В спальне над нашей кроватью появился портрет — на этот раз свекровь перешла все границы
Прекрати устраивать эти… демонстрации.
На стене над кроватью висел новый портрет. Я подошла ближе и похолодела: это была не наша семейная фотография. Это была она. Та, чьё имя я старалась не произносить.
Надя. Бывшая жена Паши. Улыбающаяся, с цветами в руках. В рамке из тёмного дерева – точь-в-точь как те, что висели в гостиной с фотографиями Паши в детстве.
Я прижала ладонь ко лбу. За два месяца жизни в квартире свекрови каждый день приносил что-то новое, но это… это переходило все границы. Перед глазами всё поплыло, комната закружилась, и я опустилась на край кровати.
— Оля! — позвал меня Паша из прихожей. — Ты где?
Я не могла выдавить из себя ни звука. Слышала, как он разувается, как вешает куртку, как идёт по коридору. И вот он уже стоит в дверном проёме нашей спальни.
— Что с тобой? Ты побледнела.
А потом он поднял голову и замер. Его взгляд прилип к портрету. Он несколько раз моргнул, словно не веря своим глазам.
— Что это? — спросил Паша таким тоном, будто я сама повесила эту фотографию.
— Ты меня спрашиваешь? — мой голос дрогнул. — Я пришла с работы десять минут назад и обнаружила это… украшение интерьера.
Паша потер лоб и тяжело вздохнул.
— Мама, — произнес он тихо, и это прозвучало как диагноз.
***
Два месяца назад мы с Пашей поженились. Свадьба была скромной – расписались, посидели с друзьями в небольшом ресторанчике. Ни пышного платья, ни лимузинов, ни сотни гостей. Так мы оба хотели.
Свекровь – Нина Михайловна – на свадьбу не приехала.
«Приболела», – объяснил Паша, но я-то видела, как он огорчился. Нина Михайловна прислала поздравительную открытку с конвертом, в который вложила деньги.
Но мне почему-то было не по себе. Странное предчувствие, не более того.
После свадьбы мы столкнулись с жилищным вопросом. Моя съёмная комната в коммуналке совсем не годилась для семейной жизни. У Паши была своя однушка, но он её продал год назад, чтобы вложиться в свое дело – маленькую, но перспективную компанию по ремонту бытовой техники.
— У мамы трёхкомнатная квартира, — сказал тогда Паша. — Она давно зовет меня вернуться. Поживём у неё, подкопим денег, а потом снимем что-нибудь своё.
Я колебалась. Жить со свекровью, которую я даже толком не знаю?
— Паш, мы же с ней почти не общались. Я видела её только пару раз до нашей свадьбы, и то мельком. Не странно ли будет вот так сразу переехать к ней?
— Да, наверное, это немного необычно, — признал Паша. — Но мама только с виду суровая. На самом деле она добрая. Просто нужно к ней привыкнуть. К тому же, это ненадолго. Года полтора – и накопим на первый взнос по ипотеке.
И я согласилась. Думала – всё обойдется. Мы взрослые люди, сумеем ужиться.
***
Первая встреча с Ниной Михайловной не задалась. Она открыла нам дверь с таким выражением лица, будто мы незваные гости, пришедшие не вовремя.
— Проходите, — сказала она сухо.
Это была высокая, статная женщина с коротко стриженными седыми волосами. Строгий взгляд, поджатые губы. В домашнем халате она выглядела величественнее многих в вечерних платьях.
Нина Михайловна проводила нас в комнату – просторную, с большой двуспальной кроватью и шкафом.
— Здесь будете жить, — сказала она. — Это комната Паши. Тут всё как было.
И действительно – всё было как у подростка. Постеры рок-групп на стенах, модели самолётов на полке. Только вместо узкой подростковой кровати стояла двуспальная – видимо, Паша заменил её ещё до отъезда, когда продал свою квартиру.
— Спасибо, Нина Михайловна, — поблагодарила я искренне. — Мы очень ценим вашу помощь.
— Меня зовут мама Нина, — отрезала она. — Не надо этих формальностей – «спасибо, Нина Михайловна». Мы же семья.
Странное начало. Я не знала, как реагировать – то ли она меня принимает, то ли наоборот. Но решила просто кивнуть и улыбнуться.
