Тогда на приёме Мария была одна, без медсестры. Этот визит был в числе приятных.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — девочка лет двенадцати вежливо предложила ей своё место в автобусе.
— Благодарю, — с облегчением ответила Мария, опускаясь на сиденье.
Её ноги в последнее время сильно ослабли, варикоз давал о себе знать — годы работы на ногах сказывались. Женщина, сидевшая рядом, с гордостью взглянула на свою воспитанную дочь и слегка улыбнулась.
И тут Мария встретилась с ней взглядом.
— Добрый день! — приветливо сказала Мария, пытаясь вспомнить имя. Кажется, это Елена. Но пациенток было так много, что она не решилась назвать её.
Женщина мгновенно напряглась, глаза её расширились от неожиданности, в них мелькнул страх. Затем она вздохнула, кивнула и отвернулась к окну.
Мария Петровна бросила взгляд на девочку, стоящую рядом с матерью, и внезапно всё стало на свои места.
Она вспомнила эту историю в деталях.
Мария Петровна, работая акушеркой долгие годы, привыкла мысленно делить свои приёмы на приятные и неприятные. Часто вечером она размышляла: был ли день удачным, если больше было лёгких случаев.
Она трудилась в районной консультации, дежурила в роддоме и посещала фельдшерские пункты в деревнях. Но с недавних пор ситуация с медицинским персоналом ухудшилась — ей приходилось часто заменять других, подрабатывать и работать без помощи медсестёр.
В те годы могучая метла перестройки начисто вымела из глухих и перспективных сёл всех докторов. Скудное оснащение заставляло порой медперсонал обмахивать пациентов платочком и обтирать водой, чтобы снизить температуру. Доходило и до этого.
Опытные и стойкие выдерживали, молодежь разбежалась.
Марию уже хорошо знали, за работу хвалили. Некоторых пациентов она вела много лет.
Тогда на приёме Мария была одна, без медсестры. Этот визит был в числе приятных.
Елена, пациентка, к сожалению, так и не стала матерью. Много лет они лечились с Марией, потом Елена и наблюдалась, и оперировалась в областной клинике, но…
Бесплодие. И тогда был просто очередной визит. Елене перевалило за сорок, и она уже знала — вопрос с рождением ребёнка закрыт.
— Ну что, Леночка, всё прекрасно.
— Прекрасно? Всё шутите, Мария Петровна. Прекрасно, это когда ребёнок получается, а я уже вот так…
Стройная светловолосая красивая Елена всегда вызывала у неё чувство невероятного желания помочь. Марию и мужа её уже хорошо знала, не раз он привозил жену. Оба надеялись. Именно под нажимом Марии обследовался и он.
Но дело было в Елене, проблемы с женским здоровьем были у неё.
Мария заполняла карточку, потом подняла глаза на пациентку:
— С усыновлением так и не решили? — они уже и раньше говорили об этом не раз.
— Не-ет. Ох, Мария Петровна, мы три года этим занимаемся, и всё никак. Сначала мальчика смотрели, но там мать лишена, и не факт, что не вернут ей материнство. Поди разберись в этих законах. Вот так привыкнешь, а его заберут… Потом ещё одного было взяли, и вдруг родственники объявились, сами забрали. Ещё девочка была, но большая уже — 8 лет. Даже не знаю, как объяснить… не наша, в общем. Отказника одного хотели взять, но он умер в роддоме неожиданно. Не везёт нам что-то…
— Да уж. У кого перебор, а у кого… Тут в селе одном пришла ко мне красавица на днях, — что-то вдруг разговорилась тогда Мария, — Прерывание хотела, а у самой 22-я неделя. И ладно бы первый раз. Так ведь… В общем, у неё это шестой ребёнок. Первые два желанные, но с мужем разошлась, пил. Вышла повторно, третьего родила от нового мужа, чтоб общий, значит, был. А потом понеслось… Три раза уж ко мне на прерывание приходит и каждый раз — с опозданием. А ведь видно, что еле тянут пятерых. Концы с концами… Второй-то у неё муж в совхозе работает, а какие там зарплаты… А она даже и не в декрете. Не работала. И вот — на тебе… Детки, правда, все хорошие. Я у неё троих и принимала.
