Шесть лет они с этим Борисом то сходятся, то расходятся, страсти кипят такие, что хоть самовар на них ставь и чаем балуйся.
Недолго комната стояла пустой, дочка снова вернулась. Неделя, может, две прошло? За окном затормозила машина, и Надя сразу узнала по звуку мотора: Оля приехала.
– Что там? Это что, Оля опять с чемоданами? – недовольно спросила бабушка, оторвав взгляд от телевизора и вглядываясь в окно своими уставшими глазами.
– Она, – вздохнула Надя, вставая и придерживая бок, который вновь дал о себе знать из-за желчного. – Пойду встречу.
– Да что за поколение пошло! Снова от Бориса сбежала? – ворчала старуха. – Ни ума, ни фантазии, только беготня туда-сюда. Д*ра!
– Наоборот, мам, слишком умная, – с долей сарказма отозвалась Надя.
Тем временем Оля с трудом затаскивала чемодан через калитку. Надя, стоя на крыльце, наблюдала за ней без особого энтузиазма.
– Ну здравствуйте опять… – встретила она дочь сухо. – На этот раз что стряслось?
– Мам, не лезь! Сама разберусь.
– Разберётся она… Тридцатник скоро, а всё «разбирается». Эх ты… – вздохнула Надя, цокая языком и отступая в сторону, чтобы пропустить Олю в дом.
Та прошла мимо, таща за собой чемодан, избегая разочарованного взгляда матери. На Надю густо пахнуло запахом городской и «высокой» жизни: щедрым шлейфом духов, шампуня, крема и Бог ещё знает чего. В углу перед воротами повисла на цепи собака, она приветственно лаяла, встречая Олю, помня ещё те времена, когда маленькая хозяйка её любила. Горло собаки сдавливал натянутый ошейник и лай получался хриплым.
– Тихо, Бим! Замолчи! – приструнила его Надя.
Выражение лица у Оли было такое, что сразу ясно – не подходи. Какой уж там Бим ей…
Город испортил Олю. Из некогда простой и улыбчивой деревенской девчонки, смотрящей на мир доверчиво и открыто, она превратилась в настоящую фифу, которая никак не сложит себе цены. Уезжала она на учёбу полнокровной, смачной дивчиной, но через пять лет стала выглядеть, со слов бабушки, как «напомаженный дрыщ»: исхудала до костей так, что один нос и остался. Появились у неё наряды по последней моде, волосы свои чёрные, длинные, носила Оля только в распущенном виде, на лице маска из косметики в три слоя такая, что и сантиметра собственной кожи не видать. Да… Испортилась Оля. И не только внешне.
– Для «интурнетов» всяких может и красавица, но мне такой красоты не понять, – ворчала бабушка, причавкивая селёдку полубеззубым ртом, – взгляд голодный, недоверчивый и злой, как у ша*авы, для которой любая подруга – соперница.
– Ой, бабушка, ну что ты говоришь такое на внучку! – возмущалась Надя, стоя у плиты, добавляя фарш в гречку. Она часто готовила это блюдо – второй муж любил, сошлись они уже в возрасте. Это был спокойный, тихий и надёжный мужик, не то, что первый, отец её детей, алкаш драный. Утонул он по пьяни, когда младшей Оле исполнилось пять лет, Надя детей поднимала одна. В женские разборки второй муж никогда не вмешивался, если надо помогал молча, но мнение своё держал при себе.
– А чего она ходит с такой надменной физиономией? – не успокаивалась старуха. – Ишь цаца выросла, кто бы мог подумать… Главное, парни – как парни, нормальные люди на вид, а девчата как в город поедут, так всё – куклы фабричные. В глазах у них светятся только эти самые… доллары. Ищут где б пристроиться повыгоднее. И Оля наша туда же. Куда общество катится? Во ценности пошли! У меня в двадцать восемь лет уже вас трое было, и за богатствами мы не гонялись. Вон, дом сами выстроили и просто жили.
– Да, мама, нынче другая жизнь, под флагом капитализма.
Оля протащилась через весь зал в свою комнату под пристальным взглядом бабушки.
– Привет, бабуль.
– Привет, ага… – проворчала бабушка и вдруг гаркнула, потянувшись корпусом вслед за внучкой. – Что ты опять, Оль, а? Ну сколько можно бегать? Из-за чего на сей раз?
– Из-за того же! – хлопнула дверью Оля.
Бабушка свирепо оглянулась на Надю. Та развела руками.
