С этого самого момента между Пашей и Алиной развернулась нешуточная борьба за внимание и расположение Эллы Эдуардовны.
Борьба, в которой все средства были хороши.
Каждый из них пытался доказать, что его ребенок лучше, умнее, красивее, талантливее, достойнее. Они заискивали, лебезили, приносили Элле Эдуардовне пироги собственного приготовления (хотя сами их, разумеется, не пекли, а заказывали у знакомой кондитерши, выдавая за свои кулинарные шедевры). Наряжали дочерей, как принцесс из сказки, стараясь угодить вкусам капризной старушки. И, конечно же, постоянно ссорились между собой, пытаясь задеть друг друга побольнее и очернить в глазах Эллы Эдуардовны.
Первой в наступление перешла Алина.
— Паш, а ты Еву к логопеду водишь? — невинно поинтересовалась она при Элле Эдуардовне, делая вид, что просто проявляет заботу, — Мила у нас уже все буквы выговаривает, стихи рассказывает, скороговорки читает. А Евочка, мне кажется, немного картавит. Это же может помешать ей в будущем, в школе… Говорит как-то невнятно. Как она будет выступать потом, когда в школе начнутся концерты и спектакли?
Паша мгновенно покраснел. Ева действительно немного картавила. Он давно собирался отвести ее к логопеду, но все время откладывал, то из-за нехватки времени, то из-за нехватки денег.
— Да все она нормально говорит, — огрызнулся он, — Просто у нее характер такой, не любит стихи учить. Зато она у меня уже танцует, как балерина! Вон, на днях на конкурсе первое место заняла.
— Первое место среди таких же трехлетних танцоров, — язвительно заметила Алина, — Это как-то не считается. Вот если бы она Большой театр покорила… Тогда да, это было бы достижение.
— Покорит, еще покорит! — взвился Паша, — У нее талант! А Мила твоя, кроме стихов, что-нибудь умеет? Хотя бы шнурки завязывать?
Алина замолчала. Мила, к ее стыду и разочарованию, действительно шнурки еще не завязывала.
Элла Эдуардовна наблюдала за этой словесной перепалкой с довольной улыбкой. Ей нравилось быть в центре внимания.
Потом Паша решил взять реванш. Он, как настоящий стратег, тщательно это спланировал. Он узнал, что Алина отдала Милу в кружок рисования, хотя девочке это занятие явно не нравилось. Мила каждый раз плакала, когда приходилось идти на занятия, но Алина настаивала, считая, что это полезно для развития. И для дополнительных баллов в глазах Эллы Эдуардовны тоже полезно.
— Алин, а зачем ты Милу туда таскаешь? — спросил он как бы случайно, во время очередного семейного чаепития у Эллы Эдуардовны, — Она же плачет каждый раз, когда в этот кружок идет. Зачем заставлять ребенка делать то, что ему не нравится? Ева у меня сама выбирает, чем ей заниматься. Хочет танцевать — танцует, хочет лепить из пластилина — лепит. Главное, чтобы ребенок был счастлив. А у Милы никаких способностей к рисованию, извини, нет. Зря тратишь деньги и ломаешь психику ребенка.
Паша попал в точку. Она действительно видела, что Мила не в восторге от рисования. Да и не получалось у нее ничего, даже для трехлетней.
— Живопись — это вклад в искусство, я вообще считаю, что рисование — лучшее занятия для ребенка, — перевернула ситуацию в свою пользу Алина, — А танцы — это так, баловство, пустая трата времени.
— Баловство? — возмутился Паша, — Танцы развивают координацию, чувство ритма, осанку! А рисование… Нет, живопись — это, конечно, лучшее, что изобрело человечество, но этим должны заниматься те, у кого талант.
Элла Эдуардовна снова улыбнулась.
Со временем подставы становились все более изощренными, коварными и подлыми. Алина, например, случайно “проговорилась” Элле Эдуардовне, что Паша тайно берет деньги у своей жены на “какие-то свои нужды”, не уточняя, на какие именно. Ворует, короче. И не работает. Зачем такому что-то дарить? Он и Евины подарки продаст и профукает. Паша, в свою очередь, намекнул, что Алина слишком много времени проводит в салонах красоты, вместо того чтобы заниматься воспитанием ребенка.