— Вот ведь… Тут бы одного-то…
— Кому что Богом дано, видать, — Мария заполняла карточку.
Елена вздохнула.
— Видно, не заслужили мы перед Богом…
Мария подняла глаза. Наверное, зря она это рассказала. Расстроила Леночку только.
Приём продолжался, пациентки сидели в коридоре — очередь. Мария вышла в регистратуру и вдруг увидела, что Елена сидит в больничном коридоре.
— А вы чего? Ещё куда-то?
— Нет, я… Поговорить бы, Мария Петровна.
— Так пошли.
— Нет. Я подожду, когда вы закончите.
— Так ведь два часа ещё приёма.
— Я подожду.
Мария удивилась, спорить не стала, но после очередной пациентки всё же вышла к Елене опять и позвала в кабинет. Как-то неловко было, что та сидит и ждёт так долго.
— Мария Петровна, а можно я к вам домой лучше приду. Или встретимся вечером. Пожалуйста, — она смотрела так просяще, положив руку на грудь.
— Что случилось-то, Лен?
— Да ничего. В общем, я подойду к вашему дому в шесть. Я ж знаю, где вы живёте.
Мария пожала плечами. Но позже уже начала предполагать, о чём хочет поговорить Елена.
Короткий осенний день уже угасал, когда Мария возвращалась. Солнце ещё сверкало на крышах домов, но улицы забрались в тень. Елена ждала Марию возле её частного дома.
Акушерка не ошиблась в предположениях. Этот рассказ о женщине, о шестом ребёнке… А нельзя ли сделать так, чтобы этот ребёнок стал её?
Елена сложила руки на груди, обещала всё, что только можно обещать — быть век благодарной, любые деньги, молчание и послушание. Только…
Как? — Мария объясняла. Степанова Антонина Васильевна — её пациентка, и она не может способствовать тому, чтобы та отказалась. Как? Нет, это невозможно.
Если даже она откажется, то по закону ребёнка предложат на усыновление тому, кто первый в очереди. Да и добрая она, Тоня-то. Заберёт всего скорей. Разве акушер имеет право уговаривать мать оставить ребёнка?
Елена ушла в слезах, а Мария думала о том, что этот сегодняшний визит Елены можно переложить в мысленную корзину визитов неприятных. И ведь ничего она противозаконного и противосовестливого не сделала, а осталось какое-то чувство вины.
Так жаль женщину… так жаль.
У Марии было двое детей и трое внуков. И это ли не счастье! Хоть и переживала она всё время, что мало помогает дочке и снохе с внуками из-за такой вот работы, но эти минуты семейного счастья не променять было ни на что.
Этот вопрос о рождении или нерождении ребёнка Мария обдумывала всю жизнь. Государственные законы по искусственному прерыванию менялись, но в целом, оставалось всё также. Как прерывали, так и продолжали прерывать. В областной клинике порой делали до сорока прерываний в день.
И казалось в этом многочисленном отказе от рождения так странно не иметь возможности ребёнка заиметь. Но масса женщин лечились и от бесплодия.
Занималась абортами и Мария. Так она это не любила, но специальность такова. Чаще она ассистировала врачам, но и сама делала. Жизнь заставила. Одно время делали они аборты прямо в сельских пунктах. Всё было. Один раз ошиблись в сроках, ребёнок, девочка, зашевелилась, задышала…
Нет, лучше и не вспоминать такие вот моменты практики… лучше не вспоминать. Но сегодняшний разговор с Еленой что-то всколыхнул, заставил опять рассуждать о ценности жизни человеческой.
Мария плохо спала и наутро с больной головой отправилась в сельский фельдшерский пункт. Именно в тот, где поставила на учёт Степанову.