– Ну а что мы можем, что? Это их жизнь.
Бабушка взяла пульт и переключила канал. Успокаиваться не получалось.
– Шесть лет канителят, голову друг другу морочат. Уже б расстались!
Надя подошла к двери в комнату дочери, постучала.
– Оль, ты обедать будешь?
– А что есть?
– Суп только. Ты же не предупредила, что приедешь, я бы приготовила.
– Не хочу я ваш суп.
– Ну и сиди!
Немного погодя отправилась Надя на кухню готовить для Оли свежее блюдо.
Хоть и пыталась она заступаться за дочь, но сама не понимала политики Оли. Шесть лет они с этим Борисом то сходятся, то расходятся, страсти кипят такие, что хоть самовар на них ставь и чаем балуйся. Одно время квартиру вместе снимали, но Оле не нравились намёки Бориса, что, дескать, и она должна свою плату вносить, ибо он не Рокфеллер, и зарабатывает совсем немногим больше, чем Оля. Оля на этот расклад обиделась. Почему она должна платить? А мужик тогда ей зачем? Она, между прочим, зарплату откладывает на своё собственное жильё. И вообще она ему ничего не должна, раз жениться на ней не хочет! Расстались они на полгода, разъехались по мамочкам.
Борис с предложением о замужестве и впрямь не спешил. Оля за это обижалась на него сильно. Она что? Не достойна того, чтобы её в жёны взять? И давай из кожи вон лезть, чтобы доказать всему миру свою неотразимость: диеты как вечный спутник (Оля была склонна к припухлости), тщательный макияж, красивые платья. И всё ради знакомства с другими парнями.
– Раз ты меня не ценишь, найду другого!
– Да с чего ты взяла? Давай хотя бы на ноги встанем, подожди немного. Что тебе даст то замужество?
Мирились они и опять сходились, сменили около пяти квартир. Борис предложил жить у его родителей.
– Так будет легче на квартиру накопить. А там поженимся, объединим усилия и возьмём ипотеку.
С будущей свекровью Оле жить не нравилось. Это вам не мама, которая всё поймёт и стерпит. Здесь чужая территория, надо подстраиваться под быт другой женщины. То и дело ссоры-шморы… Оля стабильно курсировала от свекрови к матери. Так как девушке подобного сорта не пристало тереться по маршруткам (а ехать из города в деревню около часа), Оля сдала на права и купила подержанный автомобиль в кредит.
В один из приездов сказала:
– Всё! На Бориса у меня надежды нет, буду сама себе покупать квартиру! Есть триста тысяч.
– И что ты купишь за них? – удивилась Надя.
– А вы мне добавите. А что? Брату ведь помогли с квартирой, я тоже нуждаюсь. Или тебе нравится, что дочь без своего угла живёт?
Надя посоветовалась с мужем. Отдали они Оле отложенные за несколько лет триста пятьдесят тысяч. Откладывали они их на чёрный день, мало ли что, возраст за пятьдесят всё-таки, здоровье уже не то… Но как не помочь деточке?
– Отдаём всё, что есть, но платежи будешь вносить своими силами, на нас не надейся.
Не долго думая, Оля купила в ипотеку квартиру в новостройке, срок сдачи через год. Большая часть зарплаты стала уходить туда, но Оле-то что? Ей самой много не надо, живёт она то у мамы, то в квартире Бориса, накормить всегда накормят, это их, между прочим, обязанности.
Через год дом был сдан, но как в нём жить, если нет даже черновой отделки, только голые стены? На ремонт у Оли денег не было, откладывать не получалось. А вот у Бориса были, но помочь он ей не спешил.
– Тебе всё равно! Ты меня не любишь! Сделали бы ремонт и жили отдельно!
– Я на грузовик коплю, ты же знаешь. Хочу сам на себя работать.
– Ну конечно! А мои проблемы тебя не колышат! Чем дальше, тем больше я понимаю, что абсолютно одинока, у меня никого нет! Я уезжаю к маме!
В очередное примирение Борис решился сделать Оле предложение. Пригласил в ресторан, преподнёс кольцо… Вышло красиво. Но Оля ответила ему отказом.
– Я уже ничего не понимаю, Оль! – поражалась Надя, – ты же мечтала об этом несколько лет, все мозги парню выела со свадьбой, а теперь отказываешься!
– Ага, щас! – психовала Оля, – мы поженимся, он мне поможет с ремонтом, а потом, когда разводиться будем, потребует от меня половину квартиры? Типа он и ремонт за свой счёт сделал, и платили мы за неё совместно? Я что совсем ду*а? Если любит меня, поможет и так!
