Когда Серега устроился на хлебозавод, все женщины заметно подтянулись.
Серега ушел от жены Юльки. И к кому, и к кому — уму непостижимо! Коварной разлучницей оказалась коллега Сереги, Светка Королькова! Что нашел в ней тестомес хлебозавода, славящегося самой вкусной продукцией на весь район и даже область? Как он мог вообще?
Коллектив, состоящий из одних женщин, гудел растревоженным ульем. Единственный мужчина, молодой парень, талантливый пекарь, любящий муж и отец — непонятно с какого перепуга связался с этой…
«Эта» ходила с гордо поднятой головой: гляньте на меня бабы, такого молодца охмурила!
Нахалка! Как ее земля носит, паскудницу! И было бы кому соблазнять мужика, да только не ей, Светке.
***
Разведенка Королькова выдала замуж дочек, жила одиноко в своей двухкомнатной квартире, по выходным таскалась на перекладных в село, ухаживать за материнским огородом. Мать ее, Варька, уже года три «загорала» на вольных хлебах, засадив картохой плантацию в двадцать соток. Прикинувшись старой и больной, эксплуатировала дочку и радовалась, что осенью урожай можно будет сбыть по хорошей цене. А лучше — помариновать картошку зиму в подполе, а к весне взвинтить стоимость второго хлеба в два раза. Ничего — купят как миленькие.
У Светланы только от вида бесконечной плантации зубы ныть начинали. Мать — жадная: денег, чтобы поле трактором окучить, не давала. Вот и приходилось Корольковой младшей гнуть спину, как рабыне на плантации. Конечно, Королькова старшая делилась барышом. Если к этому прибавить с пару килограммов сливочного маргарина, да шесть десятков яиц, масла банку трехлитровую, сыра килограмм — можно и жить, ни о чем не печалясь. Хоть каких сторожей на проходной поставь, а Светка умела потихоньку таскать мимо их носа продукты с завода.
Не украдешь — не проживешь: таков был ее девиз. Молодые девки жили на одну зарплату, радуясь, что хлеб бесплатно выдавали, а Светка — не из таковских.
— Ничего, не убудет, — приговаривала она, распихивая по полкам холодильника утащенные в специальном поясе продукты.
Видать, ворованное масло не очень-то шло на пользу Корольковой: она была худая, как швабра, даже нос у Светки торчал как клюв. Внешностью бог Королькову, конечно, обошел: ей бы в шпионы пойти — ни лица, ни фигуры — серость. Напялит Светка по осенипальто-шинель с «коровьей» расцветкой, и шагает по Заводской на Вокзальную, чеканя по-солдатски шаги.
Придет домой, похлебает супу, позвонит дочкам, включит телевизор и уставится в какой-нибудь сериал. Только и радости у нее было, что сериалы. Там другая жизнь — сладкая, неведомая, полная страстей и приключений. Тошно и грустно Светке. Чем она хуже этих намалеванных профурсеток из телевизора? Ей, Корольковой, приодеться, да в парикмахерскую сходить — ахнут все. Размер у Светки подходящий: девяносто — шестьдесят — девяносто. Чем не модель? И возраст не критичный — сорок пять, баба ягодка опять. Что же это мужики все куда-то в другую сторону глаза пялят?
Первый муж, Корольков, бросил Светку на втором году жизни с маленькой Анюткой на руках. Убежал к какой-то тетке, соблазнившись на должность любовницы: директриса магазина. Это тебе не хухры-мухры.
Второй замуж Свету не звал: жил с ней в одной квартире, пользуясь тем, что жилплощади хватало. Ел и пил за Светкин счет, гулял, ездил на пикники и в санатории. Без нее. Прижил Маришку, а потом взял и утонул на рыбалке, кувырнувшись с лодки в пьяном виде.
И потекла у Корольковой унылая жизнь: пахота на заводе до седьмого пота, пахота на огороде, воспитание дочек и вечные поиски денег-денег-денег. Мать весь мозг проела своим: «Найди мужика». Можно подумать, они в очередь становились, чтобы взвалить на плечи женщину с двумя детьми. Дураков нет, а которые были, так Светке даром не нужны — наелась она этого.
Девчонки выросли, заневестились и разлетелись — кто куда. Тут и поняла Королькова, что будни прошедших лет, занятые возней с дочками, которые она тихо проклинала, ложась в постель, были самыми лучшими годами в ее жизни. А теперь что? Огород и сериалы? Тоска.
