На пoxopoнax мамы появился незнакомец с розами, а потом я случайно нашла в ее вещах 3 письма
Вы были на похоронах моей мамы. Я узнала вас. Извините, я прочитала ваши письма, все три.
Было тихо, ни ветерка, ни шелеста листьев, ни пения птиц, словно даже природа здесь замерла в вечном покое. Люди тоже стояли молча вокруг открытого гроба и зияющей рядом могилы. Маруся держала отца под руку. Он стоял растерянный, сгорбившийся, сосредоточенно глядя на маму.
Чуть в стороне стояли друзья родителей: Марго и её муж Веня. Маруся знала их с детства, называла по именам. Марго то и дело подносила платок к глазам, а её муж смотрел поверх гроба куда-то вдаль. Напротив Маруси с отцом стояли три коллеги с маминой работы, с покрасневшими носами и опухшими от слёз глазами. Ещё какие-то люди, которых Маруся никогда не видела и не знала. Но если пришли, значит, они знали маму.
Уже никто не подходил, не прощался с мамой, не выражал им с отцом соболезнования. Все уже простились в морге, там и отпели. Просто стояли и ждали окончания церемонии.
Маруся нашла глазами двух могильщиков. Один, наверное, главный, словно только и ждал этого, спросил взглядом: «Пора?» Маруся едва заметно кивнула. Пора. Они оживились, взяли крышку, прислонённую к дереву, и подошли к гробу.
— Все простились? Закрываем, — сказал главный.
Но тут раздался тихий, но властный мужской голос:
— Подождите!
Все присутствующие разом повернули головы в сторону говорившего. Высокий широкоплечий мужчина в чёрном длинном пальто и шляпе с полями подошёл к гробу. Рабочие стояли тут же, держа крышку. Мужчина положил две белые розы и накрыл ладонью мамины сложенные на груди руки, словно хотел их согреть. Так он стоял несколько минут, а все остальные смотрели на него, гадая, кто это. Один из кладбищенских рабочих кашлянул, поторапливая его. Незнакомец убрал руку и отошёл в сторону. Рабочие, наконец, закрыли гроб, закрепили крышку винтами по углам и опустили гроб в могилу. Маруся первой бросила горсть рыхлой земли.
Пока рабочие лопатами забрасывали могилу землёй, Маруся поискала незнакомца в шляпе, но он исчез. Когда над свежим холмиком установили крест с табличкой и венки, люди вереницей потянулись к выходу с кладбища. Маруся с отцом ещё немного постояли у могилы вдвоём.
— Пап, пойдём, – сказала Маруся, и отец послушно дал себя увести прочь.
Дорогой она всё думала, кто бы это мог быть. Пришёл незаметно и так же незаметно исчез. Незнакомец стоял, склонив голову, поля шляпы закрывала его лицо. Маруся заметила лишь чисто выбритый подбородок и очки, хотя насчёт очков она не была уверена.
Поминки организовали в кафе недалеко от дома. Марусе кусок не лез в горло. Она невыносимо устала и хотела лишь одного, чтобы всё это скорее закончилось. Наконец, все стали расходиться. Они с отцом ушли последними. Маруся всё также придерживал отца под руку, другой рукой прижимала к груди мамин портрет в рамке, точно такой же, какой оставили на могиле.
— Ты как? – спросила отца Маруся.
Отец лишь кивнул.
— Пап, а кто тот мужчина, что подходил к маме на кладбище? – спросила она.
— Откуда мне знать.
Марусе показалось, что в его голосе прозвучало раздражение. Молча они дошли до дома. В квартире пахло лекарствами и болезнью, не смотря на то, что Маруся оставила открытыми все окна.
Отец сразу лёг на диван, прикрыл глаза. Маруся накрыла его пледом, села рядом.
Покосилась на дверь в комнату, где лежала мама. «Отмучилась», — повторила про себя Маруся слова практически всех, кто пришёл на похороны. Отмучились все. Мама — от страшной изматывающей болезни. Маруся — от постоянного напряжения, тревоги и ожидания конца. Отец — от беспомощности и бессилия помочь чем-нибудь.
На глаза набежали слёзы. Маруся ушла на кухню, уронила голову на сложенные на столе руки и беззвучно заплакала.
Постепенно боль притупилась. Маруся убрала из комнаты, где лежала мама, все напоминания о её болезни. Она ходила в институт, но чувствовала себя опустошённой и одинокой.
Отец всё время молчал, ходил, шаркая подошвами тапок по полу, как старик. Марусю это шарканье и молчание раздражало. Всем своим видом он показывал, как ему тяжело. А Марусе разве легко? Она потеряла маму. На её хрупкие плечи легли все заботы по дому и об отце.