Антонина на приём пришла с двумя младшими. Пришла уже под самый конец отпущенного на приём времени.
За дверью возня, ребёнок стучит ладошками по двери кабинета. Антонина зашла с ребёнком на руках.
— Орет, Мария Петровна, не отпускает. Пусть со мной пока, — она усадила его на колени и сказала, обращаясь к нему, — Нет матери от вас никакого покоя, в больницу не сходишь, ироды.
— Как самочувствие?
— Просить вас пришла, доктор, ох просить! Ну, может, сделаем всё же что-то, а? Ну, ведь нет больше сил. Ну куда нам шестого-то? Ну, пожалуйста!
— Тоня! — Мария посмотрела строго из-под очков, — Я спросила, как вы себя чувствуете? Прерывать поздно, говорила же я.
— Да, нормально чувствую. Я ж всех хорошо хожу, знаете же. И сейчас всё хорошо. Никуда его не денешь, — она потрогала живот, — Я уж и бочку с водой в огороде передвигала, и ничего…
— Вы что! — Мария аж задохнулась от возмущения, — Скинуть пытаетесь?
— Так ведь… — Антонина заревела, — Лучше б вы. Лучше б в больнице… А вы не хотите. И муж ведь не хочет ребёнка-то.
В кабинет тихонько зашла девочка лет четырёх, подошла к матери и прижалась к её руке щекой.
Мария остыла. Так хотелось дать подзатыльник этой горе-беременной мамаше. Но вид этой сцены её задобрил.
— Тонь, коль случится что страшное, кто их-то растить будет? Не рискуй, пожалуйста, — как-то по-матерински перешла на «ты», — Ты даже не представляешь, чем рискуешь.
— Да я нет, — сопела пациентка, — Я один только раз, чего я не понимаю, что ли.
Осмотр прошёл суетно. Дети цеплялись за маму, приходилось их отвлекать.
— Там нет что ли никого больше в коридоре?
— Не-ет, я последняя. Пока собрались с этой оравой, пока доехали, — Тоня застегивала кофту.
Дети, наконец, отвлеклись — разглядывали напольные весы, старшая катала гирьки туда-сюда, младший наблюдал за процессом.
Мария писала, заполняла карточку, считала дни.
— Ты ж даже и не работала. Обидно. Хоть бы из декрета в декрет.
— Ничего у нас нет. И не платят сейчас ничего. Только обещаниями кормят. Вот вы говорите про питание моё, а мне детей порой кормить нечем. Я уж в сельсовете все пороги обила, многодетные ж. А, — Тоня махнула рукой, — Копейки получаем. Никто нам не помогает вообще. Хорошо хоть в саду их кормят.
Мария подняла глаза на Антонину… Замерла в крутнувшихся мыслях и опять наклонилась к бумагам.
Эти записи она так и не отвезла ещё в район. И то, что хочет она сейчас сказать — нарушение врачебной этики.
Но как бы было хорошо всем от такого вот расклада. Ребёнок получил бы любящих заботливых родителей, Елена — счастье материнства, Тоня — деньги и избавление от ещё одного уже лишнего рта.
Это же можно сделать официально: отказ — усыновление. И шанс был. Но всё было не так просто. Очередь на усыновление могла не дать Елене взять малыша, а Антонина всё равно не получила бы ничего при отказе.
— Тонь, слушай. А ты не думала об отказе от ребёнка?
Тоня посмотрела на Марию так, как будто та задала наиглупейший вопрос.
— Хм, а! Как не думала? Думала. Я ж не при вас Витьку рожала. Я ж отказную на него писала, а они взяли и принесли мне его и на ночь оставили. А он — да-авай орать! Кормить начала, а потом подумала-подумала, да и забрала. Чего уж…, — а потом она завыла, — Ой, Мария Петровна, знали б вы, какая у меня жизнь, если б знали…
Дети испугались, младший заплакал. Антонина подхватила его на руки и продолжила рыдать.
