«Жалко её, конечно…» — я случайно услышала, что парень говорил обо мне своим друзьям
Как ты меня нашёл?
Маша делала вид, будто не слышит их разговора, хотя на самом деле старалась не пропускать ни одного слова, сказанного Костей. Если он упоминал какой-нибудь фильм, обязательно его потом смотрела, гуглила непонятные для неё термины, мысленно вела с ним дискуссии. Что и говорить: Маша была влюблена в Костю, хотя понимала, что шансов у неё нет.
-Я что тебе, лохушка на метро в театр ехать, – шипела Илона. – Или едем на такси, или я вообще никуда не пойду!
-Ну нет у меня денег, – извинялся Костя. – Ты же захочешь ещё и в ресторан зайти.
-Разумеется! Я тебя предупреждала – я девушка дорогая.
Илона и правда была бриллиантом в их общежитии – платиновые локоны выигрышно подчёркивали смуглые скулы, над пухлыми губками красовалась родинка, прямо как Мерлин Монро, а талия казалась такой тонкой, что легко можно обхватить руками. Такая девушка могла выбрать любого. Но и Костя был не абы кто – дерзкий, весёлый, играет на гитаре и знает столько всего умного, что Маша рядом с ним чувствует себя ужасно глупой. Маша, но не Илона – та в парнях ценит только деньги.
-Ну какое такси, – в голосе Кости появляется раздражение. – Тут до метро пять минут. Хватит вредничать.
-Я с нищебродом никуда не поеду! – надула губки Илона.
Видимо, она думала таким образом надавить на Костю. Но он внезапно сорвался и резко сказал:
-Ну и ладно, я тогда Машу с собой позову.
Маша даже испугалась. Вообще-то, Костя всегда был добр к Маше: если приносил Илоне пирожное, то и для Маши покупал тоже, никогда не акцентировал внимания на её особенностях, а когда однажды у неё сломалась трость, купил ей новую. Илона говорила, что Костя жалеет Машу, что и понятно: никаких других чувств она не могла вызвать.
Илона уставилась на Машу с таким видом, что сразу стало ясно: она не должна соглашаться на предложение Кости. Но Маша отчего-то сказала:
-Я с удовольствием.
Собиралась она под пристальным взглядом подруги, и оттого хромала ещё больше, чем обычно, но сдаваться не собиралась. Нет, Маша не надеялась, что такой парень, как Костя, всерьёз обратит на неё внимание. Но терять такой шанс она не могла: хотелось хотя бы ненадолго представить, каково это – встречаться с таким парнем, как Костя. Да и вообще с кем-то встречаться.
В деревне, где родилась Маша, к ней относились нормально: никогда не дразнили и не обижали, но дружить особо никто не дружил, потому что до девятого класса она училась на домашнем обучении, а когда решила поступать в университет и вышла на учёбу, не смогла вписаться ни в какую компанию.
Маме затея Маши не нравилась:
-Ну куда ты поедешь? – вздыхала она. – Зачем тебе учиться? Вон, вышла бы замуж за Пашку Колесникова, была бы как за каменной стеной.
Пашка был старше на десять лет, и женат до сих пор не был – в деревне его считали странным. Когда ему было десять лет, он чуть не утонул в местной речке, и отец Маши его спас. Когда отец сгинул в лесу, Пашка взялся опекать семью, и если у него спрашивали, почему он не женится, говорил:
-Вот Машка подрастёт и женюсь на ней.
Маша, в отличие от других деревенских, Пашку не боялась, но и замуж за него не собиралась. Она хотела учиться. Экзамены сдала не так хорошо, как хотелось бы, но ей помогла квота для инвалидов, и вот она студентка университета: учится на программиста, живёт в общежитии с соседкой, и хотя очень скучает по маме, возвращаться не собирается – первая сессия сдана, пусть и не без троек, и останавливаться Маша не собирается.
