Женщина в метро начала кричать, указывая на ее дочь: «Таких надо дома держать!»

Она так и не узнала, как ее зовут. Женщина смотрела на Лику прозрачными водянистыми глазами, нагло толкая вперед коляску, ярко-голубую, скрывающую младенца под тонкой сетью белого тюля. Боря вышагивал рядом, мелкими суетливыми шагами, и смотрел куда угодно, но только не на их дочь Марину.

С этой женщиной Лика застала Борю три года назад, в собственной супружеской кровати. Марину тогда положили в больнице, они вместе лежали, но внезапно отключили отопление, и было очень холодно, поэтому Лика отпросилась сбегать домой за теплыми вещами. За Мариной присматривала соседка по палате, толковая девочка Ульяна, тоже с пороком сердца. Вообще-то, Лика просила Борю привезти что-нибудь, два дня просила, но ему было некогда: дежурства, смены, переработки. А Марина мерзла, не соглашалась сидеть под одеялом на кровати: то пирамидку ей надо собирать, то катать слоника. И Лика побежала за вещами.

У женщины было длинное белое тело, которое особенно выделялось на сатиновой простыне шоколадного цвета. Лика специально купила темное постельное белье, потому что Марина все время тащила к ней в кровать чокопаи, и потом простыни не отстирывались. Сама Лика была смуглой, даже зимой ее кожа была темной, из-за чего в школе ее прозвали цыганкой, да так это прозвище и закрепилось, даже Боря ее так назвал. Может, он просто не любил смуглых женщин, поэтому и притащил эту «снежную королеву»?

Лика сама его выгнала. Мама ругалась:

-Ну кому ты будешь нужна с Маринкой? Головой хоть немного думай! Ну, подумаешь, загулял мужик. У кого не гуляет? Твой отец вон, до самой смерти за девками волочился, и ничего. И не думай, что я буду тебе помогать!

Это сейчас мама говорила «ничего», но Лика помнила, какие скандалы она закатывала, как тащила Лику зимой в ночь, говоря отцу, что она уходит от него, а сама топталась в прохудившихся демисезонных сапогах на морозе, хорошо хоть на саму Лику надевала валенки.

-Мама, я справлюсь сама, – ответила ей тогда Лика. — Мне никто не нужен.

И справлялась.

-Мама, кто этот дядя? – спросила Марина с тревогой в голосе, когда Боря со своей новой семьей был уже достаточно далеко.

-Какой дядя?

-В очках. На которого ты смотрела.

Раньше Боря не носил очки, видимо, зрение село. А, может, просто пытался казаться солиднее – очки были явно дорогие, как и коляска.

-Никто, – ответила Лика. – Просто прохожий.

Алименты он платил исправно, но только с белой зарплаты. Вряд ли эта коляска и эти очки были куплены на нее же.

Марина явно нервничала: может, узнала отца, может, просто сегодня проснулась не в настроении. Она еле волочила ноги и хмурилась, оттопырив нижнюю губу.

-А знаешь, что? – вдруг предложила Лика. – Давай не пойдем сегодня на занятия? Хочешь, поедем в парк, кататься на каруселях?

Настроение у дочери тут же исправилось: она засмеялась, принялась перечислять, на какой лошадке будет кататься первой, а на какой второй. Смотреть на ее счастливое личико было приятно, но на душе у Лики скребли кошки.

Мама была права, и никому она с Мариной не была нужна. Сначала Лика и не думала о том, чтобы с кем-то встречаться, ей хватало забот и без этого. С работы она уволилась, набрала частных фирм, работала в основном по ночам, когда Марина спала. Днем были врачи, занятия, прогулки – какие уж тут свидания! Но потом мама, хоть и говорила, что не будет помогать, стала забирать Марину к себе, и вечера у Лики освободились.

Наверное, мама хотела как лучше, но в эти вечера, когда квартира наполнялась плотной глухой тишиной, Лике хотелось выть от отчаянья. Подруг она всех растеряла, пока занималась Мариной, новые все были с такими же проблемами, что и она, а вариться бесконечно в этом было невозможно. А мужчины… Мужчины, даже если и появлялись на ее горизонте, быстро исчезали, не успевала она даже подумать о том, серьезно это или нет. И было в этом что-то несправедливое, что у Бори все хорошо, и он счастлив с новой женой и новорожденным сыном, а она одна, никому не нужная со своими проблемами.

В парке было немноголюдно: будний день, промозглая осенняя погода. Она всегда старалась приводить Марину сюда именно в такие дни, чтобы меньше глазели и меньше оскорбляли. Вот и сегодня повезло: не было ни одного косого взгляда, ни одного вопроса. Марина прокатилась три раза, по разу на каждой из своих любимых лошадок, а потом они пошли искать уток. Но утки уже улетели, и Марина расстроилась, немного повалялась в грязной осенней листве с воем, успокоилась только тогда, когда Лика пообещала ей картошку фри.

За картошкой поехали на метро: Лика вымоталась и устала, тащить на себе Марину не было сил. Она очистила, как смогла, ее куртку влажными салфетками, и они спустились в метро.

Тут уже не повезло – был час пик, и люди толкались и галдели, а Марина этого не любила и начала нервничать. Когда в углу освободилось место, Лика сунула туда дочь, и та радостно уселась, заглядывая в планшет к девочке по соседству. Лика осталась стоять рядом. В какой-то момент она поймала на себе взгляд мужчины: он смущенно улыбнулся, но не стал делать вид, будто не смотрел на нее. Мужчина был симпатичный, похожий на какого-то советского актера, Лика забыла его фамилию.

-У меня тоже есть планшет, – сообщила Марина. – Я играю в пони и в кота Тома.

