Я рано начал гулять допоздна, связался с плохой компанией…
Отец ушёл потому, что узнал о мамином романе с коллегой. Дома случился страшный скандал.
— А что ты хотел? Я всё время одна да одна! Ты на работе на своей днями и ночами. Я женщина, мне внимание нужно!
— Что ты скажешь, если я твоего внимательного Ромочку посажу? Подкину ему чего-нибудь, и закрою, а? – с холодным бешенством спросил батя у матери.
Он служил опером в полиции.
— Ты не посмеешь! Не посмеешь! Ты сам всё разрушил.
Мать села на диван и заплакала. Отец уже почти сложил свои немногочисленные пожитки и направился к выходу. Я стоял у двери, ведущей из коридора в гостиную, готовый лечь на пороге, чтобы не выпустить отца. Что за глупость? У нас всегда была дружная, хорошая семья. Мать с отцом никогда не ссорились, шутили одинаковые шутки и вместе смеялись над ними. Да, батя много времени проводил на работе, часто возвращался оттуда жутко уставшим, с одним желанием: выспаться. Но то время, когда нам удавалось побыть семьёй, говорило о том, что у нас всё хорошо! Как же мать додумалась так всё испортить?! И неужели отец не простит?
— Глеб, не уходи. – с тоской сказала мать, оторвав ладони от лица. – Прости меня! Не уходи. Витя, да не грей ты тут уши!
Но я не сдвинулся с места. Встал в проходе. Мне, тогда двенадцатилетнему, казалось, что мне удастся помешать им порушить то, что я считал счастливой семьёй.
— Вить, пропусти. – серьёзным тоном велел отец.
Такой тон я слышал у него, когда он звонил по работе. Не дома. Не с нами.
— Не уходи! – попросил я.
— Дай мне пройти!
Всё с той же интонацией.
— Пап… а как же я?
Он отодвинул меня, как мебель, и вышел из квартиры. Мне казалось, что он так торопился уйти, чтобы ничего не натворить. Не просто чтобы не ударить мать сгоряча, а у него ведь было табельное. Глаза отца горели таким гневом, что он тогда правильно ушёл. Я теперь это понимаю. А в тот день он стал для меня человеком, который отодвинул меня с дороги как стул. А мать стала той, кто создал этот кошмар в нашей жизни.
Рома оказался, естественно, козлом, и тоже бросил мать следом за отцом. Она оказалась в ужасной ситуации. Муж ушёл, любовник бросил, сын винит в уходе отца. Ей было непросто, а тут я ещё…
Я рано начал гулять допоздна, связался с плохой компанией. Сначала были мелкие кражи, потом мы начали наглеть. Взяли нас на ограблении какого-то мажора – не всех. У него была охрана, они успели поймать двоих, меня и Славку. Отец, который был к тому времени начальником у себя в оперативном, приехал в отделение, где держали меня. Фамилия у нас была редкая – Сорока – и отчество не Петрович, а Глебович. Кто-то был знаком с отцом, вот и позвонил.
— Выходи, – бросил мне отец.
— Да пошёл ты, – процедил я сквозь зубы.
Он выволок меня из камеры.
— А Славян? – завопил я, отчаянно сопротивляясь.
Отец заволок меня в допросную и пару раз крепко врезал по лицу. Размазывая кровь пополам со слезами по лицу, я ненавидел его всё острее.
— Тебе сколько уже?
— Чего? – не понял я.
— Лет сколько? Пятнадцать?
Мне стало смешно.
— Поздравляю! Ты не знаешь, сколько лет твоему сыну!
— Да потому, что ты не мой! – заорал он мне в лицо. – Я Галку беременной замуж взял. Думал, будет мне хорошей женой. А она как была – тут он грубо выругался – так и осталась.
— А кто мой отец? – тупо спросил я.