— Пап, что с маминой одеждой делать? Мне она не подходит совсем, — как-то спросила она отца, чтобы заставить его говорить.
— Не знаю. Отдай кому-нибудь.
Хорошо сказать. А кому? В выходные она решила разобрать мамины вещи. Что поновее, оставила, потом придумает, кому отдать. Старое и поношенное собрала в узел и отнесла на мусорку. Жалко не было, было неловко.
Размер ноги у них с мамой тоже не совпадал. Старые туфли и сапоги оставила у мусорных контейнеров, может, бомжам сгодятся. В одной из коробок Маруся нашла совершенно новые белые туфли-лодочки. Рука не поднялась их выкинуть. Маруся примерила их — велики. Стала укладывать их назад в коробку и увидела на дне три пожелтевших конверта почти двадцатилетней давности. Два присланы на имя мамы с разницей в месяц, третий — на два года позднее. Все три без обратного адреса.
Зачем мама прятала их в обувной коробке? Почему не выбросила? Читать чужие письма нельзя, но мамы уже нет. Может, нет и того, кто их написал. Маруся разбирала вещи и всё поглядывала на конверты.
Нет, она не сможет успокоиться, пока не прочитает письма. Если бы в них была тайна, вряд ли бы мама сохранила их. Может, потому и не выбросила, не сожгла, чтобы кто-то их нашёл и прочитал. И не очень сильно, если честно, они были спрятаны. Может, забыла про них? Если бы в коробке лежали старые туфли, Маруся не стала бы их доставать, выбросила бы вместе с коробкой. И с письмами.
Из всего этого Маруся сделала вывод, что мама специально положила конверты с письмами под совершенно новые туфли, чтобы Маруся нашла их и прочитала. Она же не знала, что нога у дочери будет маленькой, и туфли ей не подойдут. Девушка отбросила сомнения и взяла первый конверт.
… Ты моё счастье. Не успел уехать, а уже скучаю, места себе не нахожу… Благодарю, что ты была в моей жизни. Думаю о тебе постоянно, люблю…
Понятно. Письмо влюблённого мужчины, расставшегося со своей возлюбленной.
Маруся начала читать второе письмо.
…Я боялся этого, но это было ожидаемо. Спасибо, что сообщила. Что собираешься делать?.. Ты же знаешь, я женат, я не скрывал этого. У меня двое детей… Я их не оставлю, не могу, не имею права. Ты молодая и красива, у тебя всё впереди. Ты не останешься одна, выйдешь замуж. Впрочем, решай сама… Если оставишь ребёнка, сообщи, буду присылать тебе деньги. Оставь гордость, не вздумай отправлять их назад. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. Прости…
И дальше слова любви, тоски о том, как быстротечно время , и как поздно они встретились…
Наконец, Маруся прочитала последнее, третье письмо.
… Я виноват, не отрицаю. Но что же делать?.. Ты назвала дочку Марусей? Я уезжаю. Когда вернусь, не знаю, и вернусь ли… Живи! Ты свободна! Не жди меня и не вспоминай. Так будет лучше. Обещай, что сохранишь нашу тайну, никому не расскажешь обо мне. Письма сожги. Спасибо, что ты была в моей жизни…
Все письма были без подписи, без имён, лишь один раз упоминалось Марусино имя. Значит, папа – это не настоящий её отец. Есть другой. Мама кого-то любила до отца и родила от него её, Марусю. Прямо переписка Алекса с Юстасом. Наверное, этот человек важный, если не подписывал письма. Впрочем, под последним стояла галочка в виде птицы. Мол, улетаю, прощай. Почему же мама не сожгла письма? Не смогла? Забыла?
«И что с этой тайной делать? Если бы не письма, я бы так и не узнала, что отец мне не родной. Да ладно. Он самый родной на свете. Он переживал за меня, сидел у кровати, когда болела, катался со мной с горки, ругал, когда догадался, что я покуриваю… А тот другой, чужой, бросил маму, ни разу не поинтересовался, как она живёт».
Маруся положила письма в свой шкаф, под бельё. Отец уж точно не будет в нём рыться.
Родители ругались редко. У Маруси никогда не возникало никаких сомнений, что отец ей не родной. Он любил маму, Марусю. Сильно переживает мамин уход. Мама до болезни была красивая. Маруся совсем на неё не похожа. Она и на отца не похожа. Почему-то не замечала этого раньше.
Маруся решила ничего не говорить отцу, ни о чём его не спрашивать. У него никого кроме неё нет. А если она скажет, что знает правду, то отнимет у него и себя.
Маруся вспомнила мужчину в шляпе на кладбище. «А что, вполне мог прийти на похороны, проститься ней. Значит, всё-таки любил? Но шифровался, лицо под шляпой прятал. Может, знаменитость какая? Сколько тайн. Ах, мама, мама, та ещё разведчица Кет».
