«Я не причиню вам больше вреда»: история о прощении и надежде на новую жизнь

— Лидия Владимировна, вчера вечером мужчину привезли по «скорой», буянил, вас звал.

— А что с ним?

— Поджелудочная. Боль купировали, но анализы очень плохие. Фёдоров принимал, сказал, операция нужна.

Лидия застегнула перед зеркалом белый халат, окинула себя строгим взглядом. «И кто это может быть? Что ему от меня нужно? Снова претензии, жалобы? Кто-то не может принять диагноз и смириться с неизбежным? Или будет грозить использованием высокопоставленные связи, чтобы мы сделали невозможное, явили чудо и волшебным образом исцелили?»

Сколько таких страждущих, хватавшихся за последнюю соломинку, за тонкую ниточку, связывающую их с миром живых и здоровых, она перевидала. «Мы же не боги. Пациенты сами часто виноваты, поздно обращаются, когда ничего сделать нельзя. А у нас нет оборудования нужного, лекарства самые примитивные, специалистов не хватает. Все бегут отсюда в крупные города, где больше возможностей, перспектив… Врачи тоже люди, со своими запросами и проблемами…» — думала она, идя по коридору.

Лидия ответила кивком головы на приветствие, проходившего мимо коллеги. По мере приближения к палате, в сердце нарастала смутная тревога.

Пять лет назад умер от инфаркта опытный главный врач, её назначили на его место. Ей в наследство досталось старое разрушавшееся здание больницы, требующее ремонта. Старое изношенное оборудование. Не сбежавшие в областной центр врачи работали на пределе человеческих возможностей. Но требований к ним и больнице никто не отменял.

Они подошли палате, из-за двери которой слышались ругательства.

— Ну, где ваш главный врач? Умереть можно, дожидаясь. Никакого порядка. Дармоеды. У-у-у… — послышался то ли стон, то ли вой. — За что вам только деньги платит государство? Отойдите от меня!

— Вот, слышите? А вчера ещё хуже было. Еле уговорили укол сделать. Согласился, когда пообещали, что как только утром вы придёте, вас к нему приведём. А то всему отделению спать не дал бы, — сказала громким шёпотом Вера.

— А почему мне не позвонили? – Лидия строго глянула на молодую медсестру Веру с круглым деревенским лицом.

— Да как же… Вам тоже отдыхать нужно. Если к каждому будете вот так по первому требованию…

— Ладно, пойдем. – И Лидия открыла дверь в палату.

На неё сразу уставились несколько пар глаз.

Лидия внимательно вглядывалась в лица пациентов, стараясь угадать, кому она так срочно понадобилась, а главное, зачем. Натолкнулась на колючий взгляд из-под густых бровей. И сразу его узнала. Соколов Иван Борисович. Она не забудет это имя никогда.

В отросших волосах серые прядки, щетина на небритом подбородке тоже с сединой, хотя ему немного за сорок. Лидия подумала, что его можно было бы назвать красивым, если бы не упрямый колючий взгляд.

Вдруг лицо Соколова скривилось от приступа боли, будто в воду бросили камень и она пошла рябью. Мужчина скрипнул стиснутыми зубами, прикрыл глаза. Пальцы рук сгребли одеяло, сжав его в кулаки до побелевших костяшек.

Лидия подошла к его постели.

— Почему отказываетесь от уколов? Чтобы была причина снова на меня в суд подать?

Мужчина открыл глаза, глянул на Лидию и снова прикрыл их.

— Выйдите все. Мне нужно поговорить с ней, — сказал он сдавленным голосом, но громко, чтобы все расслышали.

Никто не шевельнулся. Приступ стихал, поэтому Соколов повторил боле спокойно:

— Пожалуйста, оставьте нас.

— Сначала медсестра сделает вам обезболивающее, потом поговорим. — Лидия оглянулась на Веру, стоявшую чуть поодаль, кивнула ей.

— Кто может ходить, выйдите, пожалуйста, — обратилась она к пациентам.