– Но он и так помогает тебе платить, тебе же вечно не хватает, совесть иметь нужно хоть чуть-чуть.
– Конечно помогает! Он мужчина и должен вообще меня обеспечивать, а раз не может, то зачем мне такое счастье вообще?
Бабушка, покачав головой, выдала:
– Ну ты, Оля, и хитровыделанная… И в кого ты такая стерва?
– В тебя!
– В меня?! – взревела бабушка. – Ах ты ж нахалка! Нет, Надя, ты слышала? А ну иди сюда, давно я тебя лозиной не стегала…
Бабушка встала и взволнованно зашарила за креслом, ища невидимую лозину. Оля тем временем уже давно вышла на улицу.
– Мам, успокойся, не трогай её, – сказала Надя.
И вот опять приехала дочка. Приготовив покушать, Надя во второй раз постучалась к ней и вошла без приглашения. Оля лежала плашмя на животе, обнимала подушку и выглядела заплаканной.
– Ну что ты опять, Оль? Что случилось у вас?
Оля посмотрела на неё злобно, швырнула от себя телефон.
– Ничего не случилось, мам! Просто я одна, совершенно одна! Мне не на кого надеяться, у меня ипотека, кредит, а я даже жить в своей квартире не могу, потому что нет денег на ремонт! Таскаюсь к вам в эту вонючую деревню! Как я устала быть одной! Устала решать самой все вопросы!
– А что с Борисом?
– Я одна! И всегда буду одна! Запомни это! И не упоминай при мне этого козла! – орала Оля, брызжа слезами.
– Понятно… Успокаивайся и иди ешь. Я плов приготовила, с рёбрышками, как ты любишь.
Надя притворила дверь. Вышла.
– Чего она так разоралась? – поинтересовалась бабушка.
– Говорит, что она одна.
Бабушка фыркнула:
– А как она хотела? Про таких говорят: и на х… сесть, и рыбку съесть.
– Мама! Ну какая же ты матершинница! Фу!
В один из дней, когда Оля уехала на работу, к ним пожаловал сам Борис. Гостем он был не частым, заезжал только по делу. На этот раз привёз мешок сахара.
– По дешёвке достался, со склада. Вы же знаете, я грузы вожу в столицу.
– Вот спасибо! Ты заходи, чайку попьём с тобой…
Борис замялся, но согласился. Бабушка и Надя улыбались ему во все зубы, нравился им паренёк. Лицо простое, честное…
– Знаете, я подумал и решил. У меня ведь были деньги на машину, планировал купить грузовик, чтобы работать на себя. Но Оля снова обижена, опять этот ремонт стал причиной ссоры. В общем, решил я оставить машину и вложить всё в её ремонт. Сделаю, будем жить вместе, а там видно будет. Она, конечно, упрямая и сложная, но я люблю её.
Надя замерла в раздумьях. Её взгляд скользнул к иконам в углу комнаты, а затем опустился вниз. В голове вихрем пронеслась мысль: ведь Борис – тоже чей-то сын. Кто-то переживает за него, как она за свою Олю. Разве можно позволить обмануть чужого ребёнка? Она видела в нём доброту, искренность, желание помочь. Но как мать, как человек с совестью, могла ли она поддержать этот шаг, зная, к чему это приведёт?
– Послушай, Борис… Если бы ты был моим сыном, я бы тебе так сказала: не стоит, не делай этого. Купи лучше машину, как планировал. Ты видишь, какая она. Пройдёт время, и вы, скорее всего, расстанетесь, а деньги тебе никто не вернёт. Она их не отдаст, поверь. Не хочет делать всё по-человечески – это её выбор. Встретились бы, поженились, как положено, тогда другое дело. А так… Она хочет, чтобы всё было только её. Мой тебе совет – не трать свои деньги на этот ремонт.
Борис и Оля продолжали встречаться ещё несколько месяцев, но потом их пути разошлись окончательно. Борис нашёл другую девушку, с которой создал семью, а Оля погрузилась в поиски обеспеченного мужчины, готового ради неё на всё. Надя чувствовала груз вины: её слова разрушили шансы дочери на возможное спокойствие. Может, если бы Борис сделал ремонт, всё бы наладилось. Может, Оля успокоилась бы, стала счастливее… Но как иначе могла поступить совестливая мать, видя, что её дочь – жуткая эгоистка?