Серафима Александровна умерла в начале лета…
КОШЕЧКА
Серафима Александровна умерла в начале лета. Вот был человек – и нет его. Инфаркт среди ясного неба, как говорится. Петровна и узнала-то, считай, случайно. Из магазина шла, поднималась к себе на третий этаж, смотрит – на втором у соседкиной двери женщина какая-то ключами гремит.
— А вы кем же Серафиме приходитесь? Дочка ее, что ли? – Петровна решила спросить, интересно.
— Я дочка, да.
— А я и смотрю, вроде лицо знакомое. А сама-то она что же, уехала куда или что?
— Мама умерла. Сердце. Завтра в крематории в два часа прощание, — сказала дочка и вошла в квартиру, закрыла дверь.
Петровна поднялась к себе. Разложила продукты: кефир — в холодильник, помидорчики, три штуки — на подоконник, полбатона — в хлебницу. Вот тебе и раз. Сердце, значит. А не жаловалась никогда вроде. Но а с другой-то стороны, это Петровне она не жаловалась, а дочка, поди, знала. Чего не следила тогда за матерью?
Пока варилась гречка на ужин, Петровна позвонила сыну.
— Вань, соседка-то моя, Серафима, помнишь? С которой мы ругались все? Со второго этажа-то?
— Ну помню вроде, и чего?
— Чего-чего… Померла вот. Завтра прощание, в два часа.
— Ну царство небесное ей. Ты хочешь, чтобы я тебя туда отвез, что ли? Так не могу, я на работе.
— Да не надо мне, я так просто. Померла вот, видишь. Прямо раз – и все. Что теперь делать-то, не знаю.
— В смысле — что делать? Ничего тут уж не поделаешь.
— Да не о том я, ей-то уже все равно, а я как?
— Мам, не пойму, чего ты хочешь? О, давай такси тебе вызову, съездишь попрощаться?
— Ай, да не надо, говорю же!
Петровна поужинала гречкой с кефиром и села к телевизору. Посмотрела «Вести», потом «Пусть говорят», потом две серии «Розыска». В полпервого, тяжело топая по привычке, пошла на кухню выпить таблетку и вдруг спохватилась: топать теперь незачем, никто этажом ниже ее не слышит. Не скажет ей соседка: Татьяна Петровна, миленькая, ну что же вы опять по ночам бродите? Я только задремала, а тут вы – бух, бух, прямо шаги Командора! А Петровна ей – это какого-такого командира? Это вы тут раскомандовались, Серафима Санна, да не по делу все! Мне лекарство надо пить перед сном, а летать не умею, уж извиняйте!
Петровна улеглась, долго не могла заснуть, ворочалась и вздыхала. Вот ведь как Серафима-то повернула все, вот ведь как…
Поднялась утром в плохом настроении. Пока закипал чайник, взяла лейку и пошла на балкон полить цветы. Поливала обильно, чтобы вода из ящичков протекала вниз, лилась на соседкин балкон. И снова спохватилась: для чего лить-то так? Нет Серафимы, не скажет она уже ничего про воду на своем балконе. Никогда теперь. Петровна отставила лейку и пошла на кухню. Попила чаю, а сладкого не захотелось, хотя было у нее варенье, и печенюшки были.
На подоконник слетелись голуби, загуркали, загремели по подоконнику коготками, захлопали крыльями. Петровна подставила скамеечку, сыпанула им через форточку хлебных корок. С Серафимой они и из-за голубей сколько раз ругались: та держала кота и кошку — Гошу и Дашу, и все Петровне выговаривала: зачем, мол, голубей на окне кормите, лучше бы на улице где-нибудь, они ведь и ко мне на подоконник садятся, Даша с Гошей нервничают. Так и говорила: нервничают. Это кошки-то! Петровна кошек в городе не признавала: в деревне они мышей ловят, а тут что? Только шерсть от них. Вот голуби — другое дело, птица божья, прилетели-улетели. Гадят, правда, ну дак и что? Все гадят.