Те, нехотя, встали с кроватей, шаркая разношенными тапками, пошли к выходу, перешёптываясь. Вошла Вера и сделала укол присмиревшему Соколову. Выходя, оглянулась от двери. В глазах застыл вопрос: «Может, хоть я останусь? Мало ли что…»

Лидия отрицательно мотнула головой. Вскоре в плате остались только Соколов и Лидия Владимировна Старостина, главный врач больницы. Она перевела взгляд от закрывшейся за Верой двери на мужчину.

— Я вас слушаю.

— Меньше всего на свете хотел попасть в вашу больницу. Лучше умереть дома. Да соседка вызвала «скорую».

— Не говорите глупостей. Вашей жизни ничто не угрожает. – Лидия старалась выглядеть уверенной и спокойной под колким, пронизывающим взглядом Соколова.

— Я хотел попросить у вас прощение, что обвинял в смерти жены, проверку вызвал. – Он снова скривился, вывернул кулаки с зажатым в них одеялом.

— Ы-ы-ы, — простонал протяжно Соколов.

— Потерпите, сейчас станет легче.

— Не станет, пока не простите меня. Я не знал, что делаю. Когда Лиза умерла, я с катушек слетел. Обвинял всех в её смерти. Она всё говорила, что пройдёт, я верил ей, а надо было в областной центр её везти. Сейчас понимаю, вы ничем не могли ей помочь, но тогда… Хотел напугать вас.

Лидия не знала, что сказать. А он ждал, смотрел на неё с мольбой, но твёрдо.

— Напугали. Очень. Вы хотели этим вернуть жену? Мне отомстить за её смерть? А почему вы убежали, когда спасли из пруда моего сына? Я даже думала, что вы причастны к случившемуся с ним.

— Я же сказал, что не в себе был, — повторил раздражённо Соколов.

— Напрасно думаете, что я не понимала вашей боли. Но врачи не боги, не всесильны. Мой муж погиб четыре года назад, спасая чужих детей. Помните пожар? Все газеты писали. Пьяный мужчина уснул с сигаретой. Его жена тоже была пьяная. Двое детей остались без присмотра.

Муж шёл с работы и увидел в окне горящего дома кричавшую и бьющую в стекло девочку. Он, не раздумывая, бросился в огонь. Спас девочку и её четырехлетнего брата, потерявшего сознание от дыма. Даже пьяную женщину вытолкнул в окно, а сам не успел выбраться. Крыша обвалилась. Так что я в полной мере испытала, что такое потерять любимого человека, отца своего единственного ребёнка. – Лидия замолчала, глядя в окно.

Ветер раскачивал верхушки деревьев, покрытой молодой листвой. По голубому небу плыли барашки облаков, светило солнце и, наверное, одуряющее пахло черёмухой.

— Простите, я не знал, вернее не знал, что это ваш муж погиб тогда. Я думал…

— Думали, что? Что мы дармоеды, не умеем лечить? А нам нечем. Вашу жену могло спасти только чудо. Мы бы рады сделать всё возможно и невозможное, но сами видите, в каком состоянии больница. Если бы отправили её в областной центр, она не доехала бы. А вот вам нужно срочно делать операцию, и чем скорее, тем лучше. – Лидия сделала шаг к двери.

— Вы не ответили. Можете простить меня? – Он снова застонал и закрыл глаза.

Лидия, не отрываясь, смотрела в измученное болью лицо мужчины.

В тот такой же ясный майский день они с семилетним сыном Антоном гуляли в парке. Был прохладный и ветреный выходной день. Так же цвела черёмуха. На пруду плавали утки. Дети любили кормить их хлебом. Утки отяжелели, не улетали даже зимой. Хлеб, что они с сыном взяли из дома закончился, и Антон стал просить сбегать к палатке у входа в пар.

— Давай в следующий раз? Утки перекормленные, уже еле двигаются.

— Ну мам, ну пожалуйста, – канючил Антон. – Дай денег, я быстро сбегаю за булочкой.

По дорожкам парка гоняли на самокатах и велосипедах подростки. Того и гляди собью, стоит зазеваться.

— Пойдём вместе, — смягчилась Лидия, увидела расстроенное лицо сына. – Или подожди меня здесь. Я быстро. Только к воде не подходи. Жди. – И она быстро пошла к ларьку, оглядываясь.