***
Первые недели прошли относительно мирно. Нина Михайловна работала заведующей отделением в больнице, приходила поздно, уставшая. Мы с Пашей старались не мешаться под ногами. Я готовила ужин на всех, Паша забирал мать с работы на своей машине в дождливые дни.
Мелкие уколы, конечно, были. То Нина Михайловна перестирает мои вещи, потому что «неправильно разложены в стиральной машине». То переставит всё на кухне, потому что «так удобнее». То начнёт расспрашивать Пашу о его бывшей при мне – как бы невзначай. Но я терпела. Всё-таки не наша квартира, нужно уважать хозяйку.
А потом начались сравнения.
— А вот Надюша всегда пекла к воскресенью что-нибудь сладенькое, — говорила Нина Михайловна за завтраком.
Или:
— Паша, ты похудел. Надя лучше готовила, ты при ней такой упитанный был.
Паша обычно отмалчивался или переводил тему. А я всё глубже загоняла обиду внутрь. Но после очередного «А вот Надя…» не выдержала.
— Нина Михайловна, может, хватит? — спросила я тихо. — Вы постоянно её вспоминаете.
Свекровь посмотрела на меня с искренним удивлением.
— А что такого? Она пять лет была женой моего сына. Я к ней привыкла.
— Но теперь его жена – я.
— Пока – да, — ответила она с таким видом, будто уже знает о скором конце нашего брака.
В тот вечер мы с Пашей впервые серьёзно поссорились.
— Ты должен поговорить с матерью, — требовала я. — Это невыносимо!
— Перестань драматизировать, — отмахнулся он. — Мама просто привыкла к Наде. Дай ей время.
— Время? Сколько? Ещё пять лет?
— Олесь, давай не будем, а? У меня завтра важная встреча с поставщиками, мне нужно подготовиться.
И он уткнулся в ноутбук, давая понять, что разговор окончен.
А на следующий день я нашла в шкафу коробку с вещами Нади. Футболки, книги, какие-то безделушки. Всё аккуратно сложено.
Вечером я показала находку Паше.
— И это ты называешь «мама просто привыкла»? — спросила я. — Она специально положила вещи твоей бывшей в шкаф, где теперь висит моя одежда!
Паша наконец-то смутился.
— Я поговорю с ней, — пообещал он.
Не знаю, говорил ли он с матерью, но коробка исчезла.
А через неделю Нина Михайловна пригласила на ужин гостью. Угадайте кого? Правильно – Надю.
Я сидела за столом, с трудом удерживаясь от желания встать и уйти. Надя оказалась эффектной брюнеткой с волосами до плеч и яркими голубыми глазами. Она работала менеджером в туристическом бюро и только что вернулась из рабочей поездки в Тайланд.
— Я привезла вам сувениры, — улыбнулась она, протягивая Нине Михайловне изящную шкатулку.
— Ох, Надюша, как мило с твоей стороны, — расплылась в улыбке свекровь.
Они болтали и смеялись, словно родные. А мы с Пашей будто были случайными гостями на этом празднике жизни. После ужина я не выдержала.
— Паша, зачем твоя мать позвала Надю? Это издевательство какое-то!
— Они дружат, — ответил он, и меня поразило, как спокойно он это сказал. — Мама привязалась к Наде, что в этом плохого?
— Что плохого? Серьёзно? Ты не видишь ничего странного в том, что твоя мать поддерживает отношения с твоей бывшей и игнорирует твою настоящую жену?
— Олесь, не преувеличивай. Мама тебя не игнорирует.
— Нет, она просто сравнивает меня с Надей при каждом удобном случае. И всегда не в мою пользу.
Мы снова поссорились. И снова Паша не встал на мою сторону.
***
А потом появился этот портрет.
— Я поговорю с ней, — сказал Паша, глядя на фотографию Нади.
— Нет, — ответила я твёрдо. — На этот раз я сама с ней поговорю.
В глазах Паши мелькнул испуг. Он знал, что я обычно спокойный человек, но если меня довести…
— Может, не стоит? — попробовал он меня остановить. — Я сниму фото, и всё.
— И что? Завтра она повесит другое? Или поставит статуэтку «Лучшей невестке Наде» на тумбочку? Нет, Паш. Так больше продолжаться не может.
