Ты сама разваливаешь семью! Может, тебе успокоительных купить, а то скоро на людей бросаться будешь

— Ну и давай тогда разбежимся, — Юрий с размаху бросил вилку. Та со звоном упала на пол. Мужчина встал, вынул из кармана пачку сигарет и ушел на балкон.

С улицы кисловато пахло мокрыми деревьями, прелой листвой и бензином. В кухню ворвались звуки вечернего города, заполнили собой повисшую в воздухе тишину.

Марина растерянно оглянулась на мужа, стала убирать со стола посуду. «Поругались… Опять. Каждый день почти Юра на взводе. И ведь на пустом месте всё! — думала она, складывая тарелки в раковину. — Как же это надоело!»

Сегодня поссорились из–за того, что Юрику не понравилась чашка, в которую жена налила чай.

— Я из этой не пью! Убери! — оттолкнул он высокую фарфоровую чашку с Маринкиной фотографией. Это был сувенир, подарок от коллег с её работы. — Юр, ты что? Какая разница, из чего пить? Не говори ерунды, я не буду менять посуду только потому, что тебе так захотелось!

Марина сегодня тоже устала на работе, сил на поиск компромисса не было. Хотя, чего проще — встать, перелить горячую жидкость из одной тары в другу, но… Но есть еще упрямство, Марина его чувствовала, но победить уже не могла и не хотела.

— Такая разница. Да что ты теперь, вообще меня слушать перестала? Я в этом доме хозяин! Я! Поняла? Захочу, из железных мисок будете у меня есть!

— Нет. Позволь заметить, — женщина нарочито медленно размешивала сахар у себя в чае, — квартира моя. Да, ты хозяин, но не рабы же мы твои в конце концов. Капризничаешь, как малыш. По–моему, ты заигрываешься, дорогой. Мы тут все на равных. Ты, я, Кирюша. Если хочешь, купи себе железную миску, но мы тебя не поддержим.

Юрик брезгливо отставил тарелку.

— Отвратительное пойло. Что ты наварила?! Гадость.

— Не ешь. И вообще можешь готовить себе сам, и жить сам, и…

Марина не успела договорить. Она смотрела, как два раза подпрыгнула вилка, как заскользила под стол. Тень мужа продвинулась вперед…

… Стоящий на балконе мужчина сунул докуренный «бычок» в пепельницу, вынул вторую сигарету.

«Так больше продолжаться не может! Надо что–то решать. С ней стало невыносимо! Ну, положим, уеду к матери, перекантуюсь, потом сниму квартиру. Но мать же заклюёт! Из огня да в полымя получится. Надо сразу съехать куда–то на нейтральную территорию…»

Он вынул из кармана сотовый, стал листать список контактов.

— Привет, Шурик! Привет! Узнал? Нет? Богатым буду! Да… Да… — услышала Марина голос мужа, замерла. — Да я так звоню, узнать вот хотел: у тебя еще на Комсомольском квартира свободна? Нет? Жаль. Да мне тут пожить надо какое–то время. Нормально всё, просто надо. Ну, нет так нет, пока. Да, хорошо бы встретиться. Потом.

Юрик оглянулся, закрыл балконную дверь и опять уставился на телефон.

— … Макс! Привет, дорогой! Можешь сейчас говорить? Ааааа… Да я быстро. У тебя осталась квартира от матери, мне бы пожить месяц–два. Нет? Сестра теперь там… Ладно. Да нет, нормально всё. Ну, сам понимаешь…

Юрий многозначительно вздохнул. Марина, которой всё было слышно из приоткрытого окна, закусила губу. Да, она опять во всём виновата. Абсолютно во всём. И все друзья мужа что–то там понимают. Одна она не ведает, что изменилось, отчего муж так странно себя ведет.

— Ты разваливаешь семью, Марина! Ты и только ты! — стучал он еще вчера по столу пальцем. — Чего тебе не живется?! А может это климакс? Часики тикают,— усмехнулся Юрик, как будто в изменениях женского организма было что–то постыдное. Он много раз замечал, как Марина, остановившись перед зеркалом, пристально разглядывает своё лицо, разглаживает пальцами морщинки. У самого Юрия было в этом плане всё а порядке! Ну, пусть фигура чуть поплыла, но это ж от того, что много работает, совершенно нет времени на спорт. Питается опять же на ходу. Другим вон жены в контейнерах еду дают, а Марине не до этого, у неё, видите ли, дела… — Так иди к врачу, пусть пропишет тебе таблетки успокоительные! — продолжил мужчина. — У тебя ж что ни подруга, то врач, вот и пусть помогают. А то ты скоро на людей начнешь бросаться!