За кронами деревьями пруд быстро исчез из виду. Дорога вместе с покупкой заняла всего несколько минут. Она торопливо шла назад с батоном, когда увидела, что гулявшие в парке люди бегут к пруду. И тоже побежала. Ещё издали заметила на краю пруда толпу людей. Сердце противно заныло от предчувствия беды. Она растолкала собравшихся и увидела Антона. Он сидел в мокрой одежде, покрытой грязно-зелёной тиной, и мелко дрожал.

— Антон! – Лидия села на корточки, стала сбрасывать с него водоросли.

— Мам… — посиневшие губы Антона скривились в плаче. – Я не виноват. Я не подходил. Меня столкнули.

— Кто? Что вы молчите? – Лидия обвала взглядом столпившихся вокруг детей и их родителей.

Она увидела Соколова. Он стоял поодаль, мокрый по пояс. Поймав взгляд Лидии, он тут же исчез.

— Подростки шли мимо. Я ничего не поняла. Они прошли, а мальчик оказался в воде. Я закричала, мужчина бросился в воду и вытащил мальчика. – Женщина обвела взглядом толпу в поисках спасителя. — Может, толкнули его в воду, но я не видела, – сказала она, крепко прижимая к бедру вырывающегося пятилетнего внука.

— «Скорую» уже вызвали, — сказал кто-то из толпы.

Лидия сняла с себя пальто и укутала дрожавшего Антона. Её тоже трясло от нервного потрясения и страха за сына.

В больнице нахлебавшемуся грязной воды Антону промыли желудок, согрели. Вода в пруду была ещё ледяная. С сыном всё обошлось.

А за неделю до этого в больницу приезжала проверка по поводу жалобы. Соколов обвинял больницу и её в смерти жены, Соколовой Елизаветы Ильиничны. Проверка ничего не нашла противозаконного, не выявила никаких нарушений. Но нервы Лидии потрепали.

Теперь он лежал перед ней и мучился от боли в животе. «Скорее нужно отправить его в областной центр. Я позвоню, объясню, про жалобу, проверку. Меня поймут. Сниму с себя ответственность».

Соколов снова застонал. Лидия окликнула Веру. Та просунула голову в приоткрытую дверь.

— Сколько кубиков ввела? – спросила Лидия.

— Да максимальную дозу, Лидия Владимировна. Должно подействовать, — ответила медсестра.

Лидия заметила взгляд Соколова из-под прикрытых век.

— Вам уже не так больно. Вы притворяетесь, — безжалостно сказала она.

— Вы сможете простить меня? – спросил тихо Соколов.

Лидия снова отвела взгляд к окну. «Как простить тех алкоголиков, которые чуть не сожгли заживо своих собственных детей, по вине которых погиб мой муж? Или подростка, толкнувшего Антона в пруд? Почему Соколов спас Антона, если пред этим написал на меня жалобу в Министерство? Спас, потому что не знал, что это мой сын? А если бы знал, полез бы в холодную воду?» Лидия снова посмотрела на Соколова и встретилась с его умоляющим взглядом.

«Я давала клятву. Если пациенту требуется помощь, даже если этот пациент Соколов, я не имею права смешивать личную обиду и профессиональный долг. Он спас моего сына».

— Я вас прощаю. Слышите, Иван Борисович? Сейчас вас отвезут в областной центр. – Она вышла из палаты.

Когда Соколова увезли, она задумалась. «Может уехать отсюда? А почему я должна бежать? Я ни в чём не виновата».

Через три недели в кабинет вошёл Соколов с букетом цветов. Лидия не сразу его узнала. После смерти жены он опустился, оброс. А сейчас аккуратно пострижен, чисто выбрит. Она снова подумала, как он красив, тем более, что глаза смотрели без ненависти, виновато и даже с какой-то отчаянной нежностью.

— Я пришёл ещё раз извиниться. Я знаю, что меня трудно простить. Не нужно никуда уезжать. Я не причиню вам больше вреда. Я хочу пригласить вас на ужин. Не спешите отказываться. Вы сильная женщина и вы мне очень нравитесь…

«А почему и нет?» — улыбнулась Лидия.

«Жить очень сложно. Очень мало любви и много одиночества. Долгих трудных часов, когда никого нет рядом»
Пётр Мамонов

Источник