Я вышла из спальни и направилась к комнате свекрови. Постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
Нина Михайловна сидела в кресле с книгой. На меня она даже не взглянула.
— Нина Михайловна, нам нужно поговорить.
— О чём же? — спросила она, всё ещё не отрываясь от книги.
— О том, что вы повесили фотографию бывшей жены своего сына в нашей спальне.
Она наконец подняла глаза.
— А, ты об этом. Я думала, тебе понравится. Это же память.
— Память? — я старалась говорить спокойно. — О чём? О женщине, с которой Паша развёлся?
— Они были вместе пять лет. Это часть его жизни.
— Часть его прошлой жизни, — подчеркнула я. — Теперь у него новая жизнь. Со мной.
Нина Михайловна захлопнула книгу и отложила её в сторону.
— Послушай, девочка, — начала она тоном, которым, наверное, отчитывала нерадивых медсестёр. — Я знаю Надю много лет. Она была моей невесткой дольше, чем ты женой моему сыну. Я к ней привыкла. Она мне как дочь. И я не собираюсь её вычёркивать из своей жизни только потому, что мой сын решил жениться на другой.
— Никто не просит вас вычёркивать Надю из своей жизни, — возразила я. — Но повесить её портрет в комнате, где спим мы с вашим сыном – это уже слишком.
— А по-моему, самое то, — усмехнулась свекровь. — Чтобы ты не забывала, что была до тебя и получше.
Вот оно что. Я наконец-то поняла причину её неприязни.
— Вы меня совсем не знаете, — сказала я тихо. — Вы решили, что я «хуже» ещё до знакомства со мной. Вы даже на свадьбу не пришли.
— Я же говорила Паше, что приболела, — возразила она.
— Да, но мы оба знаем, что это было не так. Вы просто не захотели прийти, верно?
Она долго смотрела на меня, словно решая, стоит ли отвечать. Потом произнесла:
— Ты разбила семью моего сына.
Я не поверила своим ушам.
— Что простите? Какую семью? Они с Надей развелись за год до нашего знакомства!
— Они могли бы сойтись, — упрямо сказала Нина Михайловна. — Если бы не ты.
— Это Паша вам такое сказал? — я почувствовала, как внутри всё холодеет.
— Он не говорил, но я-то знаю. Они созванивались, встречались…
Встречались? Я вдруг вспомнила, как несколько раз Паша задерживался «на работе». Как отвечал на чьи-то сообщения с улыбкой, а когда я спрашивала, от кого они, отмахивался: «Да так, по работе». Неужели…?
В комнату вошёл Паша. По его лицу я поняла – он слышал последние слова матери.
— Мама, хватит, — сказал он устало. — Мы с Надей не собирались сходиться. Ты это придумала.
Нина Михайловна поджала губы.
— Вы прекрасно подходили друг другу.
— Нет, мама. Мы не подходили. Именно поэтому и развелись.
— Из-за твоей глупой гордости! — вспыхнула свекровь. — Надя один раз ошиблась, с кем не бывает?
Я переводила взгляд с Паши на свекровь и обратно, пытаясь понять, о чём они.
— Ошиблась? — переспросила я.
Нина Михайловна фыркнула:
— Он тебе не рассказал? Надюша закрутила интрижку с коллегой. Один раз! А этот гордец, — она кивнула на сына, — не смог простить. Развёлся! А потом познакомился с тобой.
— Какое разочарование, — вздохнула я.
Нина Михайловна поджала губы.
— Не язви. Тебе это не идёт.
— А что мне идёт? Молча терпеть унижения? Смотреть, как вы выставляете портреты бывшей жены вашего сына в нашей спальне?
Паша положил руку мне на плечо:
— Олесь, успокойся.
— Нет, Паша, — я стряхнула его руку. — Я два месяца молчала, терпела, пыталась понравиться твоей матери. И что в итоге? Портрет Нади над нашей кроватью!
— Я уже сказал, что сниму его, — напомнил Паша.
— Дело не в портрете, — я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Дело в том, что твоя мать меня не принимает. И никогда не примет. А ты… ты выбрал её сторону.
— Я никого не выбирал! — воскликнул Паша. — Я просто хочу, чтобы все жили дружно.
— Невозможно жить дружно с человеком, который тебя ненавидит.