Он дал мне носовой платок и бутылку с водой, я вытерся. Глеб сел напротив и сказал:
— Прости, что я тебя ударил. Ты меня очень расстроил. Думаешь, у меня дел своих нет?
— Так иди и делай свои дела. – буркнул я.
— Вить… по документам ты мой. И алименты я твоей матери плачу исправно. Но если так всё дальше будет катиться – я откажусь от тебя. Пусть тебя закрывают – какое моё дело, в конце концов?
— А сейчас?
— Что сейчас?
— Ну, сейчас… не закроют?
Он помотал головой.
— А Славка как же?
— Слушай, у Славки свой батя есть. У них зажиточная семья. Разберутся. Ты лучше о своей жизни подумай. Я вот не пойму, вам в тюрьме чего, мёдом что ли помазано? Думаешь, там не жизнь, а малина, поди? Так вот, это ад! Малолетка – ад в кубе.
Я в тюрьму не хотел. Мне было просто тоскливо и больно жить, больно смотреть на мать. Вот я и… отвлекался. Этими мыслями я и поделился с Глебом.
— Короче, выбор за тебя никто не сделает. Или ты начинаешь жить нормально – учиться и думать о будущем. Или по кривой дорожке, в конце которой, как правило, плохо кончают. Не хочешь в тюрьму – меняй своё поведение. Свободен.
Я пошёл к выходу. У двери меня остановил голос отца:
— И мать не вини. В разводе всегда оба виноваты. А то, что я тут про неё крикнул – это на эмоциях. Забудь.
— Глеб… батя, вы же любите друг друга! Может помиритесь? – безо всякой надежды спросил я.
— И про это тоже забудь, сынок.
Пацаны из нашей компашки отпускать меня не хотели. Пришлось пару раз подраться и походить с синяками. Но я отбился. Славку отец отмазал на условку, и он вернулся к прежним делам. Я же сделал выбор.
Мать простил. Очень постарался. Хотел поинтересоваться, от кого она меня родила, но почему-то не стал. Некогда мне было раскопками заниматься, по учёбе я отрастил такие хвосты, что исправление оценок занимало всё время.
Я успел исправить успеваемость и подал документы в несколько разных учебных заведений МВД.
— Ты спятил? – возмущалась мать. – Это же не жизнь! Вспомни отца! Это не жизнь.
Отца я часто вспоминал. Но видеться мы не виделись. Как-то негласно, и без обид. Получив вышку и выпустившись лейтенантом, я поехал к нему без звонка. Я ничего не хотел от отца, кроме того, что показать ему: я сделал правильный выбор. Я не пошёл по кривой.
Батя по-прежнему был начальник опер. отдела. Дальше не продвинулся. Видимо, его всё устраивало. Я заглянул в кабинет.
— Здравия желаю. – козырнул. – Лейтенант Сорока. Разрешите?
— Витька? – обалдело спросил отец.
Значит, мать сдержала слово. Не рассказала ему.
— Да ты чего, сынок. Ты это… вольно. Проходи, рассказывай.
Отец поил меня чаем. Предложил коньяку, но я отказался. Мы проговорили, наверное, час. Изредка Глеб отвечал на звонки по работе. Виски у бати стали совсем седыми, лицо прорезали морщины. Этот чужой, и родной в то же время, человек сидел в кресле, глядя на меня со слезой в глазу. Смахивал её. Эк его пробрало! С чего бы?
Я поделился своими успехами и планами. Обсудили футбол и политику. Пора было прощаться.
— Ладно, пап, пойду я.
Встал.
— Погоди. Погоди, куда ты пойдёшь? Не уходи. – Глеб встал. – Давай к нам в отдел, а?
Я задумался. Хотелось ли мне работать под его началом? Наверное, да. Наверное, все эти десять лет я скучал. Десять лет, мать его. Я сел обратно на стул.
— Не уйдёшь? – посмотрел на меня отец.
— Не уйду. Уйти я всегда успею.