Случайно обнаружил, что у жены есть заначка: «Ты хочешь уйти от меня, поэтому собираешь деньги?»
А что мне думать? Месяцами копишь втайне, на всем экономишь.
— Ты… ты рылся в моих вещах?
— Искал зарядку. Наткнулся случайно.
— И что теперь? — голос дрожал. — Будешь обвинять?
— В чем обвинять? В том, что ты собираешь деньги, чтобы уйти?
***
Купюры лежали в старом кошельке туго свернутым рулончиком — тысячные, пятисотые, сотенные.
Павел машинально пересчитал. Сорок семь тысяч. В потертой сумке Ирины, в которую он полез искать зарядку от телефона.
Сердце забилось как-то нехорошо. Откуда у жены такие деньги? И почему наличными?
Он осторожно сунул кошелек обратно, прикрыл сумку курткой.
Павел вспомнил, как месяца три назад Ирина перестала покупать хороший кофе.
Вместо любимого «Лавацца» появились пакетики растворимого «Нескафе». На вопросы отвечала уклончиво:
— А что? Тоже кофе. Бодрит не хуже.
Потом исчезли йогурты по утрам. Творожки. Дорогой сыр сменился самым дешевым из магазина за углом.
Ирина стала изучать чеки, сравнивать цены, искать скидки.
— Ира, мы что, разорились? — спросил тогда Павел.
Она рассмеялась, но как-то неестественно:
— Разумная трата денег разорением не называется.
А сегодня утром он увидел на спинке стула ее колготки. Заштопанные. Аккуратными мелкими стежками, почти незаметно, но все-таки заштопанные.
Ирина всегда выбрасывала порванные колготки, покупала новые. Теперь чинила.
«Собирает деньги», — стукнула мысль как молотком по голове.
На что? На съемную квартиру? На новую жизнь без него?
В горле пересохло. Павел опустился на диван, уставился в пол.
Паркет местами стерся до самого дерева — они собирались делать ремонт, но Ирина сказала, что торопиться некуда. Мол, и так сойдет.
Выходит, не собирались. Выходит, она собиралась совсем другое.
Он попытался вспомнить, когда началось это странное поведение.
Лето еще было нормальным — ездили на дачу, покупали арбузы, мороженое. Ирина смеялась, загорала, варила варенье из вишни.
Обычная жена, обычная жизнь.
А потом что-то изменилось. Она стала задумчивой, рассеянной. Подолгу сидела с калькулятором, что-то подсчитывала. На вопросы отвечала:
— Планирую бюджет. Надо же знать, сколько тратим.
Планировала, значит. Теперь понятно, что именно.
За дверью послышались шаги на лестнице. Ирина возвращалась с работы. Павел метнулся к окну, сделал вид, что смотрит на дождь.
Щелкнул замок. Ирина вошла, стряхивая капли с зонта.
— Привет, — бросила она, не глядя на мужа. — Ужасная погода. Холодрыга.
Сняла плащ, повесила на крючок. Лицо усталое, бледное. Под глазами синяки — работала допоздна или плохо спала.
А может, переживала. Вынашивала планы.
— Как дела? — спросил Павел, стараясь, чтобы голос звучал обычно.
— Нормально. Отчет сдала, наконец. — Ирина прошла на кухню, включила чайник. — Ты ужинал?
— Нет. Тебя ждал.
Она кивнула, достала из холодильника вчерашний суп. Разогрела в микроволновке. Села напротив, молча хлебала из тарелки.
Павел смотрел на ее руки — тонкие пальцы, обручальное кольцо. Пять лет носила, не снимала.
— Ир, — начал он осторожно, — а помнишь, мы хотели в отпуск съездить? На море?
Она подняла глаза. В них мелькнуло что-то — испуг? Раздражение?
— Сейчас не до отпусков, — сухо ответила. — Денег нет лишних.
— Как это нет? Зарплата у нас нормальная. Кредитов никаких.