***
Когда Серега устроился на хлебозавод, все женщины заметно подтянулись. Молодой, высокий, светловолосый — мускулы бугрятся на плечах, красивые мужские руки привычно делают свою работу. Несколько простых движений — смотришь — не булка, а конь-огонь, или белочка-припевочка, а то и лисичка-сестричка с колобком на хитром, остром носике. Вот тебе и тестомес! Талант.
В душевой запахло дорогим туалетным мылом, а на работницах вместо штопаных лифчиков появилось красивое, жутко неудобное белье. А вдруг нечаянно зайдет Сережка в душевую, а там… было дело, чуть со стыда не сгорели, взглянув на себя со стороны, прямо клуни. Сергей, конечно, теперь деликатно стучался, но…
Да никто ничего такого не думал, все знали, что женат пекарь и счастлив в браке. В полдень зайдет на проходную Юлька, как солнышком осветит обшарпанные стены сторожки. Юная, как сама весна, с гривой пшеничных волос, замысловато переплетенных — так и тянет потрогать их шелк. Сама тоненькая, маленькая, и глаза — миндалевидные, светлые, с черными точками зрачков.
Приходила Юлька не одна — катила перед собой коляску с маленьким сынишкой, беленьким, в отца. Серега выбегал к ним, обнимал обоих, будто не видел двести лет. Жена ему баночки с горячим супчиком и пюре картофельным отдаст, а муж жене вручал горячий хлеб. Поболтают немного и расстанутся.
Красивая пара, что и говорить. Никому даже в голову не приходило, что можно их разлучить. Никому, кроме Светки.
А что? Если почитать самые захватывающие любовные романы или посмотреть самые кассовые мелодрамы, то сразу понятно, что делает их такими интересными. Борьба! В любом сериале всегда нарисуется знойная, коварная, гибкая и злая разлучница. Она, словно кошка, неслышно, на мягких лапках, влезает в душу герою драмы и покоряет его легко и просто. Тот теряет волю и разум (мужики везде одинаковые), сходит с ума и бросает свою верную, непорочную, простую, как три копейки, любимую.
Вот тут начинается настоящая жизнь! Война за сердце и душу, вечный бой и истинная драма! Никому не интересна сопливая золушка, чего-то там шьющая из лоскутков. Роковая красотка, пантера, злая колдунья всегда задает тон любой истории про любовь!
Королькова смотрела на себя в овальное зеркало и понимала: ни о чем. Но если…
Если надеть туфли на высоченной шпильке, узкое короткое платье, состричь с головы унылую химию, то получится из нее женщина-вамп. Был такой фильм со Шварценеггером в главной роли — там его страшненькая женушка, содрав пышные рукава с платьица и опрокинув на себя вазу с водой, превратилась в мечту! А она — хуже, что ли? Только действовать нужно аккуратно, нахрапом Сережу не возьмешь.
Для начала Королькова перевелась в смену к молодому пекарю.
Светлана была аккуратна и расторопна. А еще взяла она моду: мешки с мукой к чану подтаскивать. Сергей, увидев такое безобразие, рысил к ней, уставшей и покорной нелегкой бабьей судьбе, выхватывал из Светкиных рук тяжкую ношу.
— Да что ты, Сереженька, не надо. Мы привыкшие, — глаза в пол скорбно опущены, голос тихий.
Сергей смотрел на Свету с жалостью.
— Вы как мама моя, совсем себя не жалеете.
Э, нет. Мамы не надо. Королькова Сергея в сыночки брать не собиралась…
— А что, Сережа, я сильно старая? — спрашивала пекаря Света.
— Нет, что вы. Я просто… Мне просто…
— Хватит, расслабься. Давай «на ты», Сергей, — улыбалась Королькова и подмигивала озорно.
Потихоньку втиралась она к парню в доверие. Сначала все о ребеночке расспрашивала, потом жену хвалила, а тот, душа нараспашку, с удовольствием рассказывал Светке про семейную жизнь. Иногда приходил на работу злой, надутый.
— Что, с Юляшкой поругался? — тут как тут Королькова.
Сережка головой кивает. А она — масло масляное, само сочувствие, в душу лезет:
— Бывает, Серенький, не горюй. Муж и жена — одна сатана.
Через месяц в бочку меда дегтя подливать начала.
— Сережа, а у вас, я смотрю, в семье кто-то машину купил?
Парень смотрит удивленно.
— Ну, просто видела вчера Юльку… На таком шикарном джипе ехала, так я подумала… Ты чего такой?