В театре Маша никогда не была. И честно сказала об этом Косте. Тот удивился.
-А почему? Тебя что, родители никогда не водили?
-Да я же в деревне жила, – заикаясь, ответила Маша. – У нас там нет театра.
Они шли по вечерней улице к метро, и Маша чувствовала себя так, будто парит на несколько сантиметров над землёй – трость ей была не нужна, потому что Костя взял её под руку.
-И как? Сложно было перебраться в такой мегаполис?
-Страшно было, – призналась Маша. – Но здесь столько всего интересного. Совсем другая жизнь.
-Понимаю, – согласился Костя. – Я хоть не из деревни, но в нашем городе тоже особо не развернёшься. Концертов никаких прикольных не бывает. Ты музыку слушаешь?
Маша смутилась.
-Да. Слушаю. Но не как все.
-Инопланетянка, что ли? – рассмеялся Костя.
-Нет, – ещё больше смутилась Маша. – Я коллекционирую компакт-диски. И слушаю их.
-Серьёзно? Винил – это сейчас модно. Кассеты – ретро. А CD… Это как-то странно. Почему именно они?
-Мой папа очень любил диски. У него был старый музыкальный центр, и он слушал только диски: и русский рок, и какую-то зарубежную электронику, и классику в странных обработках. Для меня эти серебряные диски… Они были как порталы в другой мир.
Она говорила всё быстрее, переставая заикаться.
-Когда его не стало, я пробовала слушать в интернете, но это было не то. Диск – он как живой. Вставил в привод, и он зашумел. Ты раскрываешь буклет, читаешь тексты, имена музыкантов, рассматриваешь картинки. Это как ритуал. И музыка звучит иначе, что ли.
Костя внимательно слушал и не перебивал. Вагон подземки качался, отбрасывая на его лицо полосы света.
-И что же в твоей коллекции? – спросил он, когда она замолчала.
-Сейчас уже немало, – с гордостью сказала Маша. – Когда переезжала, взяла с собой самое ценное. Есть «Наутилус», «Кино», «Аквариум» – это от папы. Потом я сама начала искать на барахолках и в комиссионках.
Костя рассмеялся.
-Ты необычная, не такая, как все.
Маша и без того знала, что она отличается от большинства других девушек. Но понимала, что сейчас Костя имеет в виду не её физические отклонения, а внутренний мир. И от удовольствия щёки у Маши вспыхнули.
Они вышли на своей станции. Дорога до общежития пролетела незаметно. Костя рассказывал про свою первую гитару и про то, как он учился играть первые песни.
У дверей общежития он остановился.
-Спасибо за компанию, Маш. Честно, было очень круто. И за рассказ про диски – ты меня вдохновила. Надо будет у родителей на чердаке порыться, может, найдётся что-то для твоей коллекции.
-Правда? – глаза Маши расширились.
-Обещаю! Спокойной ночи.
Он пошёл обратно к метро, а Маша поднялась в комнату. Илона молчала, уткнувшись в телефон. Маша, не говоря ни слова, аккуратно поставила трость у кровати, села и осторожно сняла туфли. Нога ныла от непривычно долгой прогулки, но такой счастливой Маша никогда себя не чувствовала.
Она достала из сумки программку спектакля и спрятала её в тумбочку, под стопку аккуратно разложенных компакт-дисков. Теперь у неё был не просто вечер в театре. У неё был разговор. Настоящий, долгий, будто они с Костей друзья. И обещание. Пусть маленькое и, возможно, ничего не значащее для него, но для неё это была целая вселенная, которая только что щедро приоткрыла свою дверь.
На следующий день они обе молча занимались, когда в дверь постучали особым образом: три раза и ещё два, так Костя всегда стучал.
Маша вздрогнула, оторвавшись от учебника по алгоритмам. Илона, развалившись на своей кровати с маской для лица, томно повернула голову.