Марина слушала, отвернувшись к окну, делала вид, что слова мужа её нисколько не задевают.

— А может просто мне надоело, что ты меня не слышишь? — наконец ответила она. — А только себя. Ты, ты, ты… Всё время ты. Утром я слушаю, как ты спал и что у тебя болит. Днем ты звонишь и рассказываешь, как тебе тяжело на работе, вечером опять всё по кругу. А я? Ну хоть раз спроси меня, как я провела день, как работалось мне, помоги разогреть ужин. Кирюша из института приходит, ты с ним хоть словом бы перемолвился! Ведь парень по тебе скучает. Но нет, ты устал, у тебя своё, личное, время!

— Ой, вот только не надо приплетать сюда Кирилла! Он самодостаточен, у него свои дела. Мой сын давно отлип от родительской юбки, только ты этого не хочешь признавать.

Да, Марина этого не признавала. Да, Кирилл уже взрослый, в институт поступил, учится, но кто бегал с ним по приемным комиссиям, чтобы взяли? Кто нанимал кучу репетиторов, чтобы сын набрал нужные баллы на экзамене? Кто обзванивал одноклассников, когда Кирилл пропал прошлой весной, а оказалось, что он напился и спит в парке… Юрик тогда тоже как будто переживал, но делал это, сидя у телевизора. Кто, когда выяснилось, что Кирилл не проходит на «бюджет», перекроил весь семейный доход и нашел дополнительный заработок?!.. Нет, если не считать всего этого, то Кирилл, конечно, уже давно самостоятельный человек…

— Я не вижу у него ни одного самостоятельного поступка. Он еще ребенок, а тебя это забавляет. Знаешь, если бы не я… — приподняла брови женщина.

— Если бы не ты, то нам бы жилось гораздо спокойней. Мне кажется, что даже Кириллу надоела твоя душная опека.

— Опека? Это, видимо, то, что я плачу за его обучение? Или то, что он не морочит себе голову готовкой, стиркой и уборкой в комнате? Да и ты, впрочем, тоже…

Они бы еще вчера доругались до развода, но пришел сын.

— Кирюш, будешь ужинать? Садись, всё готово, — нарочито весело предложила Марина, провела рукой по плечу парня.

— Я у себя поем. Не хочу слушать, как вы тут цапаетесь.

Кирилл наскоро сделал себе пару бутербродов, налил чай и унес всё в комнату. Через минуту оттуда загремела музыка.

— Вот видишь, даже он заметил, что ты стала невыносима! — Юрик победно откинулся на стуле и подтянул штанину. Эта его привычка бесила Марину до невозможности: откинуться, выставить левую ногу чуть вперед, сальными пальцами подцепить брючину у колена и подтянуть её к себе. На ткани всегда оставались пятна, но Юрику было всё равно. Он просто кидал одежду в стирку и брал себе новую. Сначала Марина старалась не придираться. Ну, подумаешь, у каждого есть какие–то привычки… Потом стала раздражаться, пыталась перевоспитать мужа. Но он как будто назло делал всё то, что ей не нравилось.

— Машинка стирает, не ты. Скажи «спасибо», что не с бедняком живешь, вся техника нормальная, стирай хоть по три раза на дню! — победно навис над ней муж, когда она очередной раз попыталась сделать ему замечание…

Вчера их спас Кирилл. На пользу ли, или уж надо было разрубить этот узел, и дело с концом, — Марина не знала. Зато сегодня Юрик наконец сказал, что ставит большую, жирную точку. Он как будто готовился признаться в этом, но всё духу не хватало. А сегодня—таки решился…

— «Разбежимся»… Слово какое–то тараканье, — усмехнулась женщина, слушая, как муж обзванивает друзей в поисках жилплощади. — Как будто букашки они, а не люди, и стоит приподнять колпак, под которым их посадили вместе, засеменят они по полу, заспешат, а потом провалятся каждый в свою щель, и жизнь заиграет новыми красками, заискрится свободой.

— … Да невозможно уже, мам, понимаешь! — выключив воду, услышала мужнины жалобы Маришка. — Всё не так! Ей всё не так! Да… Да… — кивал он, а мать, видимо, утешала его. — Ну как перемелется, мама?! Она, мне кажется, с ума просто сходит, вот и всё! А ведь это влияет еще и на Кирилла! — не унимался Юра. Ему самому становилось себя очень жалко, и Кирюшку заодно, но сына все же меньше. — Так что, я приеду?