И так, тихой сапой, по маленькой капельке, но регулярно:
— …Сережа, мне вчера дочка рассказывала: встретила Юлю в баре ночью. А с кем сыночек-то был?
— …Ой, Юлька опять с мужиком каким-то на остановке болтала.
— …Сергей, ты за женой следи, не хотела говорить, но пока ты на смене, она в соседний подъезд бегает. Люди видели!
— …Постыдилась бы! Такой муж, а она!
Юля перестала приходить к Сергею на работу. А тот являлся на смену взвинченный, издерганный. Близился Новый Год. Все на заводе болтали: кто, да где, да с кем справлять собираются. И только пекарь помалкивал. Что-то нехорошее у него в семье творилось.
Тридцатого собрались по традиции на работе: нарядились, расфуфырились. Королькова решила нанести решающий удар. Пришла на вечер — все так и ахнули. Платье длинное, в пол, а на боку — разрез, открывающий стройную ногу. Оказывается, у невзрачной Светки — модная фигура. И прическа стильная, и помада яркая, цвета бордо. Каблуки по плитке — цок-цок, будто гвозди вбивала Королькова в гроб семейной жизни Сереги.
Подпили, конечно — Светка следила, чтобы Сергей стопки не пропускал. А потом на медленный танец его пригласила: и не раз, и не два. А там — дело техники.
— Сережа, пойдем ко мне в гости? — ласковым шепотом на ухо.
Сергей брел, пошатываясь, а Королькова нежно за локоток поддерживала. Дома — музыка спокойная, салатик на закуску, елочка, свет приглушенный, постель с хрустящим бельем, и… ласка. Да такая, что сама она от себя такого не ожидала. Опытная, взрослая, хищница, вамп!
Утром Сергей вскочил виноватый, задергался, а Светка кофеек с капелькой ликера — ему в постель.
— Не волнуйся ты так, милый мой. Ничего с твоей малолеткой не случится, она о тебе много думает, когда по чужим мужикам таскается? — нежно, воркующе — не голос, а мед сладкий.
Через две недели Сергей пришел в дом Корольковой с вещами. Молодой и сильный, любящий и покорный.
***
Бабы на работе устроили Светке бойкот, хотели даже морду ей набить, о чем сообщили брошенной жене, явившись к ней чуть ли не всей бригадой.
А она ничего.
— Спасибо, девочки, не надо. Жизнь сама все по полочкам расставит.
Пришлось оставить в покое Светку. Правда, бойкот никто не отменял.
Серега забирал иногда сыночка на выходные. Королькова терпела, зубы сжав. Но терпение вознаграждалось вечером, когда Юля за ребенком приходила. Светка в комнате сидела и слушала с наслаждением, как муженек свою бывшую унижает, какими словами ее костерит.
***
Три года прожили вместе. На выходные в село ездили: Серега теперь там вместо вола вкалывал. На работу вместе, с работы — под ручку. Только куда-то стала пропадать молодая Серегина страсть, все больше спиной к ней отворачивался. Королькова вечерком ему водочки нальет — вроде оживился, глаза заблестели. А утром опять в себя спрячется, надуется как сыч и разговаривать не хочет.
Так и повелось у них: вечером Сергей пьет, а утром болеет. А потом и вовсе с катушек слетел: и утром, и вечером — пьяней вина. С работы не увольняли, пока не начал косячить. Попался Сергей на краже: Королькова научила. Тут его и уволили.
Сидит теперь в селе, работает на бабку, пьянь, рванина — куда подевался красивый парень, непонятно. Десятый год штанами улицы метет, до денурата дошел. Бабка Варька его в дом не пускает, спит Серега в сарае, грязный, вонючий, и это в сорок лет!
***
Недавно Юльку видела на улице: ничего ей не сделалось. Похорошела еще больше. Видно, что животик вырос. Сынишка взросленький, рядом идет. Высокий стал, стройный — в отца. Наверное, девчонки ему покоя не дают.
На стоянке у магазина машина их ждет, огромная, лаком сверкает. Какой-то мужчина из нее выскочил, Юльку целует, а парня по плечу легонько хлопает. Видный мужик, не чета алкашу Сереге. Дверь перед Юлей, как перед барыней открыл.
Потом автомобиль заурчал и с места плавно покатил, сияя боками.
Королькова посмотрела вслед, слюну сглотнула и дальше поплелась, домой скорее, от жары подальше. Давление что-то в последнее время совсем замучило.