— Паш, не начинай. Устала я. Экономить надо, а не транжирить.
Транжирить. Она никогда раньше не употребляла такое слово. Говорила «тратить», «покупать». А теперь — «транжирить».
Как ее мать говорила, когда отец просил денег на сигареты.
Павел допил чай, ушел в комнату. Включил телевизор, но не смотрел.
В голове крутилась одна мысль: сорок семь тысяч рублей. Наличными. Спрятанных в старой сумке.
На съем квартиры хватит. Достаточно, чтобы начать новую жизнь.
Ирина мыла посуду на кухне. Тихо, аккуратно, как всегда. Но теперь в этих привычных звуках слышалось что-то чужое. Временное.
Будто она уже мысленно попрощалась с этой кухней, с этой квартирой. С ним.
— Иду спать, — сказала она, заглянув в комнату. — Рано встаю завтра.
— Спи. Я еще посижу.
Она кивнула, скрылась в спальне. Через полчаса дыхание за стеной стало ровным — заснула.
Павел выключил звук у телевизора, сидел в темноте. За окном шумел дождь, где-то хлопала незакрытая форточка.
Он попытался понять, когда все пошло не так. Ссорились ли они? Нет, не особенно. Обычные мелочи — он забывал выносить мусор, она оставляла мокрые полотенца на кровати. Ничего серьезного.
Может, другой мужчина? Павел напрягся, перебирая в памяти последние месяцы. Ирина не задерживалась на работе больше обычного.
Телефон не прятала. Никаких новых нарядов, духов, изменений во внешности. Скорее наоборот — стала одеваться проще, скромнее.
Значит, не роман. Просто разлюбила. Устала. Решила начать жизнь заново — без него.
Павел встал, подошел к окну. На улице было пусто, только редкие машины проезжали, рассекая лужи фарами.
Где-то там, в этом городе, была квартира, которую Ирина присмотрела для себя. Может, уже внесла предоплату, договорилась с хозяевами.
А может, билеты купила. В другой город, к подруге, к родственникам. Начать все сначала, забыть эти пять лет как страшный сон.
Утром Ирина ушла на работу как обычно — поцеловала в щеку, пожелала хорошего дня.
Но поцелуй был формальным, дежурным. И взгляд скользнул мимо, не задержавшись на лице мужа.
Днем Павел не выдержал. Полез в сумку еще раз, пересчитал деньги. Точно сорок семь тысяч.
В основном тысячные купюры — значит, копила давно, планомерно. По пять-десять тысяч в месяц откладывала.
Вечером Ирина вернулась еще более усталой. Села к компьютеру, что-то печатала. Павел заглянул через плечо — Excel-таблица с цифрами. Расходы по месяцам.
— Что считаешь? — спросил он.
Ирина вздрогнула, быстро закрыла файл.
— Да так. Работа.
Но Павел успел увидеть: там были не рабочие цифры. Там были суммы за продукты, коммунальные платежи, бензин. Семейный бюджет. Который она анализировала и оптимизировала.
Чтобы больше откладывать.
— Ира, — сказал он решительно, — нам надо поговорить.
Она обернулась. В глазах мелькнул испуг.
— О чем?
— О нас. О том, что происходит.
— Не понимаю. Что такого происходит?
Она встала, отошла к окну. Стояла спиной, плечи напряжены.
— Ты изменилась, — продолжал Павел. — Стала какой-то… чужой. Экономишь на всем, денег жалеешь. Планы строишь, которыми не делишься.
— Экономлю — плохо, трачу — тоже плохо, — устало сказала Ирина. — Чего ты хочешь?
— Хочу понять, что у тебя на уме.
Она повернулась. Лицо бледное, губы сжаты.
— А что тебя не устраивает? Квартира чистая, ужин готов, рубашки выглажены. Что еще нужно?
— Нужно, чтобы ты была честной.
— В чем я не честна?