— Я тебя не ненавижу, — отрезала Нина Михайловна. — Ты мне просто не нравишься. Это разные вещи.
Прямота – вот что я всегда ценила в людях. И сейчас, как ни странно, почувствовала к свекрови что-то вроде уважения. По крайней мере, она не лицемерила.
— Хорошо, — сказала я. — Я вам тоже не нравлюсь. Но я – жена вашего сына. И буду ею независимо от того, повесите вы ещё десять портретов Нади или нет.
Нина Михайловна усмехнулась:
— Посмотрим.
Это прозвучало как угроза.
— Нет, мама, не «посмотрим», — вдруг твердо произнес Паша. — Я люблю Олесю. Я женился на ней. И я прошу тебя уважать мой выбор.
Свекровь изумлённо уставилась на сына:
— Паша!
— Хватит, мама. Просто хватит. Сними портрет Нади из нашей комнаты. И прекрати устраивать эти… демонстрации.
Нина Михайловна поджала губы. Паша взял меня за руку.
— Идём, Олесь.
Мы вышли из комнаты свекрови. В спальне Паша сразу снял портрет Нади со стены.
Я прижалась к нему, чувствуя, как отпускает напряжение последних недель. Что будет дальше? Как мы будем жить под одной крышей с Ниной Михайловной после этого разговора? Не знаю. Но по крайней мере, Паша наконец-то перестал отмалчиваться.
— Знаешь, — сказал он, глядя на пустое место на стене, — может, нам стоит подумать о съёмной квартире? Не уверен, что жить с мамой — хорошая идея.
Я улыбнулась:
— А как же накопления на ипотеку?
— Придётся отложить, — пожал плечами Паша. — Но зато нервы целее будут.
Мы начали искать съемную квартиру уже на следующий день и через две недели нашли небольшую однушку недалеко от работы Паши — арендная плата была высокой, но жить под одной крышей со свекровью стало невозможно.
В день переезда Нина Михайловна сидела у себя в комнате, не выходя помочь и не попрощавшись — её молчаливый протест был красноречивее любых слов.
Первые месяцы самостоятельной жизни оказались нелёгкими — приходилось экономить на всём, откладывая каждую свободную копейку на оплату двойного залога за квартиру и агентского вознаграждения, которые мы вынуждены были занять у друзей.
Паша старался поддерживать отношения с матерью — звонил ей раз в неделю, иногда заезжал после работы, но их разговоры становились всё короче, а Нина Михайловна постоянно находила причины, чтобы не приходить к нам в гости.
Когда мы всё же пригласили её на новогодний ужин, она пришла с подарком — кухонным комбайном, который сразу же принялась демонстрировать: «Надюша всегда говорила, что это лучшая модель, она такой же пользуется».
Мы с Пашей переглянулись, но промолчали — стало ясно, что отношения с Ниной Михайловной никогда не будут простыми.
Постепенно в нашей жизни установился новый ритм: редкие и натянутые встречи со свекровью по праздникам, вежливые телефонные разговоры Паши с матерью, в которых та непременно упоминала свои встречи с Надей.
Дела в компании по ремонту бытовой техники, в которую Паша вложился, понемногу налаживались, мы начали откладывать на первый взнос по ипотеке, и когда я забеременела, это стало дополнительным стимулом двигаться вперёд, не оглядываясь на прошлое..
Нина Михайловна, узнав о будущем внуке, оживилась и даже предложила помощь, но при каждом удобном случае вздыхала: «Как жаль, что это не Надин ребёнок, она так любит детей».
Когда родился наш сын, мы переехали в новую съёмную квартиру побольше. Паша сообщил матери о рождении ребенка, и она приехала с подарками, держалась сдержанно и быстро ушла.
В тот вечер, укачивая сына, я смотрела на его маленькое личико и вдруг поняла – портрет Нади на стене был не просто прихотью свекрови, это был её способ удержать контроль над жизнью сына.
Но теперь у Паши была настоящая семья – я и наш малыш, и никакие портреты бывших уже не могли этого изменить. Спустя полгода после рождения сына мы получили одобрение на ипотеку, и в день подписания договора на квартиру Паша сказал: «Знаешь, Олесь, я благодарен маме за тот портрет – он заставил нас быстрее начать свою собственную жизнь».