Это, значит, сколько же они бок о бок с Серфимой прожили, лет десять? Петровна в этой квартире всю жизнь жила, сначала с родителями, потом с мужем. С мужем не сложилось, разошлись, Ваня, сын, совсем малой тогда был. Хорошо, хоть алименты муж выплачивал на Ваньку-то, так вот вырастила. Потом Ваня женился, съехал от Петровны, а на следующий год Серафима и заселилась этажом ниже. Петровна сначала обрадовалась: будет с кем поговорить, посидеть на скамейке у парадной. И понравилась ей Серафима на первый взгляд: аккуратная такая, культурная, сразу видно. Волосы седые, а одна только прядь темная. Петровна сначала думала — крашеная, а оказалось нет, свои волосы так поседели.
Но только Серафима не больно на скамейке сидеть любила, некогда ей, вишь ты. Ученики к ней ходили, даром что она учительница на пенсии. Не наработалась, стало быть, за тридцать лет.
Раз Петровна на балконе была, глядит — паренек у парадной ходит туда-сюда. То на лавочку присядет, то вдоль дома пройдется.
— Ты чего тут ходишь? — крикнула ему Петровна.
— Я к Серафиме Александровне, заниматься.
— Так и иди заниматься, чего околачиваешься у парадной?
— Да я раньше времени пришел, перепутал, а ее дома нет еще. Через полчаса придет, сказала.
Петровна в тот день не поленилась, спустилась к Серафиме на второй.
— Вы, Серафима Санна, за учениками за своими следите получше, а то они тут болтаются у парадной, мусорят, на стенах пишут.
— Да что вы?! Неужели Максим, пока меня ждал, стены разрисовывал?
— В этот раз не разрисовывал, так в следующий разрисует. Все они паршивцы, знаю я их.
— Да нет, Татьяна Петровна, тут вы не правы. Все люди разные, и дети тоже. Большей частью они хорошие, поверьте.
— Хорошие, конечно! А на стенах-то кто пишет? Вот эти хорошие и пишут!
— Ну давайте так: я им всем скажу, чтобы не хулиганили, а вы, если увидите что-нибудь, сразу мне сообщите, и мы вместе придумаем, как дело поправить, договорились?
Вот ничего вроде плохого не сказала, а Петровне чего-то обидно показалось: как с девчонкой с ней Серафима — «договорились?». С учениками со своими договаривайся. Ну и пошло потом…
Эх, Серафима, Серафима… Вот и не дружили никогда — как с ней подружиться-то было? Все у них по-разному с Петровной. Но а похожего тоже немало, как посмотришь: и возраст, и мужей нет, и дети отдельно живут. И чего ругались все время из-за ерунды из-за всякой? А теперь вот из головы она, Серафима, не идет.
Петровна посмотрела на часы — первый час уже. Может, поехать все же на прощание? И тут ведь не по-людски все, не в церкви, не отпевание — в крематории. Петровна пошла в комнату, раскрыла шкаф. Вот есть блузка темно-синяя, можно в ней. И цветы еще купить. Ладно.
Петровна оделась, посмотрелась в зеркало. Вроде ничего, прилично. Вызвала такси, социальное, со скидкой для пенсионеров. Цветы у крематория купит. Все, пошла.
На втором этаже Петровна остановилась. У Серафиминой двери сидела кошка. Петровна сразу почему-то поняла — кошка, не кот. Светло-серая, будто седая, а между ушами полоска темная. Кошка посмотрела на Петровну зеленущими глазами, как раз как у Серафимы были. Петровна и идти не смогла, встала как вкопанная. Долго они друг на друга смотрели, потом Петровна тихонько сказала:
— Серафима?
— Мя, — сказала кошка, потерлась о Петровнину ногу и пошла вверх по лестнице.
— Вот и ладно, — бормотала Петровна, поднимаясь следом. — Вот и прощаться не надо, вот и подружимся теперь. Симой буду звать.
— Мя, — сказала кошка и остановилась у Петровниной двери.
Автор: Сергей Ликс