Марина затаила дыхание. С Верой Николаевной у нее были прекрасные отношения, доверительные, честные, достойные. Марина даже и подумать не могла, что так может быть со свекровью. Вера не лезла в семейную жизнь сына, и, если видела, что Марина приехала грустная, что Юра на взводе, то просто старалась отвлечь невестку, вовлекала её в легкие, уютные разговоры, сама что–то рассказывала, смешное или просто приятное. Маришка успокаивалась, думая, что всё наладится, и шла к мужу мириться…

Один раз только, летом, когда Марина была беременна, и они крупно поругались с Юриком, Вера Николаевна как будто между прочим сказала, помогая невестке нарезать овощи к салату:

— Мариш, я к вам лезть не буду. Но знаю, у Юры нрав тяжелый. Он упрямый, немного высокомерный, ты тоже цену себе знаешь, не прогибаешься. Находит коса на камень, понимаю и не хочу никого оправдывать. Но Юрка последнее время нервничает много, на работе, говорит, у него проблемы какие–то. Ты уж делай на это скидку, ладно? Так хочется, чтобы у вас все было хорошо…

Вера Николаевна виновато наклонила голову. Марина кивнула. И жили дальше, не ссорились, уважали пространство друг друга.

По тону, которым муж попрощался с Верой Николаевной, Марина поняла, что та ему отказала.

… — Что? — Юрий стал говорить громче. — Адрес тогда скинь. А чего, прямо сегодня и приеду. Да, да… Спасибо, Борька, прямо выручил меня!

Мужчина то и дело поглядывал на жену, лицо которой было едва различимо сквозь дымчатый, с узорами тюль.

Марина всё слышала, поджала губы. Плакать она сейчас не будет, хотя слезы, как рефлекс на мысль, что тебя бросают, сразу же подкатили к глазам и застыли там хрустальными бусинками. Если моргнуть, то они побегут, покатятся по щекам, выдавая чувства.

Женщина быстро промокнула глаза салфеткой, ушла в комнату. А Юра, победно улыбнувшись, хлопнул балконной дверью, юркнул в спальню, схватил с полок кое–какие вещи, сунул их в рюкзак и ушёл.

— О, пап, привет! Ты куда? — столкнулся с отцом у лифта Кирилл.

— За хлебом, — бросил Юрий. — Я тебе потом напишу.

И уехал. А Кирилл еще стоял, слушая, как железная кабина лифта ползет вниз, как тихонько скрипят её механизмы. Вот лифт остановился, открылись двери, потом хлопнуло в парадной.

Марина так и сидела в гостиной, сложив руки на груди и делая вид, что читает.

— Мам, папка куда? — встал перед матерью Кирилл. — Мам! Вы что, опять поругались?

Женщина пожала плечами.

— Ну понятно… — парень пнул ножку кресла, где сидела Марина.

— Ужинать будешь? Как дела в институте? — заинтересованно спросила женщина.

— Не буду я есть. Да что ты ко мне пристала! — отмахнулся сын от неё, как от назойливой мухи.

— Я просто спросила. Спокойной ночи.

Марина хотела дотронуться до руки паренька, но тот резко высвободился, ушел к себе…

Утро было необычайно свежим, светлым. Воробьи, рассевшись на ветках пылающей красными ягодами калины, сумасшедше кричали, устроив птичий базар. Звенели радостной трелью трамваи. Марина проснулась, выключила будильник, по привычке потянулась, чтобы разбудить мужа, но рука, не найдя его плеча, повисла в воздухе.

— Ах да… ушел за хлебом…

Женщина медленно встала, помассировала шею, пошевелила плечами. Нет, надо сходить к остеопату, тянет везде, неприятно!..

С остеопата Марина переключилась на размышления, как сегодня одеться. Прогноз обещал солнце весь день, но с утра было довольно прохладно. А в метро душно…

— Юр! — опять забывшись, крикнула из ванной Маришка.

Муж по утрам изучал прогнозы на нескольких сайтах, выносил свой вердикт, советовал, что надеть.

— Папы нет. Видимо, булочная оказалась слишком далеко, — буркнул заспанный, взъерошенный Кирилл.

— Совенок ты мой! — улыбнулась ему Марина. — Сейчас будет завтрак. Кофе?