— Да ладно, Тонь, не плачь. Слушай, чего скажу.
Антонина шмыгнула носом, утерлась рукой и прислушалась, раскачивая на руках мальчонку.
— Вот что. Есть у меня женщина знакомая. Давай приедет она к тебе, может, договоритесь о чём. А я помогу, чем смогу, конечно. Ребёнка она очень хочет, а сама не родит. Очень порядочная, это гарантирую. И муж тоже у неё добрый такой. Может, сможете обойти бюрократические рамки, ты — отказную напишешь, а она — усыновит, да ещё и заплатит. Есть риск, конечно, что кому-то другому ребёнка отдадут, но попробовать можно.
«Господи, да что ж я делаю» — пронеслось в голове у Марии, и она отёрла испарину со лба. Ведь мать! Там где пятеро и шестой вырастет.
Но эта мать таскала в огороде бочки, чтоб убить дитя и недокармливала родившихся. Так может и лучше…
— Правда? — Антонина наморщила лоб, — А не знаете, сколько заплатит-то?
— Вот чего не знаю, того не знаю, но я адрес ей дам, она и подъедет. Хорошо?
— Давайте, чего б не переговорить-то? Тем более, если хорошая, говорите.
Мария позвонила на домашний Елене, попросила подойти в консультацию. Елена примчалась на следующий день ещё до начала приёма. Договорились, что съездят они с мужем и разведают ситуацию сами. Мария дала адрес. От райцентра чуть меньше часа езды.
Воодушевлённая Елена появилась через пару дней с коробкой конфет.
— Мария Петровна, мы договорились. И врача нашли в областной, Караваева, знаете же, и она вас знает, — шептала Елена, — А вы бы поассистировали, у вас такой опыт.
— Это хорошо, но Тоня легко рожает, можно было бы и у нас роды принять. Может, здесь с опекой полегче было бы, чем в областной. Надо бы сразу вопрос решить, может, и приплатить там кому, — шепнула Мария, — Ну, чтоб именно вам отдали на усыновление.
— Какое усыновление? Вы что? — Елена удивилась, — Просто я тоже лягу в больницу, и ребёнка будто я родила. Я и с работы уволюсь даже для этого, ну, чтоб никаких там декретов. А Тоня, Караваева сказала, и пусть на учёте. Но типа умер ребёнок. И Тоня согласна.
Мария хлопала глазами.
— Лен, ну это уж через край. Вы поймите, любой анализ крови покажет, что ребёнок не ваш с мужем. Мало ли…
— Никакого «мало ли» не будет, — Елена перебила, — Всё будет хорошо. Ну, Мария Петровна, пожалуйста. Мы ведь не просто так. Мы заплатим вам очень приличную сумму, не обидим. Неужели не нужны вам деньги? И ребёнок с нами будет счастлив. Вы хоть видели, как они живут?
Мария не видела, но и участвовать в таком незаконном деле не было никакого желания. Тем более, что есть возможность всё сделать законным путём: отказ — усыновление. Стоит «подмазать» кое-кого в органах опеки, решить вопрос заранее и всё.
Но Елена и слышать о таком не хотела. Она хотела «родить» сама. Она столько раз сталкивалась с обстоятельствами, мешающими усыновить, что уже не верила ничему. Только обманным путём и можно завести ребёнка — она была убеждена.
Сначала определённого ответа Мария не дала, переспала с этим ночь. А на следующий день сама набрала Елену. По телефону не очень-то на эту тему поговоришь:
— Здравствуйте, Елена. Я по поводу вчерашнего нашего разговора. Я б отказаться хотела от участия.
Елена что-то пыталась говорить, но Мария положила трубку. Нет, так не пойдёт. Одно дело заплатить органам, чтоб усыновить конкретного ребёнка, тем более что давно этим вопросом занимаются, и совсем другое — такой обман.
И зачем? Дитё всё равно по закону только их будет. Зачем?
Но, видимо, Елене это было крайне важно. Она прибежала к концу приёма Марии Петровны.