-Ну-ка, посмотрим, как он будет выкручиваться, – проворковала она, и в её голосе была нерушимая уверенность в собственной правоте.
Илона встала, поправила шелковый халатик, убедилась, что он эффектно обрисовывает её фигуру, и грациозно открыла дверь.
На пороге стоял Костя. В руках у него был пластиковый пакет. Он выглядел чуть смущённым, но не раскаявшимся.
-Привет, Илон.
-О, смотрите, кто пришёл! Думаешь, я буду слушать твои оправдания? «Денег нет», «метро близко». Я тебя предупреждала, Костя: я не та девушка, с которой можно так обращаться. Так что можешь даже не начинать.
Она произнесла это с театральной паузой, ожидая, что он сейчас начнёт униженно молить о прощении. Но Костя лишь смущённо посмотрел не на неё, а через её плечо, вглубь комнаты, где застыла у своего стола Маша.
-Я, вообще-то, я не к тебе, Илон. Я к Маше.
В комнате повисла тишина, настолько плотная, что в ушах зазвенело. Илона медленно опустила руки. Её красивое лицо исказилось сначала недоумением, затем холодной, леденящей яростью. Она обернулась и бросила на Машу взгляд, который, казалось, мог свалить с ног.
-К Маше? – она произнесла это так, будто слова были ей непривычны и противны на вкус.
-Да, – Костя, кажется, и сам немного опешил от эффекта, который произвели его слова, но назад пути не было. Он шагнул мимо остолбеневшей Илоны в комнату. – Привет, Маш. Я тебе принёс кое-что.
Он достал из пакета компакт-диск в чуть потёртом кейсе. На обложке была Ума Турман в узнаваемом образе и надпись: «OST – Pulp Fiction».
-Спасибо!
Она провела по диску пальцем.
-Подумал, что тебе понравится.
Илона наблюдала за этой сценой, стоя у двери. Её щёки горели румянцем унижения.
-У тебя что, новая благотворительная программа? – с насмешкой спросила она.
Костя повернулся к ней.
-Илона, прекрати.
Он снова повернулся к Маше, которая, казалось, готова была провалиться сквозь пол, сжимая в руках бесценный подарок.
-Кстати, на следующей неделе в том же театре премьера. Современная пьеса, что-то про цифровое бессмертие. Сходим?
Вопрос повис в воздухе. Маша чувствовала на себе взгляд Илоны – тяжёлый, ядовитый, полный немого обещания страшной мести. Она боялась этой мести, но в ладонях у неё лежал холодный и одновременно такой тёплый диск – вещественное доказательство того, что тот вечер был правдой.
Она подняла глаза на Костю. Он не смотрел на неё с жалостью или снисхождением. В его взгляде было простое ожидание и лёгкая улыбка.
-Да, – сказала Маша, и её голос не дрогнул. – Я бы очень хотела. Спасибо.
-Отлично! Тогда я тебе напишу, – Костя обернулся к выходу, кивнул Илоне, чьё лицо теперь напоминало героиню какого-нибудь ужастика. – Пока.
Дверь закрылась. Оглушительная тишина наполнила комнату. Маша не решалась пошевелиться, продолжая смотреть на диск, как на амулет, отгоняющий зло.
Илона медленно, с ледяным достоинством, подошла к своему туалетному столику, села и начала тщательно, с каким-то фанатичным упорством, снимать маску с лица. Маша поняла, что она потеряла подругу. Но взамен получила что-то большее, о чём она даже боялась мечтать.