— Ты же знаешь, я не пью кофе! Мам, не надо делать вид, что ничего не произошло! — толкнул её Кирилл плечом, сам прошел на кухню, поставил чайник. — Тебя папа бросил, а ты про завтрак… Сколько можно было его пилить?!

Не дождавшись кипятка, парень налил себе холодной воды, сделал пару глотков, поставил стакан в раковину и ушел собираться.

— Буду поздно. Не жди меня. Поем в кафешке, — услышала Марина его голос уже из прихожей. — Там, на столе, платежка за месяц, вчера раздавали. Всё, я ушел!

Хлопнула дверь, заскрежетал лифт, тяжело вздохнул, поднимая гирьки наверх, а кабину с Кириллом вниз.

— Пилить… Пилить… — повторила задумчиво Марина. — Я–пила, ручная, зубастая пила… Нет, раньше такой была, палец только береги, а теперь… Теперь зубцы поломались, проржавел металл. Какой там диагноз мне поставил Юра? Климакс? Глупости!

Женщина посмотрелась на себя в зеркало. Впервые не захотелось наносить макияж. Она всегда делала это для мужа, хотела нравиться ему, хотела, чтобы он гордился ею. А теперь зачем? Да и так нормально, синячки только под глазами замазать, и всё…

… На работу Марина приехала одной из первых, села, покрутилась на стуле, потом налила себе кофе. Кофемашина ворчливо моргала кнопками, булькала и плевалась, но чашку крепкого эспрессо всё же сделала.

— И на том спасибо, — кивнула Маришка, подошла к окну, стала смотреть на маячившие в тумане высоченные башни Москвы–Сити. Ей особенно нравилась та, что идет как будто закручивающейся спиралью вверх, протыкая облака. Вот бы там побывать, на самом высоком этаже.

— Гаврилова? Ты что так рано? — бросая сумку на свое рабочее место, спросила Маринина подруга, Даша. — Ой, мать честная, ты что, ночевала не дома?

— Почему?

— Ну… Ты без боевого раскраса и какая–то растерянная, — пояснила Дарья, прищурилась, потом понимающе кивнула. — Ушел?

— Да.

— За хлебом?

— Кирюше сказал, что туда, — кивнула Марина. — Откуда ты знаешь?

— Они все туда уходят. Ну и слава Богу! Твой муж мне никогда не нравился. Какой–то Манилов и меланхолик, ей–Богу! То лапы у него ломит, то хвост отваливается. И как ты его терпела?! — распиналась Даша, потом, посмотрев на подругу, притихла. — Я сейчас не в тему, да? Ты пока на стадии растерянности и самобичевания в одном флаконе? Хорошо, ладно! — примирительно развела она руками. — Хандри, только не в ущерб проекту. А за обедом, я уверена, ты посмотришь на всё по–другому!

Марина кивнула, включила компьютер. На заставке — их с Юрой фотография. Тогда они ездили в Анапу, была там и Вера Николаевна. Кирилл еще не родился, но был уже в Маришкином животе. Фотография получилась очень радостная, на ней все были счастливы.

— А ну–ка хватит лирических пауз! Работать! Через два часа надо хоть о чем–то доложить Михалычу, а то он нас тут всех отругает! — зашипела Дашка.

Подруга послушно открыла нужные документы, стала вчитываться, что–то править, надела очки, поняла, что они ей уже мало помогают. Сняла, прищурилась. От внешних уголков глаз сразу побежали морщинки. Марина вытянула лицо, пытаясь разгладить кожу. Хотя зачем теперь… Пусть будут они, эти морщины!..

Ах, да, квитанция! Марина вынула из сумки бумагу, посмотрела на напечатанную мелким шрифтом сумму и замерла.

«Долг за обучение составляет…» — было написано черным по белому.

— Как так?! — женщина нервно сглотнула. Два последних взноса делал Юрка с какого–то рабочего счета, сказал, что оплата прошла, даже, кажется, чеки показывал. Или нет?

Женщина набрала номер деканата. Никто не подходил. Секретарь, Елена Львовна, только–только приехала на работу, еще снимала пальто.

— Алло! — наконец схватила она трубку.

— Здравствуйте, я по поводу задолжности по оплате… — начала Марина.