— Мария Петровна, как же так? Вы же сами это всё и придумали, и предложили? Вы сами начали всю эту организацию.
— Елена, я предлагала другое — усыновить нежеланного ребёнка моей пациентки, которая хотела и до сих пор хочет от него избавиться. Вот и всё. Но играть в ваши «роды» я не предлагала.
— Мария Петровна, что плохого мы делаем? Вы же знаете, как страдаем мы с мужем, сколько перепробовали, и где только я не лечилась. А сейчас я всего лишь хочу осчастливить маленького человечка, сделать его родным. И что плохого, если я куплю это счастье за деньги? Отдам деньги несчастной женщине. Испытаю счастье родов, счастье настоящего материнства…
И как Мария ни пыталась переубедить Елену, как ни отговаривала, та стояла на своём: пусть я заплачу больше, но куплю себе «настоящего», а не усыновлённого ребёнка.
В этот день разговор не закончился. Вскоре Елена пришла опять и опять уговаривала. А когда поняла, что Мария не согласна, заявила:
— Ну, раз так. Мы решим эту проблему без вас, — уже официальным тоном произнесла Елена, — Можем ли мы надеяться на вашу порядочность, на то, что об этом никто не узнает и палок в колёса нам никто не поставит?
— Конечно, можете, Елена! Я ничего предпринимать не собираюсь. Но и участвовать…
Елена достала конверт.
— Вот возьмите, это — вам.
— Ну что вы, — Мария не хотела ничего брать, — За что же? Я же отказалась.
— Это за молчание.
— Заберите, пожалуйста. Я клянусь вам, что эту историю я забыла.
Елена деньги забрала и ушла обиженная. А Мария и правда эту историю просто забыла.
Карточку пациентки Степановой Тони из фельдшерского пункта забрали, и теперь она наблюдалась у других врачей. Карточку Елены забрала она сама из регистратуры и больше не появлялась в их женской консультации.
И да, Мария вскоре услышала разговоры в селе, куда она по-прежнему ездила работать, что Тоня родила мёртвую девочку и вернулась домой без ребёнка.
А ещё заметила Мария, что обходит Тоня её стороной, если случайно где-то повстречается.
И вот теперь в этом автобусе они встретились.
Да, точно, по возрасту девочки можно догадаться — это та самая дочка Тони. Милая, похоже, любимая в семье и хорошо воспитанная. Прилежная, вежливая.
Скорее всего, она даже не подозревает, что была рождена не той женщиной, которую считает матерью. Но, может, это и к лучшему? Кто знает, какова бы была её жизнь, если бы она знала правду.
«Что ж, всё сложилось, как сложилось,» — размышляла Мария, — «Главное, что всё завершилось благополучно, даже если это прошло без моего участия. Но почему же она смотрит на меня с таким настороженным и враждебным выражением?»
Всё-таки, как хорошо, что Мария не была вовлечена в эту историю до конца.
Пора было выходить. Мария поднялась, заметила, как Елена выпрямилась и украдкой бросила на неё взгляд. Мария почувствовала это напряжение, а в глазах Елены явно читался страх.
Девочка, конечно, не знала правды о своём происхождении.
Мария направилась к задней двери автобуса, решив не проходить мимо них, чтобы не усугублять и без того тревожное состояние Елены. Пока она стояла, ожидая остановки, до неё донёсся голос девочки:
— Мам, что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь?
Мария обернулась.
— Нет-нет, всё в порядке, дорогая. Просто немного укачало, — ответила Елена и украдкой посмотрела на Марию.
Их взгляды снова пересеклись, но Елена поспешно отвернулась, не успев заметить дружелюбную улыбку, которую Мария попыталась ей подарить.
Почему-то сейчас Марии стало очень жаль Елену.
Ложь всегда оборачивается бедой для того, кто её носит. Она изматывает душу…
Поделитесь своим мнением об этой сложной истории, пожалуйста. Права ли Мария?