Костя и Маша стали ходить по театрам и музыкальным магазинам, проводили свободное время вместе. Они сидели в тихих уголках библиотек, где Костя показывал Маше редкие книги по архитектуре, а она ему – хитрые алгоритмы, которые писала сама. Гуляли по паркам, вдыхая влажный весенний воздух, и он держал её за руку. Всегда. Когда они переходили улицу. Когда поднимались по лестнице. Когда сидели в зале кинотеатра. Его рука была тёплой, твёрдой и надёжной. Она охватывала её ладонь целиком, и Маша тонула в этом чувстве безопасности. Никаких поцелуев. Никаких попыток обнять за талию или притянуть ближе. Для Маши, чей опыт общения с противоположным полом ограничивался деревенским Пашкой, это было достаточно. Она жила в этом сладком, трепетном напряжении, где каждый взгляд и прикосновение значили целый мир.
Илона же превратилась в ледяную статую. Она перестала разговаривать с Машей напрямую. Коммуницировала через записки («Не трогай мои духи») или разговоры по телефону, которые явственно велись на публику: «Да, представляешь, он её из жалости таскает! Ну, наверное, чтобы самому не казаться таким уж эгоистом…». Маша делала вид, что не слышит, и зарывалась глубже в код на экране ноутбука или в музыку с нового диска.
Однажды Илона вернулась поздно и принесла с собой сладковатый дымный запах вперемешку с острым алкогольным. Увидев, что Маша ещё не спит, она остановилась посреди комнаты, и её красивое лицо исказила откровенная, не прикрытая больше презрением злоба.
-Ну что, как твои благотворительные прогулки? – прошипела она.
Маша не ответила.
-Ты правда думаешь, что такой парень, как Костя, может всерьёз к кому-то вроде тебя проявить интерес? – Илона сделала паузу для драматизма. – Он тебе ничего про своего брата не рассказывал, да?
-Какого брата?
-Вот то-то же, – торжествующе протянула Илона. – У него младший брат был. С ДЦП. Костя всё детство с ним возился: катал его коляску, защищал от мальчишек. А потом мальчик умер. Года три назад. Так что ты для него не девушка, Машенька. Ты – его личная терапия. Живой проект по искуплению вины. Он привык опекать таких, как ты. Жалеет тебя, вот и всё!
Она не стала ждать ответа, гордо прошла в ванную и громко захлопнула дверь.
Каждое слово, сказанное Илоной, впивались острым осколком в сердце Маши. «Терапия». «Проект». «Опекать». И самое страшное – «жалеет». Всё встало на свои места. Его мягкость и бережность, отсутствие поцелуев или попыток склонить её к чему-то большему. Разве может парень вести себя так с девушкой, которая ему действительно нравится?
Слёзы подступили к глазам, но Маша сжала зубы. Она не даст Илоне удовольствия видеть её слёзы. И не позволит забрать у неё Костю.
«Пусть, – подумала она. – Пусть жалеет. Пусть это терапия. Но это моя терапия тоже. Илона может злиться. Весь мир может считать это жалостью. Но эти вечера – мои. И я их никому не отдам. Никому».
Больше Илона не возвращалась к этому разговору, и вообще, казалось, что забыла про Костю. По крайней мере, за неделю до дня рождения Маши она сказала:
-Нужно устроить тебе нормальный день рождения. Ты же говорила, что у тебя никогда не было вечеринок в честь дня рождения. Так надо устроить.
Маша, сидевшая над конспектами, осторожно подняла глаза.
-Вечеринку? Здесь?
-Ну да. Я организую. Позову пару своих подружек, чтобы не скучно было, ты из группы пригласи приятельниц. Костю, конечно. Тебе же хочется, чтобы он пришёл?
Настоящая вечеринка. В её честь. Пусть и в общежитии. Обычно день рождения они отмечали вдвоём с мамой, разве что Пашка иногда заходил.
-Это было бы здорово, – выдохнула Маша и зарделась от удовольствия. – Спасибо, Илона.
Та лишь кивнула, глядя в зеркало.
-Костя-то мне уже неинтересен, так что не переживай. Появился кое-кто с более серьёзными намерениями. Так что расслабься.