— Это в бухгалтерию. Дорогая моя, ну неужели нельзя сообразить, что денежные вопросы решаю не я?! — сорвалась Елена Львовна. Она сегодня не выспалась, новые сапоги натерли ноги, дождь на улице так и грозил перейти в неприятный мокрый снег, всё кругом серо и тускло, а тут еще какие–то задолжности…

— Извините…

Марина набрала другой номер, ей сказали, что никаких денег не поступало, ошибки тут быть не может, пригрозили отчислением Кирилла.

— Ну жук… Жук полосатый! — Даша наблюдала, как подруга трясет квитанцией и зло щурится…

Юрий с неприязнью посмотрел на экран сотового. Жена… Трезвонит и трезвонит, чтоб её… Сейчас будет уговаривать вернуться, орать или лебезить. Все женщины, если от них уйти, так делают.

— Что тебе нужно? Я занят! — гаркнул он в трубку.

— Как получилось так, что ты не заплатил за Кирилла? — не здороваясь, задала она вопрос.

Юрик молчал, потом, вздохнув, ответил:

— Деньги мне были нужны по работе. Ты же знаешь, начинать новое дело, как мы с Серегой, трудно, возникают непредвиденные моменты, расходы. И вообще, я не собираюсь оправдываться. Заплати и отстань от меня!

— Но Юра, это немаленькая сумма! Откуда я ее возьму? — растерялась Марина. — И потом, это же твой сын, его будущее. Зачем ты и от него открещиваешься?! Мне мстишь? За что?

— Да о тебе я вообще не думаю. Извини, пора идти, — Юрик кивнул ждущим его у выхода коллегам. — Ну придумай что–нибудь. Я сейчас на мели. Съемная квартира дорого стоит, знаешь ли.

— Так не снимай. Живи дома.

— Не могу. Это невыносимо! Всё, мне пора.

Он бросил трубку.

— Ну что там у тебя? — Даша протянула подруге шоколадку. — Угощайся!

— Да… Спасибо… Представляешь, Юра за институт не платил, хотя мне говорил, что всё нормально. Откуда я теперь столько денег возьму?..

— А сколько надо? — уселась на стул рядом с Мариной Дарья.

Женщина назвала сумму, Даша аж присвистнула.

— Это ж как надо учить, чтобы тебе платили такие деньжищи! Марин, а они могут подождать?

— Кто? Деканат? Сказали, что нет. Придется влезть в кредит… Только от одного освободилась, теперь другой. Господи, когда уже всё будет хорошо?!

Марина отломила кусочек шоколадки, стала жевать, но вкуса не чувствовала, не до сладкого сейчас…

— Ну ничего, ты вечерком ещё ему позвони, супругу–то. Может одумается. Или пусть Кирилл сам с ним поговорит. Я бы тебе дала денег, но мы ж дачку строим, Колька всё туда бухнул, теперь сидим, лапу сосём.

— Да нет, Даш, всё нормально. Я разберусь! — улыбнулась Марина. — Давай уже обедать, а то не успеем.

Женщины подвинули поближе подносы, ели молча, каждая думала о своём…

… Кирилл пришел поздно вечером, кинул рюкзак на пол, босиком прошел на кухню.

Марина сидела там в темноте, мешала ложкой в пустой чашке воздух, а пальцами другой руки барабанила по столу.

— Мам, фу, напугала! Чего не ложишься–то?! Сидишь тут приведением…

— Сынок, привет… Да не спится что–то. От тебя приятно пахнет женскими духами, — брякнула женщина.

— И ничего не пахнет. И вообще… Мне бумагу дали, там написано, что отчислят. Мам, почему у нас долг, а? Я папе звонил, он сказал, что все вопросы к тебе.

Марина, до этого улыбающаяся, вдруг свела брови, строго посмотрела на сына.

— То есть как ко мне вопросы?! Твой отец не выплатил два последних взноса, хотя мне врал, что всё в порядке. Он, видите ли, посчитал, что ему деньги нужнее. А нам расхлёбывать. Кирюш, мы заплатим, обязательно, не переживай, тебя не отчислят. Но с гитарой придется подождать. И так кредит буду брать.

— А папа сказал, что ты просто не хочешь тратить свои деньги. Ты на него всё повесила, даже за стоматолога для бабы Иры он платил, хотя это твоя мама, а не его. Знаешь, папин бюджет тоже не резиновый!

В голосе парня были слышны отцовские интонации.

Кирилл зло стукнул чашкой по столу. Та треснула, горячий чай полился на скатерть, потом стал капать на пол.

Марина наблюдала, как сын кинул разбитую чашку в мусорное ведро, кое–как вытер стол и ушёл к себе в комнату.