Маруся училась уже на четвёртом курсе, когда один знаменитый журнал организовал в честь своего двадцатипятилетия юбилейное празднование. Их журфаку тоже выделили несколько пригласительных билетов.
Один на два лица достался Кириллу, который подавал большие надежды в журналистике и даже уже печатался в газетах. Они с Марусей только начали встречаться.
— Пойдёшь? – спросил он, помахав перед ней билетом.
— Спрашиваешь! — радостно ответила Маруся.
Народу в зале шикарного ресторана было много, полно знаменитостей. У Маруси от восторга горели глаза. Официанты с подносами сновали между гостями, предлагали фужеры с шампанским. То и дело звучали приветствия, хвалебные речи, поздравления.
На стене висел плакат с логотипом журнала. Такой же был и на пригласительном билете — раскрытый журнал, а над ним реет двойной вырванный лист в виде птицы. Какая-то мысль не давала Марусе покоя при виде этого логотипа.
— Извините, что означает это логотип? – спросила она у проходившего мимо мужчины.
— Это чайка – символ журнала. Не знали? Его основал Константин Чайка, слышали о таком? Ну что вы, таких людей надо знать. Вон он, кстати.
Маруся посмотрела в ту сторону и увидела крупного мужчину с седыми волосами и в очках в золотой оправе. Импозантный, красивый.
И тут Маруся ахнула, напугав Кирилла. Это же та самая галочка, чайка – подпись под последним письмом. И у основателя журнала фамилия Чайка. Не бывает таких совпадений. Всё сошлось!
Она ринулась к нему, пока он не исчез, как на кладбище. Только подойдя совсем близко, сообразила, что не знает, что сказать.
— Я Мария Воронкова, Маруся, — сказала она громко.
Несколько человек внимательно на неё посмотрели. Маруся не видела его глаз за стёклами очков, мешали блики света от множества люстр.
— Анну Воронкову помните? Это моя мама… — предприняла Маруся последнюю попытку, пока её не прогнали.
Вот теперь он точно её узнал, вернее, вспомнил имя.
— Пройдёмте в холл, там тише, — сказал он, извинился перед двумя мужчинами и под локоток вывел Марусю из зала.
Они сели на диван.
— И что вы от меня хотите, Маруся?
— Вы были на похоронах моей мамы. Я узнала вас. Извините, я прочитала ваши письма, все три. Мама не сожгла их, как вы просили. Думаю, она хотела, чтобы я их прочитала. Мне ничего от вас не нужно. У меня есть отец. Он любил маму, любит меня. Неужели вы никогда не хотели увидеть меня, маму? Вы писали, что любили её. Я узнала вашу чайку в конце одного из писем.
— Было дело, не удержался.
— Я хотела знать, вы любили мою маму?
— Да. Очень. Когда я её встретил, я уже был женат. Так бывает, кто-то спешит, кто-то опаздывает. Ты совсем на неё не похожа. Ты хочешь стать журналистом? На каком курсе учишься?
— На четвёртом.
— Вот моя визитка. Позвони, я помогу с работой. Мне нужно идти. Думаю, мы ещё увидимся. – Он встал и ушёл.
Маруся сидела и растерянно вертела в руках визитку всё с той же чайкой. От разговора остался неприятный осадок, словно она навязывалась ему, а он не знал, как от неё отделаться.
— Это он тебе дал? – раздался рядом голос Кирилла. — Ну ты даёшь, Маруська! Как тебе это удалось?
Она ничего не сказал Кириллу. Никому.
Об отце она заботилась по-прежнему, как он заботился о ней. Маруся ни разу не обратилась к тому, другому за помощью. Ей не нужны его деньги, влияние, поддержка. Он ей абсолютно чужой. Мама как-то обошлась без него, и она обойдётся. Пусть всё останется, как прежде.
Через восемь лет Маруся пришла проститься с ним в крематорий. Видела его взрослых детей, сына и дочь, своих брата и сестру. И ничего не почувствовала. Они ей чужие, как и она для них.
Маруся вышла замуж за Кирилла. Отец дожил до внуков и с удовольствием нянчил их…
Что ж, на то она и тайна, чтобы её так никто не узнал.
«Люди не хранят дневники для себя. Они хранят их для других как секрет, о котором не хочется рассказывать, но при этом хочется, чтобы о нем знали все. Единственный надежный сейф — твоя собственная память, в которую никто не может залезть без твоего ведома»
Мэрилин Мэнсон
«Говоришь, что любишь дождь, но гуляешь под зонтом. Говоришь, что любишь солнце, но ищешь тень, когда оно светит. Говоришь, что любишь ветер, но когда он дует, закрываешь окно. Вот почему я боюсь, когда ты говоришь, что любишь меня»
Боб Марли