Почему без направления?
— Рыжова! Кто здесь Рыжова? — спросила медсестра, войдя в палату. На руках она держала ребёнка, который хоть и надрывался криком, но крик был тихий, словно понарошку.
— Ну, я Рыжова! Унесите ребёнка, я уже подписала отказ,— оторвалась от журнала молодая девушка с модной стрижкой.
— Понимаете, — словно оправдываясь, сказала медсестра, — у вашей дочери аллергия на смесь. А у вас молоко пришло. Может, приложите к груди, или хотя бы… сцедите немного?
— Нет, отвернулась Рыжова, я курю и вообще…— и снова уставилась в журнал.
— Девочки! — обратилась к присутствующим медсестра, — у кого много молока, накормите малышку?
— У меня много, — сказала темноволосая женщина, — я покормлю её.
— Сейчас, вот, я захватила стерильную бутылочку, — обрадовалась медсестра.
— Не надо бутылочку. Давайте ребёнка, — женщина протянула руки и медсестра аккуратно передала ей девочку.
Рыжова вышла из палаты. Она считала ребёнка досадным недоразумением, ошибкой.
— Ты моя хорошая, проголодалась, смотри-ка, сразу поняла. Ах-ты умница моя! — говорила темноволосая малышке.
Девочка рассматривала склонившееся над ней лицо синими, серьёзными глазами. Наевшись, она почти сразу уснула, и кормилица положила её на кровать, чтобы не держать на руках.
— Чтобы не привыкать! — пояснила она остальным, — у меня дома трое, и ещё одного принесу… нет, я не могу забрать. Муж меня выгонит!
— А можно, я подержу… — одна из мамочек подошла к спящему ребёнку и хотела взять на руки, но медсестра опередила её.
— Спасибо,— поблагодарила она темноволосую, — надеюсь, что девочке подберут смесь, и вам не придётся…
— Что вы, мне совсем не трудно! Привыкнуть боюсь, — улыбнулась та.
— Скажите… — посмотрев на пустую койку Рыжовой, осмелилась молодая женщина, которая хотела подержать ребёнка, — а куда её теперь?
— Ну куда… в дом малютки, — сказала медсестра и унесла девочку.
Когда дверь за ней закрылась, темноволосая спросила соседку по палате:
— А ты чего спрашиваешь, Лада? Никак забрать хочешь?
— А почему нет? Двое детей лучше одного!
— Да ты с ума сошла! Такая молодая! Сейчас парнишка твой подрастет, парнишка ведь у тебя?
— Да, — кивнула Лада, — сын.
— Ну вот. Подрастёт немного, придёшь сюда за доченькой! А то и муж не поймёт… и чужая девка, знаешь! Всякое может быть.
— Нет у меня мужа, — потупилась Лада.
— Как так «нет»? А кто ж к тебе приходил? Такой мужчина… интересный, представительный.
— Это папа мой, — улыбнулась Лада.
— А мать где ж? — глаза темноволосой сверкнули любопытством. Уж больно молодым показался ей отец Лады.
— Мама ушла от нас, давно. Я её уже практически не помню, — легкая морщинка разрезала лоб женщины, — зато помню, как плохо без матери. И не хочу, чтобы эта малышка пережила то же, что и я.. и даже хуже. У меня хоть папа был.
— Лада, послушай меня, девочка. Я тебе вот что скажу: чужой ребёнок это большой риск. Ты же не знаешь, при каких обстоятельствах он был зачат, кто его отец! Может быть, он маньяк! Изнасиловал эту… Рыжову.
— Ну нет… вряд ли. В этом случае, она бы, наверное, сразу предпочла бы избавится. Мне Ольга, что выписалась два дня назад, говорила, что Рыжову жених бросил.
— Всё равно. Риск! — упрямо повторила темноволосая.
— Но другие же… — она не успела договорить, как вошла Рыжова. Темноволосая с показным безразличием прошла мимо неё, легла на свою кровать и показала Ладе рукой круглый живот, воображаемую сигарету, и скосила к переносице глаза, намекая, что курение матери непременно скажется на здоровье дочери.
От Рыжовой и впрямь несло табачищем. Хорошо, что вскоре она выписалась.
После выписали и темноволосую, а Лада с сыном всё ещё находилась в роддоме — плохо заживал шов после кесарева. Она всегда думала, что родит сама, но вышло иначе.
Двоюродная сестра Лады, родившая годом раньше, нахваливала роддом, в котором она рожала. Ой, там и врачи, там новое оборудование! И Лада, наслушавшись, пришла туда. Она перенашивала по выставленным ей срокам, и страшно боялась, ведь это был её первенец. Страшась пропустить момент родов, она пришла в роддом на 41-й неделе, с просьбой положить её в стационар.
— Почему без направления? — огорошили её в приёмном отделении, и отправили получать направление.
Когда она явилась, отстояв в душной очереди в поликлинике, и принесла направление, надменный врач огорошил:
— Почему вы сами пришли? Вас должна привезти скорая! Идите домой и вызывайте!