А она, корень зла в этой семье, так и сидела, помешивая воздух и барабаня по столу. Накатывала злость и обида, хотелось всё высказать сыну, чтобы он понял, что отец его далеко не идеал, что она, Марина, совершенно не жалеет своих денег, но…

Но зачем? Кирилл всегда был за отца, поддакивал, смотрел на него, как на кумира, брал пример. Не стоит прямо так, сразу, разочаровывать парня. Он всё поймет сам, со временем. Иначе Марина опять станет плохой, ведь она сочиняет про отца небылицы…

Женщина вздохнула, включила телевизор. Ничего, перемелется всё, надо жить дальше!

… В пятницу вечером позвонила свекровь.

— Да, Вера Николаевна, здравствуйте!

Они так и не дошли до обращения «мама», или как–то ещё, так и звала Марина Юркину маму по имени–отчеству.

— Добрый вечер. Мариш, я хотела узнать, а где теперь живет Юра? Ты не думай, я не лезу, просто переживаю. Он как–то обмолвился, что вроде как ушёл… Мариш, это серьезно? — тревожно спросила шепотом Вера Николаевна. — Ты, может быть, перегибаешь палку? Он сказал, что ты требуешь… Нет, не требуешь, ну в общем… Что не заладилось у вас. Кирилл, наверное, тоже переживает… Но ведь это временно, да? Это же пустяки?

— Не знаю. Юрик ушел за хлебом неделю назад. Вот, до сих пор ждем, — пожала плечами Марина. — А Кирилл? Ну, он привыкает к роли мужчины в доме. Вот вчера полка сломалась, он чинил. В магазин ходит, продукты покупает. Живем.

— Да что же это такое… — Вера Николаевна совсем расстроилась. — Ну я сейчас Юре позвоню, как же так — за хлебом ушел…

Она быстро попрощалась.

— Кто это был? — поинтересовался Кирилл.

— Бабушка Вера. Она просто так звонила.

— Ты сказала ей про папу?

— А что я должна была ей сказать? Я сообщила, что он ушел за хлебом.

— Мама! Ты всё шутишь, да? Тебе всё равно? — вдруг вспылил молодой человек. — Ты выгнала его, а теперь ехидничаешь?!

— Я никого не выгоняла. Идея пожить отдельно пришла твоему отцу. Он её тут же воплотил в жизнь. И деньги нашлись, и вещички быстро перевез. А как тебе надо было за учебу платить, это он как–то запамятовал. Это ему на нас наплевать, ему, а не мне! Ты вообще ничего не понимаешь, не знаешь, так не суди!

— Конечно, я ничего не понимаю, куда уж мне! Но папа сказал, что с тобой больше жить не может. И знаешь, мне тоже надоело, ведь ты на меня всё повесила — пылесосить должен теперь почему–то я, таскать эти продукты, возить твоей маме лекарства, хотя мне совсем не по пути! А мне хочется в это время…

— А мне хочется, чтобы ты повзрослел. Баба Ира для тебя не чужая. Да, она меньше с тобой сидела, когда ты был маленький, но это не отменяет того, что ты можешь помочь мне передать ей таблетки. Кирюша, ну что ты…

Марина хотела погладить сына по руке, но тот не дал.

— Знаешь, а мне не хочется, чтобы ты решала, что я должен. Жили раньше хорошо, нет, тебе опять всё не так!

Он ушел к себе, а через полчаса уже обувался в прихожей.

— Куда ты? — испуганно спросила Марина. — Поздно уже!

— Я к отцу переезжаю. Пока!

— Да? — Марина улыбнулась, хотя хотелось заплакать. Так заплакать, как в детстве, навзрыд, с удовольствием, и чтобы плечи вздрагивали, и дыхание сбивалось от всхлипов, и перед глазами всё плыло от солёных слез… Но нет уж, не дождетесь! — Тогда хлеба отцу купи. А то что–то он долго с ним не возвращается!

Кирилл ничего не ответил.

Хлопнула входная дверь, загудел в шахте лифт.

А Марина так и стояла в прихожей, только плечи опустились, словно растение завяло. Вот теперь можно и поплакать…

… Юрик с удивлением увидел, три пропущенных вызова от сына, перезвонил, хотя тратить на Кирилла время было жалко.

— Стряслось что? — поинтересовался он.