Эта фраза должна была успокоить, но почему-то оставила холодок под ложечкой. Маша отогнала сомнения, решив, что Илона действительно исправилась. Она в предвкушении заказала в местной пекарни торт («Чёрный лес», как в фильмах) и купила новое платье – простое, синее в белый горох, скромное, но самое нарядное в её гардеробе.
Вечер настал. Комнату украсили гирляндами и воздушными шарами, но когда стали собираться гости, предвкушение начало таять, как лёд на горячей плите.
Пришли не «пара подружек», а шумная ватага приятельниц. Все – блестящие, с безупречным макияжем, в коротких платьях, которые стоили, наверное, как Машина стипендия за полгода. Они влетели в комнату с криками «Илоночка, с днём рождения твоей соседки!», осыпали Машу дежурными комплиментами, взглянув на неё свысока, и мгновенно образовали свой громкий, пахнущий парфюмом кружок.
Маша в своём платье почувствовала себя не именинницей, а невидимой служанкой на пиру у королевы. Её торт быстро съели, даже не спросив, хочет ли она первый кусок. Музыку поставили какую-то агрессивно-клубную, заглушающую любые попытки поговорить.
И главное – Костя опаздывал.
Илона, сияющая в облегающем серебристом платье, играла роль радушной хозяйки. Она подошла к Маше с бокалом какого-то ярко-розового коктейля.
-Ну что стоишь? Праздник же! Выпей, расслабься, всё за тебя уже сделано, – и сунула бокал ей в руку.
Маша, оглушённая шумом, машинально сделала глоток. На вкус было сладко и горько одновременно. Илона тут же долила ей ещё из какой-то другой бутылки.
-За именинницу!
Пить Маша не умела. От содержимого бокала в голове начало шуметь. От второго бокала мир поплыл, зазвенел в ушах. Веселье вокруг стало казаться пугающим и чужим. Её тошнило.
-Простите… Мне нужно… – пробормотала она и, пошатываясь, пробилась сквозь толпу танцующих тел в сторону туалета.
Там, запершись, она сидела на крышке унитаза, обхватив голову руками. Тошнота, стыд, разочарование и гулкая обида на себя – за наивность, за надежду – всё это клубилось внутри. Она пробыла там долго, пока волны дурноты не отступили, оставив после себя леденящую пустоту и головную боль. Нужно было просто дойти до своей кровати и лечь. Забыть этот кошмар.
Когда она вышла, пригнувшись, стараясь стать незаметной, её взгляд упал на узкую полоску коридора у входной двери. Там стояли двое: Илона и Костя. Он выглядел недовольным и смущённым, в руке у него была небольшая подарочная коробка. Руки Илоны обвили его шею, она что-то шептала ему на ухо, прижимаясь всем телом, пытаясь поймать его губы своими.
Маша замерла. Вот оно. Конец её глупой сказки. Илона просто играла, чтобы в решающий момент отнять и унизить.
Но затем случилось неожиданное.
Костя не ответил на поцелуй. Он резко, почти грубо, отстранил Илону, держа её за плечи на расстоянии. Его лицо было не просто недовольным – оно было злым.
-Отстанешь ты от меня или нет? – его голос, обычно такой лёгкий, прозвучал отчётливо даже сквозь музыку. – И, вообще, что ты здесь устроила, что за балаган? И где Маша?
Илона засмеялась, но смех был фальшивым, злым.
-Ох, расслабься, герой. Она уже, наверное, спит. Перебрала, знаешь же этих деревенских…
Костя не стал её слушать. Он отшатнулся от неё, как от чего-то неприятного, и его взгляд метнулся по комнате. И тут он увидел Машу, застывшую в тени, с огромными глазами, полными боли, стыда и надежды. Костя решительно шагнул мимо Илоны, прямо к Маше. На её глазах выступили слёзы, которые она отчаянно пыталась сдержать. Он взял её за руку – не как обычно, тепло и бережно, а крепко, почти порывисто, как будто боялся, что её сейчас унесёт ветром.