— Вы что, издеваетесь? — заплакала Лада, — что вы меня гоняете, думаете просто с таким животом? Я спать не могу, потому что сроки вышли, вдруг пропущу…
— Что вы все лезете в нашу больницу, рожали бы у себя, по месту прописки! — сказал врач.
— Хорошо, я уйду,— сказала Лада, вытерев слёзы, — а фамилия ваша как?
— Ладно, — сказал врач, — мы тебя возьмём, — давай карту, иди на весы и переодевайся.
Отомстил он ей, или просто был некомпетентен? Сначала он распорядился, чтобы Ладе сделали укол снотворного. (Ты же говорила, что не спала? Получай) а после, всего через два часа, распорядился проткнуть пузырь. (нечего, мол койки занимать)!
Какая после снотворного «родовая деятельность»? Несколько часов и Лада, и её малыш страдали. Она от боли, он — от гипоксии. С момента, как отошли воды, прошло четырнадцать часов! Операцию сделали только в два часа ночи, потому что Лада стала грозить врачам судом! Сделали кесарево. Ребёнка спасали неонатологи, и спасли. Однако сына впервые она увидела только на второй день. Днём раньше к ней только пришёл врач, и сообщил, что детей у неё больше не будет.
После того, как темноволосую кормилицу выписали, Лада вызвалась кормить малышку Рыжовой. Молока было достаточно, и она кормила сначала Петю, потом безымянную малышку. Она называла её Машенькой.
Однажды Машеньку не принесли на утреннее кормление. Лада поймала за рукав нянечку, и спросила её о девочке. Она твёрдо решила удочерить малышку, потому что мечтала о дочке. Но нянечка сказала, что главврач, не разобравшись хорошенько, устроил медсёстрам разнос, за то, что нарушают внутренний распорядок.
К тому моменту сынок Лады почти совсем поправился, и её шов стал гораздо лучше. Днём к ней зашла зав. отделением.
— Ну что, хорошая новость! Выписываем вас! Можешь оповещать родственников, пусть готовят вам с принцем карету, и…
— Элина Вячеславовна, а я не могла бы… забрать и девочку Рыжовой? У нас с папой отдельный дом. Ей там будет хорошо, а?
— Милая моя! Похвально, конечно, но это решать не мне. Сейчас девочку, кстати, назвали её Надежда, мы отправляем в Дом малютки. Оттуда ты сможешь её удочерить, если комиссия разрешит.
— Но ведь отказ на ребёнка есть… неужели нельзя упростить процедуру, чтобы ребёнок сразу поехал домой, а не в детдом? — спросила Лада.
— Нет, существует порядок. Комиссия должна определить что у тебя есть для девочки условия, что ты не сумасшедшая, и так далее.
— Но вы же видите, что не сумасшедшая, — обиделась Лада.
— Я вижу. Но решаю не я, — Элина Вячеславовна ласково провела по Ладиному плечу, — документы будут готовы завтра, к полудню.
Лада назвала сына Петром, в честь своего отца — это имя значит камень, скала. Она надеялась, что оно убережёт малыша от невзгод.
Через полгода ребёнок заболел, появились проблемы с дыханием, и Лада вызвала скорую помощь. Оказался ложный круп. Приступ купировали, но оставили ребёнка в больнице. Лада с утра приходила, садилась на табурет возле кроватки сына, и изредка перебрасывалась словами с другими матерями. В крошечной палате помещались три койки с малышами и три табурета для мамочек.
— А как жалко детдомовских-то! — как-то сказала одна из них, — лежат, бедняжки, и никто к ним не походит!
— А они здесь? На этаже? — спросила Лада.
— Да! Иногда кто-то из мамочек сжаливается, подходит, умывает, угощает чем-то, а то и книжку почитает тем, кто постарше, — ответила другая женщина.
Вечером, когда родителей стали выпроваживать из больницы, Лада прошла и заглянула в палату к «отказникам». Там, в огромном манеже, было два малыша. Один, постарше, стоял, в обмоченных колготках, пытаясь ходить по периметру манежа. На середине лежал другой ребёнок, и отрешенно смотрел в потолок. Лада хотела подойти, но в тот момент вошла медсестра, и выгнала её. Сердце сжалось, и Лада снова пообещала себе, что обязательно заберёт свою доченьку из Дома малютки.
Бюрократические препоны заняли довольно много времени. Но, когда все формальности были улажены, она поехала за Наденькой (так её назвали врачи). Её пригласил к себе директор Дома малютки, оказавшийся женщиной преклонных лет.
Кроме директрисы, в её кабинете был флегматичный мужчина, похожий на пса из «Бременских музыкантов», и женщина с начёсом на голове, в тонированных очках. Как оказалось, она была из опеки, а мужчина был социальным психологом.
— Вы с какой целью собираетесь усыновить? — спросил мужчина, глядя в точку посредине Ладиного лба. Только потом Лада поняла, что у мужчины сильное косоглазие.
— Я бы хотела удочерить определённого ребёнка. Мы с матерью девочки рожали в одном роддоме, в одно время.
