«Чего вернулась?»: Пять лет тишины, и вот дочь снова на пороге маминого дома
Мать сдерживалась, а так хотела услышать, как и чем жила дочь все эти пять лет.
— Вернулась? — Ольга стояла в дверях, всем своим видом показывая, что не собирается впускать дочь. — Насладилась жизнью, да? Пять лет ни слуху, ни духу, а теперь вдруг появилась, с вещами.
Таня изо всех сил пыталась удержать слёзы, хотя это казалось невозможным. Хотелось расплакаться прямо здесь, у порога, и признать: мать была права. Артём оказался тем ещё подлецом. Но вместо этого Ольга продолжала держать дверь, не уступая.
— Мам…
— Что «мам»?
Таня, вдруг ощутив прилив злости, шагнула вперёд, пытаясь войти.
— Это и мой дом тоже, у меня есть право, свой угол.
— Право? Угол, говоришь? — Ольга отступила, облокотившись о стену, чтобы пропустить дочь. — А когда уходила, хлопала дверью, не думала, как я за этот дом и твой угол платить буду?
— Мама! — с отчаянием произнесла Таня, скидывая обувь.
Она вздрогнула. Плечи дёрнулись — так всегда бывало, когда Таня боролась с рыданиями. Ольга заметила это и замерла. Вспомнила, как дочь ещё в детстве так же вскидывала плечи, готовясь заплакать. Сердце сжалось. Хотелось подойти, обнять, сказать, что всё будет хорошо, что всё уже позади.
Но нельзя. Ещё рано. Нужно оставаться строгой, пока она не начнёт хоть немного прислушиваться.
Мать это задело ещё больше: «Свой угол. Зачем она так. Ну и ладно, пусть живёт». С момента ухода ничего в комнате дочери не изменилось. Мать лишь делала уборку.
Утро встретило солнцем и радостным чириканьем. Ольга распахнула окно и впервые за долгое время свободно вздохнула. Как гора с плеч.
Таня открыла дверь в свою комнату и долго ещё не выходила. За утренним кофе обе молчали. Опухшие от слёз глаза дочери рисовали на её лице «пучеглазика».
Мать сдерживалась, а так хотела услышать, как и чем жила дочь все эти пять лет.
Таня умылась, собралась и молча ушла.
«Не время. Не время разговоров. А когда время?» — думала мать.
Всё время не время. Так и с мужем случилось: исполнилось дочери восемнадцать, школа позади, впереди светлое будущее и что? Муж собрал чемодан и ушёл. Просто ушёл, не к какой-то там бабе, а просто ушёл. И на простой разговор времени не нашлось. Через год ушла дочь. В институте встретила парня, собрала сумки и ушла.
Ольга сидела за кухонным столом и думала, почему с ней это произошло и зачем. Всё же в этом мире зачем. А ответов на вопросы не было. Часики на руке спешили. Пора на работу.
Дочь всё так же молча жила в своей комнате уже третий день. Ольга в гостиной. А ведь очень давно она порывалась сделать из комнаты дочери себе спальню, даже спальный гарнитур присмотрела. Сдержалась. Всё надеялась, что дочь вернётся. Все пять лет надеялась. Как чувствовала, что любовь у дочери не сложится. Так и вышло.
Первой начать разговор мать боялась. Боялась спугнуть дочь. Слишком тонкой была нить, соединяющая их сейчас.
Таня сделала первый шаг сама.
– Мам, ты была права, — тихо сказала за ужином дочь.
– Х-х, — подумала мать, но вслух не сказала, — я так и знала!
– Он оказался под*лецом. Бесплатная прислуга — очень удобный вариант сожительства. Без обязательств, без всего, понимаешь… он не собирался на мне жениться. Ему не нужен был ребёнок, и я сделала аборт.
Таня молчала, молчала и мать. Говорить что-то сейчас было не к месту.
– Мне стало так одиноко. Я стала чувствовать себя ненужной и сказала Артёму об этом. А он знаешь что… сказал, что не любит меня и если меня что-то не устраивает, я могу идти на все четыре стороны. Он смеялся мне в лицо… представляешь?
Таня запрокинула голову, и плечи её вздрогнули.
Ольга не раздумывая поднялась и шагнула к дочери. Обняла её крепко, словно боялась, что та снова исчезнет.
Хотелось закричать во весь голос, выплеснуть всё, что копилось долгие пять лет, но она сдерживалась. Вместо крика по щекам текли горячие слёзы. В голове крутились одни и те же слова: «Я ведь предупреждала тебя, что все они одинаковы. Не верила. Ну вот, убедилась!».
Грудь разрывалась от горечи. Потери было не сосчитать. Её могла бы уже называть бабушкой. Она бы качала внука или внучку, слушала бы тихое дыхание малыша, покупала крохотные ползунки и яркие погремушки.
Но она молчала. Просто благодарила Бога за то, что дочь вернулась. Пусть разбитая, пусть поздно, но она поняла. Она снова дома.
— А давай… — Ольга чуть отстранилась, улыбаясь сквозь слёзы. — Давай в кино сходим? Я сто лет никуда не выходила.
Дочь удивлённо моргнула, смахнув слёзы.
— Уже поздно, мам.
— Ну и что? Ночь-то у нас есть, да и дом тоже. — Она улыбнулась теплее, шутливо. — Хорошо, что ты вернулась. Знай, я всегда тебя жду. С радостью, с бедой — неважно. Ты всегда можешь вернуться ко мне. И я буду ждать. Всегда.