-Мы уходим отсюда, – сказал он громко, так, чтобы слышали все, кто оказался рядом.
Илона, побледневшая от ярости, пыталась что-то сказать, но Костя уже вёл Машу к выходу, к двери, за которой был тихий, прохладный вечерний воздух, свобода от этого кошмара.
-Поехали к моим друзьям, – предложил он. – Ты извини, что я задержался – у друга тоже сегодня день рождения, забежал его поздравить, а они меня не отпускали.
По дороге Маша раскрыла подарок – там оказалась подборка дисков и маленький флакончик духов – белый кубик с цветочно-мускусным ароматом. Она бы предпочла провести этот вечер вдвоём с Костей, но решила, что познакомиться с его друзьями – это словно шаг во что-то новое и настоящее.
Ей было сложно. Шутки летали слишком быстро, отсылки к фильмам и играм, которых она не знала, казались ей непреодолимой стеной. Но она сидела рядом с Костей, и он то и дело переводил разговор на темы, которые были ей понятны: музыка, новые технологии, театр. Он подталкивал её ногой под столом, когда она замыкалась, и кивал, когда ей удавалось вставить реплику.
Ей казалось, что у неё получается. Что она – на шаг ближе к его миру. Голова всё ещё кружилась, и Маша встала, чтобы сходить в дамскую комнату и освежиться: перевести дух, собраться с мыслями. Когда она вышла из зала и направилась в конец коридора, то вдруг вспомнила, что забыла на стуле свою сумочку, в которой были капли для глаз (глаза от напряжения уставали). Она развернулась и, подойдя к углу, замерла.
-Ну, Костян, признавайся, – слышался добродушный, хрипловатый голос его друга Сашки. – Это что, новая благотворительная акция? Илона достала, решил сиротку пригреть?
Смешок. Маша прижалась к стене и боялась даже вдохнуть.
-Да брось, – ответил Костя. – Ну, жалко её, конечно. Чё, нельзя человека пожалеть? Маша – она тихая, умная, с ней спокойно. И Илону проучил, чтобы не думала, что она пуп земли.
-Так это, типа, щит? – не унимался другой голос. – От назойливых баб?
Костя засмеялся.
-Ну, не то, чтобы щит… Но удобно, да. И ей хорошо, и мне спокойно. Все в плюсе.
-Смотри, привыкнет она к тебе, будешь потом разгребать, – назидательно произнесла девушка-художница. – Потом не отцепишься. Они же влюбчивые, когда им внимание уделяют.
-Да ладно вам, я всё контролирую.
Каждое слово вонзилось в Машу остриём осколков её разбитой мечты. «Жалко». «Удобно». «Контролирую».
Маша не стала возвращаться за сумочкой и подарком. Просто ушла, почти бежала, хромая и спотыкаясь о плитку, не чувствуя боли в ноге. В ушах стоял оглушительный звон, заглушавший шум города. В голове крутилась одна мысль: «Домой. Надо домой».
В общежитии Илоны не было. Комната была пуста и молчалива. Маша, дрожащими руками, достала из-под кровати коробку со своей коллекцией дисков. Она не плакала, слёз не было. Была только ледяная, всепоглощающая ярость на саму себя. За наивность. За надежду. За то, что позволила ему играть с её чувствами.
Один за другим, с сухим, хрустальным треском, она стала ломать диски. Она ломала их о край стола, не обращая внимания на впивающуюся в ладони куски пластмассы. Каждый хруст был похоронным звоном по глупой девочке, которая верила в порталы в другой мир. Портал оказался дверью в чулан, где её держали из жалости.
Сломав все диски, она бросила осколки своей коллекции в мусорное ведро и начала машинально складывать вещи в старый чемодан. Она не думала об учёбе, о сессии, о своих мечтах стать программистом. Всё это было частью мира, где всё, что ей причиталось – это жалость. Жалость – вот единственная награда, которую она заслужила.