— А что, — говорил он, — Миле всего три года, а она уже больше времени проводит с воспитательницами и бабушками, чем с мамой.
Соревнование зашло так далеко, что они стали подставлять друг друга не только словами, но и делами.
Однажды Алина, воспользовавшись моментом, когда Ева осталась без присмотра, нарочно ее дразнила, чтобы Ева закатила истерику. Цель была проста — чтобы та не смогла через полчаса участвовать в утреннике, на который была приглашена Элла Эдуардовна. Паша, узнав об этом, подложил Алине бусы из квартиры Эллы. Якобы она пыталась их украсть.
Элла Эдуардовна, между тем, продолжала подливать масла в огонь. Она одаривала то одну, то другую девочку шикарными подарками, дразня их родителей. То Еве достанется дорогая кукла ручной работы, то Миле — золотой браслет с бриллиантами.
— Кто сейчас лучше себя ведет, тот и получает, — говорила она, наслаждаясь произведенным эффектом.
И Алина с Пашей старались еще больше, чтобы переиграть друг друга, чтобы доказать бабушке, что именно их ребенок достоин большего.
Но сумма призов должна увеличиваться.
И Элла заявила, что своей самой любимой правнучке она хочет подарить… квартиру.
— Я подумываю купить квартиру в центре, — объявила она, будто разыгрывала лотерею, — И я хочу подарить ее той из вас, девочки, которая будет самой умной, самой красивой и самой послушной. Та, которая лучше всех проявит себя в жизни.
Конечно, это было сказано для их родителей.
После этих слов все окончательно сошли с ума. Гонка за квартирой приобрела масштабы национального бедствия.
Девочки, в свою очередь, из счастливых и спокойных детей превратились в уставших и нервных. Они, хоть и были еще маленькими, прекрасно понимали, что от них что-то требуется, что от них ждут каких-то особенных достижений. Кружки, конкурсы, график… Ссоры родителей… И постоянные наказания за то, что у них что-то не получалось.
Кульминация всего этого абсурда произошла на именинах Эллы Эдуардовны. Все родственники, как нашкодившие коты, по ее настоянию должны были собраться за одним столом, чтобы засвидетельствовать свое почтение и поздравить именинницу.
Праздник шел своим чередом: тосты, поздравления, дежурные улыбки. Но в воздухе витало ощутимое напряжение.
После сытного обеда, Элла Эдуардовна достала из своей старинной шкатулки красивое ожерелье.
— Это ожерелье я хочу подарить… — она сделала драматическую паузу, обводя взглядом всех присутствующих в комнате, — …самой любимой моей правнучке. Но кому именно, я решу после окончания праздника.
Эти слова послужили спусковым крючком.
Мила и Ева, до этого мирно игравшие в углу комнаты, вдруг с диким криком набросились друг на друга. Они опрокинули шкатулку и стали тянуть ожерелье каждая к себе, отчаянно крича и царапаясь.
— Это мое! — кричала Мила, захлебываясь от слез, — Я самая лучшая! Я больше всех стихов знаю!
— Нет, мое! — вопила Ева, сжимая в руках часть ожерелья, — Я самая красивая! Я лучше всех танцую!
Обеих дома ждала выволочка, если девочка не окажется самой лучшей.
Ожерелье не выдержало напряжения и порвалось. Бусины из драгоценных камней рассыпались по полу, словно слезы.
Алина и Паша, остолбеневшие от увиденного, бросились разнимать своих дочерей.
Соревнование закончилось. В тот же вечер. Алина и Паша, молча переглянувшись, приняли решение, что с них хватит. Они устали от этой бесконечной гонки. И детей своих довели до ручки. Пускай бабушка сама над своим златом чахнет. Все равно она просто дразнит их своими деньгами.
Элла Эдуардовна, лишившись своего любимого развлечения, заскучала.
Прошла неделя.
Алина и Паша, уже начавшие даже адекватно общаться, получили очередной звонок от Эллы Эдуардовны.
— Я все-таки купила еще одну квартиру, — объявила она радостным голосом, — Престижный район, вид, ремонт… Все на высшем уровне. И я не знаю, на кого ее оформить. Может быть, вы все-таки передумаете и приедете ко мне в гости?
И Алина, и Паша после этого звонка долго молчали. А потом… гонка началась снова.
Кто в ней победил? Неизвестно. Да и важно ли это?