— Нет… То есть, я хотел зайти к тебе. Ты где живешь теперь? — Голос отца был строгим, недовольным. Кирилл снова почувствовал себя маленьким. Он всегда очень боялся, что папа придет с работы и начнет ругать Кирюшку за проделки в саду. Может, не ездить? Вернуться к маме?..

Кирилл на секунду задумался.

Нет. Если вернуться, тогда она посмеется над ним, станет считать рохлей.

— Зайти? Ну… Скину адрес сообщением. Захвати что–нибудь поесть. И пива купи.

Юрий быстро набрал текст сообщения.

Кирилл приехал минут через двадцать, поставил на пол в прихожей пакет с продуктами, протянул отцу руку. Тот нехотя её пожал.

— Ты что, с вещами? — кивнул Юрик на пухлый рюкзак.

Кирилл почему–то не признался, что ушел от матери, ответил, что просто так, с ребятами играли в баскетбол, вот и остался спортивный костюм.

— Ну ладно. Проходи, погляди, как отец живет! — по–хозяйски обвел рукой квартиру–студию мужчина.

Сын прошел в комнату, отделенную от кухни небольшой перегородкой, осмотрелся.

— Ну, как тебе? — похлопал его по плечу отец. — Да проходи. Что ты там притащил? Мясо? Пожарь нам, а я пока закончу работу.

— И ты тут один живешь?

— Один, один. Ну давай, сваргань нам что–нибудь. Есть охота! И пиво в холодильник поставь, — распоряжался Юрий. — Что мать? Небось хнычет?

— Нет вроде… Я не знаю. Пап, а ты здесь надолго?

— Пока на три месяца арендовал, там посмотрим. Шурик обещал поговорить с другом, вроде есть неплохой вариант и дешевле… Не отвлекай!

Мужчина застучал по клавишам ноутбука, а Кирилл стал вынимать из пакета еду, раскладывать по тарелкам салат, поставил разогреваться сковороду.

Марина еще лет пять назад научила сына жарить мясо, рассказала секреты, как сделать так, чтобы стейк получился сочным внутри и зажаристым снаружи.

— Пап, а приправы есть? — стал открывать шкафчики на кухне Кирилл, замер, разглядывая запас водки и рюмку.

— Перец есть. Отстань, я сказал! — отмахнулся Юрик.

Сын вздохнул. Всё рушится — их семья, их с отцом дружба, и так всегда какая–то тяжелая, напряженно натянутая…

Скоро Кирилл поставил всё на стол, позвал отца. Тот, недовольно зарычав, вскочил, потом, словно опомнившись, кивнул, послушно сел.

— А не выпить ли нам? За встречу нашу, а? — предложил он, метнулся к шкафчику, вынул рюмки и початую бутылку. — Давай. Ну!

Мужчина поставил перед сыном налитую до краев стеклянную рюмку.

— Я не хочу, пап…

— Пей! Или ты не мужик, а? Пришел, хвост поджал, прибежал ко мне. И правильно, и хорошо! Мать тебя только портит, а я научу, как жить надо. Пей!

Парень послушно выпил. В горле перехватило дыхание, он стал хватать ртом воздух, закашлялся.

Юрик больно ударил Кирилл по спине, усмехнулся.

— Даже пить не научили. Ладно, вторую…

Кирилл не заметил, как запьянел. Ему казалось, что вокруг разлили кисель, и он в нем плавает, медленно шевеля руками. Иногда подкатывала тошнота, но тогда отец наливал еще, и это чувство проходило.

Юрий говорил что–то про то, как надо жить, что надо быть самому себе хозяином, не позволять никому крутить собой.

— А кто самый большой враг мужика? — обняв сына за шею и притянув к себе, спросил Юрик.

— Кто? — язык Кирилла заплетался, хотелось спать.

— Баба. Она самая. Вот мать твоя, Маринка… Она ж клещ! Самый настоящий клещ. Вцепилась, женила меня на себе, потому что, видите ли, залетела. Это у них, у девчонок, быстро происходит. Ты–то у нас еще ни–ни? — слащаво улыбнулся Юрий, заглядывая сыну в глаза. — Осторожней, а то тоже вот так…

— Чего? — Слова отца как будто продирались через окружающий голову Кирилла кисель, глухо ударялись о барабанную перепонку, а мозг едва справлялся, чтобы их осознать.