Девочка, по виду первоклассница, не больше, посмотрела на Марину с любопытством.

-Тебе сколько лет? – спросила она.

Лика хоть и не видела лиц окружающих людей, чувствовала праздное любопытство и уставившиеся на них взгляды. Дочь вопросительно подняла глаза на Лику.

-Ей тринадцать, – ответила Лика спокойно и улыбнулась девочке. – А тебе?

-Мне семь.

Конечно, она могла спросить, почему Марина такая, если ей тринадцать лет, но девочка не спросила. Она показала Марине игру, в которую играла и рассказала, что ходит теперь в школу, и обычно ее забирает бабушка, а сегодня бабушка не смогла, и она едет одна.

-У мамы родился братик, и они сейчас в больнице, – закончила она свой рассказ.

-У меня тоже есть бабушка, – сообщила Марина. – А братика нет, хотя я и просила у мамы. Я очень хочу братика или сестричку. И в школу я не хожу, у меня отдельные занятия. Хотя я хотела бы в школу, мне нравится играть с ребятами, даже когда они смеются надо мной и бьют. Однажды мне наступили вот сюда, – она указала на грудь. – И мне стало нечем дышать. Теперь меня не пускают в школу, но ко мне приходит Елена Петровна и Татьяна Васильевна. Мы пишем буквы и считаем.

Голос у Марины был звонкий, весь вагон слышал. Мужчина, с которым она пересматривалась последние пятнадцать минут, отвел глаза и сделал вид, будто ее не замечает. Лика вжала голову в плечи. Она так и не привыкла к этим сочувственным и осуждающим взглядам.

На следующей станции девочка вышла, и на ее место втиснулась невысокая кудрявая женщина. Она косилась на Марину, пытаясь отодвинуться как можно дальше, а когда та неудачно махнула рукой, изображая машиниста поезда, женщина прошипела:

-Таких надо дома держать, а не тащить в общественные места. В чем она у вас измазана, в фекалиях? Правила почитайте: в метро запрещено так ездить, вы мешаете другим. Понарожают идиотов, что из дома страшно выходить…

Вот Боря всегда находил что сказать в таких случаях: он вступался за дочь, скандалил с пассажирами и мамочками во дворе. Лика скандалить не умела.

-Вы можете пересесть, – тихо сказала она. – И не нужно оскорблять мою дочь.

Женщина завелась еще больше, принялась кричать, Марина испугалась и заплакала. Одни пассажиры начали поддакивать, что раз ребенок такой сложный, нечего его в метро тащить, другие вступились за них и велели кудрявой женщине успокоиться.

-Позвольте…

Перед ними вырос высокий мужчина со смешными тонкими усиками, загнутыми в колечки.

-Женщина, – обратился он к кудрявой. – Садитесь туда, я освободил для вас место. А я с удовольствием посижу рядом с маленькой леди.

Было видно, что кудрявая не желает завершать скандал таким образом, она явно ждала, что Лика и Марина покинут вагон под ее осуждающим взглядом, но мужчина был так уверен и так внушителен, что та сдалась.

Он сел рядом с Мариной, протянул ей руку и сказал:

-Меня зовут Борис Сергеевич, а тебя?

-Марина.

-Очень приятно, Марина. Хочешь, я покажу тебе фокус?

Он достал из кармана платок, покрутил его, извлек из него желтую птичку на прищепке. Марина рассмеялась. Он прицепил птичку к ее куртке, а Марина рассказала, что они искали уток, но не нашли.

-Жаль, что утки улетели, – ответил он. – Скажи, а ты любишь спектакли?

Марина задумалась.

-Да, люблю. Я видела один про зайчика, а еще про девочку, забыла, как ее зовут.

Он достал из кармана два билета, протянул Лике.

-Приходите к нам в театр. Это хороший спектакль, и с детьми можно. Сегодня вечером, придете?

Он смотрел на Лику весело, и ей на миг показалось, что она вернулась в юность, и нет еще никаких забот, нет дочери с синдромом Дауна, нет бывшего мужа, выгуливающего новую жену и ребенка, нет злых теток, которые смотрят на Марину, словно она не человек. Лика взяла билеты и улыбнулась в ответ, хотя знала: никуда она не пойдет.

Утомившаяся после поездки и поедания картошки фри, дома Марина уснула, а Лика позволила себе немного поплакать, после чего села за работу.

Проснулась Марина в шесть.

-Мама, где спектакль? Я хочу спектакль, там будет зайчик?

Она смотрела на Лику так бесхитростно, что у нее в очередной раз сжалось сердце: какая же она наивная, беззащитная, и сколько в ней неиссякаемой жизнерадостности.

-Сейчас пойдем, милая, – решилась вдруг Лика.

Она достала из шкафа задвинутое к самой стенке платье, собрала волосы в пучок, отыскала в шкатулке сережки.

-Мама красивая, – заулыбалась Марина.

-Ты тоже красивая. Какое платье хочешь? Розовое или голубое?

-Голубое.

-Тогда давай достанем к нему белые колготки и будем одеваться.

Лика ничего не ждала от этого похода в театр, она всего лишь хотела порадовать дочь. Если не понравится, если снова будут косые взгляды – они уйдут, вот и все.

Лика еще не знала, что их с Мариной посадят на отдельный балкон, а потом, после спектакля, устроят индивидуальную экскурсию.

Она не знает, что там однажды познакомится с Лидией, которая ведет театральный кружок для детей с особыми потребностями. Она не знает, что Марина найдет себя в этом детском театре, и сильно выправится, и не только в поведении, но сможет даже вернуться в специализированную школу. Она не знает, что через два года родит ей брата, и что Борис Сергеевич никогда не будет делить детей на своего и не своего…

Источник