Уже спускаясь из общежития, Маша наткнулась на Илону – видимо, та ходила провожать своих подружек. Увидев в руках Маши чемодан, она спросила:
-Ты куда это собралась?
-Домой.
-Обиделась, что ли? Да я, как лучше, хотела!
-Ты была права, – сказала Маша. – Костя просто жалеет меня. И тебе хотел отомстить. Так что забирай его, он мне больше не нужен. Я еду домой.
-Да погоди ты, психованная! Куда домой? У тебя сессия на носу!
-Я не буду учиться.
-Из-за него, что ли?
Маша не ответила. Она обошла Илону и медленно поплелась к остановке, слушая, как колёсики чемодана стучат по мостовой.
Вокзал был пыльным, шумным и абсолютно безразличным. Маша купила билет на ближайшую электричку. До отправления оставалось сорок минут. Она села на жёсткий пластиковый стул в углу зала, прижала чемодан к ногам и уставилась в грязный пол. Мысли были тягучими и пустыми. Слёз так и не было, была звенящая пустота, постепенно наполнявшаяся едкой горечью.
Вдруг её взгляд, блуждающий по толпе, наткнулся на знакомую фигуру. Он буквально влетел в зал, запыхавшийся, с растрёпанными волосами. Костя.
Сердце Маши болезненно сжалось, но она тут же приказала ему замолчать. Предатель, – подумала она о своём сердце. Она отвернулась, надеясь, что он её не заметит в этой толпе.
Но он заметил. Он шёл прямо на неё, рассекая поток людей.
Маша вскочила, схватила чемодан, готовая бежать, но куда? Поезд ещё не объявляли.
-Маша! Стой! – его голос перекрыл гул вокзала.
Она замерла, не оборачиваясь, чувствуя, как он подходит сзади.
-Маша, пожалуйста…
Она медленно повернулась. Лицо её было каменным.
-Как ты меня нашёл?
-Илона, – выдохнул Костя, пытаясь отдышаться. – Она мне позвонила и сказала, где тебя искать. Маша, прости меня – я такой дурак! Полный, круглый, безнадёжный идиот. Я наговорил ерунды там, в квартире. Прости, я просто испугался.
-Испугался? – она непонимающе вскинула брови.
-Я не могу им объяснить, что я вижу в тебе! Им не объяснить, почему я, вместо того чтобы бегать за какой-нибудь… Они не поймут меня.
Он сделал шаг ближе, и теперь Маша видела в его глазах ту же боль, что испытывала она сама.
-У меня был брат. У него тоже был паралич, только сложнее. И я знаю, как может быть сложно, как мир может быть жесток к тем, кто отличается. И да, я сначала просто хотел тебя поддержать! Но потом… Потом я узнал, что внутри тебя целая вселенная. И ты стоишь десяти Илоны, вместе взятых! Дело не в жалости, Маша. Дело в том, что я влюбился в тебя. По-настоящему. И так испугался этого, что готов был похоронить это под грудой дурацких, удобных для всех отмазок. Прости меня. Прости, что оказался таким слабаком.
Он протянул к ней руку, их пальцы переплелись.
-Не уезжай. Пожалуйста. Дай мне шанс всё исправить.
Маша смотрела на его заплаканные глаза, на дрожащую руку, и думала о том, что сейчас в нём, возможно, снова говорит жалость. А, может, и нет. Но она никогда не узнает этого, если не попробует.
Громкоговоритель хрипло объявил отправление её электрички. Звук был похож на сигнал к бегству. Или к тому, чтобы остаться.
Маша посмотрела на свой билет, смятый в потной ладони. Потом подняла глаза на Костю. На его лицо, полное надежды и страха.
Она медленно разжала пальцы. Билет, подхваченный потоком воздуха, полетел в сторону платформы. А она шагнула к Косте и поцеловала его. Сама. Впервые. И поняла, что это – только начало.