Павел подошел к сумке. Положил на стол.
— В этом.
Ирина побледнела еще больше. Схватилась за спинку стула.
— Ты… ты рылся в моих вещах?
— Искал зарядку. Наткнулся случайно.
— И что теперь? — голос дрожал. — Будешь обвинять?
— В чем обвинять? В том, что ты собираешь деньги, чтобы уйти?
Ирина смотрела на него во все глаза. Потом вдруг села на стул, закрыла лицо руками.
— Господи, — прошептала. — Ты думаешь, я… От тебя хочу уйти?
— А что мне думать? Месяцами копишь втайне, на всем экономишь.
Она подняла голову. По щекам текли слезы.
— Я… — она запнулась. — Это для нас. Для нас с тобой.
— Для нас?
Ирина вытерла слезы, глубоко вздохнула.
— Помнишь мое детство? Что я рассказывала?
Павел кивнул. Знал, конечно. Отец-ал.кого.лик, мать на трех работах, постоянная нужда. Ирина в школе носила чужие вещи, в институт поступила на бюджет, потому что платное не потянули бы.
— Я помню, как мама занимала деньги на хлеб, — продолжала Ирина. — Как отключали электричество за долги. Как мы с сестрой спали в пальто, под одеялом вдвоем. Помню этот страх — что завтра есть будет нечего.
Голос ее дрожал, руки тряслись.
— Я поклялась себе: никогда больше не буду бедной. Никогда не попаду в такое положение.
— Но мы же не бедные, — растерянно сказал Павел. — У нас все нормально.
— Сейчас нормально. А завтра? Если ты заболеешь? Если работу потеряешь? Если кризис начнется?
Она встала, подошла к окну.
— Три месяца назад Светку с работы сократили. Помнишь? Она два месяца без зарплаты сидела, кредит не могла платить. Чуть квартиру не потеряла.
Павел вспомнил. Ирина тогда очень переживала за подругу, звонила каждый день, предлагала помощь.
— И ты решила копить на черный день?
— Решила подстраховаться. Чтобы у нас была подушка безопасности.
Ирина повернулась к мужу, глаза полные слез.
— Я не хотела тебя обманывать. Просто… знала, что ты не поймешь. Скажешь, что паникую, что все выдумываю.
Павел подошел к жене, осторожно обнял за плечи.
— Мы же могли вместе откладывать.
— Потому что ты легко относишься к деньгам. Сегодня есть — хорошо, завтра не будет — как-нибудь проживем. А я не могу так. Мне нужна уверенность.
Она прижалась к нему, всхлипнула.
— Прости. Я не хотела, чтобы ты подумал… Что я от тебя собираюсь уходить.
Павел гладил ее волосы, чувствуя, как внутри все переворачивается. Не измена, не предательство. Обычный человеческий страх, родом из детства. Страх остаться без крыши, без куска хлеба.
— А почему на всем экономишь? Мы же можем позволить себе нормальную еду.
— Каждая сэкономленная тысяча — это тысяча в заначке. Это еще один день спокойствия, если что случится.
Ирина отстранилась, посмотрела в глаза мужу.
— Ты очень злишься?
Павел покачал головой.
— Не злюсь. Просто… надо было сказать. Мы бы вместе решали.
— Скажешь теперь?
— Что скажу?
— Что я пс.их. Что нормальные люди так не живут.
Павел подумал. Да, наверное, нормальные люди так не живут. Не штопают колготки при нормальной зарплате. Не едят самую дешевую еду из страха перед будущим. Но у каждого свои демоны, свои детские травмы.
— Знаешь что, — сказал он. — Пусть это будет наша общая заначка. Официальная. Я тоже буду откладывать.
Ирина улыбнулась сквозь слезы.
— Правда?
— Правда. Только без фанатизма, ладно? Не надо жить впроголодь ради призрачного «черного дня».
Она кивнула, крепко обняла мужа.