— С какой целью усыновляете? — повторил мужчина, нажимая на слова, — рассчитываете на пособие от государства?
— Нет, у меня другая мотивация, хотя пособие, конечно, не лишнее, — Лада почувствовала себя на допросе, или вернее сказать, на экзамене, от результатов которого зависело, отдадут ей Наденьку или нет.
— Какая «другая «мотивация? — криво усмехнулась женщина в очках.
— Понимаете, — смутилась Лада, — врачи сказали, что у меня не будет детей. А я так хотела дочку! И Пете будет лучше, веселее.
— Ах, вы хотите взять живую игрушку для сына? — мужчина сделал какие-то пометки в блокноте.
— Ну, зачем вы так? — растерялась Лада, — я уже люблю эту девочку. Я научу её шить, вязать, печь пирожки…
— То есть, вы собираетесь эксплуатировать ребёнка, в качестве прислуги?
Когда Лада выходила из кабинета, у неё тряслись руки и дёргался глаз. Заметив это, психолог с опекой переглянулись.
— Спасибо, мы сообщим вам о своём решении, — сверкнула очками директриса.
Решение было отрицательным. Лада никак не могла понять почему, ведь взрослые люди должны понимать, что ребёнку лучше дома. Она позвонила в Дом малютки, и попросила соединить с директором.
— Дом малютки, — взяла трубку та, — говорите.
— Алла Владимировна, почему отказ? — спросила Лада, — я просто не понимаю! Вы же ломаете ребёнку жизнь!
— Успокойтесь, пожалуйста, какой отказ? Чего и кому я ломаю? — спокойно произнесла та. Лада даже видела её усмешку.
— Моя фамилия Мальцева, — стараясь не терять самообладания, сказала Лада, хотя была уверена, что директриса узнала её.
— Ах, Мальцева! И что вы хотите? Решение принимаю не я, а комиссия. Они сочли вас недостаточно… она долго придумывала слово, шуршала какими-то бумагами, и наконец, выдала «недостаточно компетентной» и с «неустойчивой психикой».
— Вы же знаете, что это не так!
— Простите, мне надо работать, — сказала директриса и положила трубку.
Проснулся Петя. Накормив его, Лада стала собирать его на прогулку. Со смены вернулся Пётр Филимонович.
— Ладушка, привет! Что грустная такая? — сказал он, целуя дочь в обе щеки.
— Да так… всё нормально. Сейчас пойдём с Петей, погуляем… я там поесть тебе сделала. Сама поела, так что меня не жди!
— И всё-таки, что-то тебя гложет, — сказал ей вслед отец.
Вернувшись с прогулки, она рассказала, что решила удочерить ребёнка, и даже ездила в Дом малютки. Сначала он не понял.
— Тебе со своим забот хватает! Ты только представь! То на одно дитё стираешь, а то будешь на двух! А одеть, раздеть? Купать, кормить!
— Вообще-то стираю на троих… и то, не я, машинка стирает! — весело откликнулась Лада, — пап, двоим расти лучше. По многим причинам. Я так жалею, что я у тебя одна! — она обняла отца.
— А я — так нет! Хотя… ладно, даю добро. Давай! А что: будет у меня и внук, и внучка, — засмеялся Пётр Филимонович, гладя её ладонь.
—Так мне не дают! Я же уже была в Доме малютки!
— А что мне не сказала? Я бы с тобой поехал…
— Боялась, что отговаривать начнёшь, — опустила она голову, — Ты имеешь право, пап. Ты у нас основной кормилец!
— Ну, ладно, ладно. Ты мне потом всё вернёшь, — смутился отец.
— Отказали мне. Убей, не пойму, почему.
— А тут и понимать нечего. Знаешь, сколько платит государство детдому в месяц на одного сироту?
— Сколько?
— Много, дочка. Точно не скажу, но слышал, что сумма огромная.
— Что же делать? — Лада совсем упала духом.
— Есть у меня одна идея! — прищурил глаз Пётр Филимонович, — позвоню старому приятелю. Никогда не просил, но ради такого дела… позвоню.
Не прошло и недели, как раздался звонок, и та же самая Алла Владимировна, торжественно объявила Ладе, что решение пересмотрено. Она может приехать и выбрать ребёнка.
— Как выбрать? Я хочу забрать Надюшу Рыжову. Ну, о которой я вам говорила, — сердце у Лады тревожно забилось. Она ожидала подвоха, и он случился.
— Гм, — прочистила горло Алла Владимировна, — мне очень жаль, но несколько дней назад Надю удочерили. И не Рыжова она была у нас, а Лейкина.
— Как удочерили…? — только и смогла сказать Лада.
— Ну, как, как. Согласно процедуре. Там полная семья: мать, отец. С первого взгляда было видно, что люди положительные, обеспеченные. Ребёнку будет хорошо в той семье, не переживайте. Ну что? Во сколько вас завтра ждать?
— Я не приеду. Прощайте, Алла Владимировна! — Лада положила трубку.