Пошла в ее комнату и увидела подругу со слезами на глазах, что-то бормотавшую себе под нос.
— Привет, Люб. Что-то меня на голосовую переключает постоянно. Не понимаю в чем дело. Позвони. В субботу у нас с Пашей годовщина, хочу проехаться по ресторанам с самыми демократичными ценами. Сама понимаешь, денег у нас свободных мало, так как мы копим на первый взнос, но пять лет со свадьбы грех не отпраздновать. Все, жду, — оставляю голосовое сообщение подруге, рассматривая на экране компьютера сайт маркетплейса в поисках подарка мужу.
Проходит еще час, но подруга так и не реагирует. Поэтому я набираю ее рабочий телефон, попутно отправляя смс мужу. Вдруг у них запрет на мобильные стал действовать. Слышала, что сейчас это актуально во многих фирмах.
— Типография «Коника», здравствуйте, — доносится женский голос.
— Алло, Люба?
— Здравствуйте. Нет, это не она. Ее сегодня не будет. Я могу что-то передать или помочь вам?
— Я ее подруга, Диана.
— А, привет, это Кристина. Слушай, ее не будет, — переходит почти на шепот.
— Приветик. А почему? Я ей набираю все утро, а она…
— Ты не в курсе? – голос коллеги становится тише. — У нее мама умерла.
Шок пронзает все мое тело, и телефон, заскользив в ладони, падает на стол.
— Господи, — вырывается панически. Встав на ноги, я сразу собираю свои вещи, быстро побросав их в сумку.
— Захарова? Ну и куда направляемся? – окликает меня старшая и мне приходится целых три секунды обдумывать, стоит ли что-то пояснять, или просто идти дальше.
Благо разум в моей голове пересилил, заполнив нутро страхом за подругу и желанием скорее быть рядом.
— Галина Никифоровна, можно мне уйти сейчас?
— Вот прямо щас, спустя три часа от начала рабочего дня? – с сарказмом задает вопрос.
— Мне к подруге надо, у нее… — воспоминания о прекрасной Соне Артемовне заставили расплакаться.
— Умер кто? Ты че ревешь?
— Умер… мама ее… Умерла, — пытаясь стереть со щек слезы, их становилось все больше. – Простите.
— Ой, хоспаде. Пошли давай, — подтолкнула меня к своему кабинету.
Мне в руки попали салфетки, стакан воды и полагаю валерьянка, которую я сразу выпила.
— Такси вызвать?
— Угу, — киваю, допивая воду.
Пока она звонит в службу, я смотрю в одну точку.
— Пять минут.
— Отпускаете?
— А че тебя держать? Соплями умывать монитор да стол? Да и… не зверь же я.
Спустя полчаса я стояла на пороге квартиры и стучала в нее, но вспомнив о том, почему я здесь, догадалась, что не откроет. Потом и вовсе испугалась, как бы чего не произошло. Вытащила ключ запасной, с верхнего выступа коробки дверной и открыла.
Тихо вошла и также тихо позвала ее.
— Люб, дорогая… Это я.
Тишина стала пугать, но затем я услышала громкий всхлип и шепот.
Пошла в ее комнату и увидела подругу в халате и со слезами на глазах, что-то бормотавшую себе под нос.
— Мне так жаль, — подбежала к ней и обняла крепко как могла. – Так жаль, Любочка…
Я знаю и помню, что они с матерью во многом не соглашались и часто ссорились. Я не лезла в их отношения. Но порой приходилось тетю Соню успокаивать и заверять, что Люба не хотела быть грубой, что обязательно придет и извиниться перед ней.
Я выросла в детдоме и знаю, что значит терять маму. Моя умерла, когда мне было всего восемь. Отец отказался от опеки, бабушка была слишком старенькой и ей не позволили меня забрать, потом и вовсе умерла, поэтому единственным местом, где меня хоть как-то были рады видеть, стал интернат. Там я встретила и будущего мужа. Моего Павлика.
Еще был наш друг лучший Антон… но где он сейчас я не знала. Когда он поступил в столичный мединститут, наши дороги разошлись. У нас не было телефонов тогда. Да и откуда у сирот такое богатство. Когда появились, отыскать друга стало невозможным. Хотя я почему-то думаю, что он прятался от нас намеренно. Но причин я знать не могла, поэтому, мысленно пожелав удачи, просто отпустила, хотя помнила о друге всегда.
Вновь глажу по спине Любу и пытаюсь успокоить. Я не задаю вопросы о том, что случилось. Сейчас она не ответит, но учитывая, каким слабым было сердце тети Сони, не сложно догадаться, от чего могла умереть женщина, которая подарила и мне как собственной дочери безграничную любовь и тепло.
— Пойдем, я тебе чай сделаю и выпьешь успокоительное.
По правде, мне и самой требовалось успокоение.
— Хорошо.
Она, покачиваясь, поднимается на ноги замешкавшись, но все-таки идет вперед со мной.
В аптечке у нее ничего кроме противовирусных и жаропонижающих.
Я завариваю крепкий чай и хватаю сумочку.
— Так, надо мне в аптеку сгонять. Тут пусто. Я быстро…
— Дианка, — она произносит мое имя со слезами и снова ударяется в истерику.
— Мне тоже больно, Любочка… — сажусь рядом и притягиваю к себе ее. — Очень больно.
Еще несколько минут мы сидим в тишине, нарушаемой нашим плачем, и она отодвигается, трогая и потирая виски.
— Голова болит.
— Так, все, я пошла. Пять минут и буду у тебя. Ключ возьму, а то домофон в этот раз открыли выходившие соседи твои, мне повезло просто.
— Хорошо, — качает головой, но глаза не поднимает.
Прохожу по коридору и, остановившись на пороге, сую ноги в свои ботинки, обращая только сейчас внимание на то, что рядом стоят… так похожие на демисезонки Пашки.
Глаза широко раскрыты и появляется желание пройтись по квартире, чтобы увидеть самой. Но отпуская эту дикость, так как… Да, бред это все, я надеваю куртку, которую бросила, а в отражении, позади себя вижу пальто мужа. И оно может быть только его, потому что я вышила на его воротнике золотую птицу, когда на том месте оторвалась пуговица, оставив после себя небольшую дырочку.
Сознание играет злую шутку и мне становится на миг плохо. Пол резко качается, что приходиться схватиться за дверную ручку, балансируя, как по волнам. Глаза щиплет, а горло распухло до небывалых размеров из-за камня, который застрял в нем и мешал проглотить полный рот слюны.
Я ведь его не видела?
Задаю вопросы, снимая обратно обувь.
Не видела.
Они коллеги. Может, Паша проводил Любу?
Конечно, так и было.
Или он приехал к ней, узнав, что она не пришла на работу по ужасной причине. И возможно, просто мыл руки в ванной. Или…
Что, если от такой новости, как смерть заболел живот? Стресс на всех по-разному…
Да только бреда в голове хватило ненадолго. Люба была позади меня, когда я вошла в спальню. Единственную комнату, кроме гостиной и кухни, где точно не было моего мужа. Из нее вела дверь в ванную комнату. Я даже не обратила внимание на шум воды, когда бросилась к подруге в утешающем жесте. Сейчас хорошо расслышала.
Она молчала. И еще громче плакала.
— Это Паша? Не так ли, Люб? – спросила, не поворачиваясь к ней.
Ответ был прост. Вопросов по-прежнему много. Но мозг пульсировал в надежде получить свою порцию боли. Ему потакало сердце, душа и слезные железы с нервами.
— Диан… — она завыла. Теперь я даже не знала, по какому поводу были эти слезы.
Подруги не плачут, изменяя с мужьями своих подруг. Не так ли? Это даже я бы сказала кощунственно с ее стороны. Ты сделала это, а потом плачешь? Зачем? Это бессмысленно.
— Если ты не против, — я подняла руку, останавливая ее наиглупейшие бредни, которые она могла начать воспроизводить, — я бы тебя попросила помолчать и позволить остаться в квартире примерно на несколько минут.
Она заплакала еще сильней. А потом повернулась дверная ручка, и вымытый дочиста муж вышел с поникшим лицом, а увидев меня, а не Любашу, даже ужаснулся.
Он дернулся произнести речь, но я подняла палец, заставив замолчать.
— Прежде чем твой наглый и мерзкий рот что-то произнесет, я тебя опережу и скажу, что стою тут не банальщину от тебя услышать.
— Дианка, ну ты… — голос был отчужденным, глаза бегали, что-то ища и, видимо, не находили. — Это ж… Э-э…
— Два предателя, вот что это, — развернулась и пошла к двери под серенаду извинений, всхлипываний и нелепостей, по типу, чтобы я не горячилась.
Я шла с расправленными плечами и поднятой головой. Они смотрели мне в спину явно думая, что я сильная и выносливая. На самом же деле по душе стекали кровавые реки, а сердце превращалось в уголек.