— Попадешь, всю жизнь себе искалечишь! Я жил… Боже, как хорошо я жил — Маринка под боком, теплая, вся такая фигуристая, сырнички мне жарила по утрам, по вечерам салатики строгала. А надоедала — прогнал, и всё! Пшик — и её нет. Потом снова поманил, она прибежала. Любила меня, дурочка, ох, какая она глупая, мать твоя. Да ты не дергайся, слушай! — ещё крепче сжал шею сына Юра. — А потом бац — и ты у нее в животе. Бабка Вера кудахчет, умиляется, а я уже в ЗАГСе стою… Бррр! Вот тут и набросили на меня аркан! И с петлей так и жил. Если бы сразу вожжи подтянул, Марина бы меня боялась, по струнке ходила. Но нет, позволил ей расслабиться. Она голову подняла… Гадюка! Все они гадюки!

Юрий совсем «поплыл». Его лицо покраснело, скривились губы, на лбу выступил пот.

— Пап, ты чего такое говоришь?! Мама же…

— Мама… За юбку всё держишься? Бросай! Так вот, я её однажды попробовал воспитать… Славный синяк тогда вышел! Но она скоро опять взъерепенилась, грозилась заявление на меня подать. Гадюка! Женщину надо в кулаке держать, понимаешь? — Юрик сжал свою костистую ладонь в кулак. — Чуть высунула голову, — он оттопырил один палец, — а ты её обратно, этой головой в кулак к себе. Опять сунулась на свободу, ты спуску не давай! Мужик, он настоящий тогда, когда над женой власть имеет. Но лучше вообще с ними не связывайся, живи свободно. А захочешь, приручи, потом всегда выкинуть можно. Только с матерью твоей так не получилось, она меня сама в кулак хотела взять. Вот и поплатилась. Ха–ха–ха! — Юрий громко захохотал, откинув голову назад. — Ну, за встречу нашу!

Он всё пил, потом, удивленно посмотрев на сына, спросил:

— Ты как здесь? Зачем? Пошел вон, я сказал! Кровопийца! И ты, и твоя мать!

Кирилл встал, сжал кулаки, хотел ударить отца, но покачнулся, нетвердым шагом направился к двери. Хорошо хоть не сказал, что ушел от матери, что в рюкзаке вещи…

Кирилл вспомнил, как у мамы не лице был синяк. Она старательно замазывала его каким–то тональным кремом, говорила, что ударилась о дверцу шкафчика. А отец еще подтрунивал над ней, что такая неловкая. И Кирюша смеялся…

За тот смех стало сейчас нестерпимо стыдно, противно.

— Проваливай! Дверь закрой, хлюпик! — кричал Юрий вслед сыну. А потом, когда тот ушел, сел за ноутбук, открыл сайт с карточными играми, ввязался в очередную партию, хотя уже ничего толком не соображал…

К карточным играм он пристрастился полгода назад. Сначала везло, потом то и дело проигрывал. А Марина контролировала семейный бюджет, спрашивала, куда ушли деньги, поэтому просто так отдать проигрыш было сложно. Она ничего не подозревала, потому что Юрка всегда списывал траты на свою и её мать. «Старикам надо помогать!» — говорил он уверенно, не забывая для видимости подкидывать родне немного денег. Вера Николаевна и Маришкина мать подтверждали, что деньги от Юры получили. Благодарили даже…

А потом Марина стала Юрику мешать. Ему казалось, что она постоянно заглядывает к нему в ноутбук, проверяет, чем он там занят. Она была везде и всегда, от неё нельзя было спрятаться. И делала всё не так…

Уйти от жены предложил Юрию один из партнеров по игре. Эта мысль как–то не приходила самому Юрику в голову, а тут такое легкое решение! Напоследок можно было еще и деньги за Кирюхину учебу прихватить. Это как бы плата за «бесцельно прожитые годы с такой ужасной женщиной» …

… Кирилл вышел на улицу, постоял на крыльце у подъезда, потом побежал в кусты. Его тошнило, хотелось пить.

Продышавшись, молодой человек сел на лавку, закрыл глаза. Надо домой… К маме… Она переживает же, волнуется! И нисколько Кирилл не маменькин сынок, он просто её любит и будет помогать. Он докажет ей, что не похож на отца!

Самому дойти до автобуса не получилось, пришлось позвонить приятелю.

— Миш, я тут совсем… В стельку я, а надо домой… Поможешь?

Михаил приехал минут через десять, усмехнулся, подхватил друга, поволок к такси.

— Что стряслось? — наконец спросил он.

— Да так… — промямлил Кирилл. — Потом расскажу. Мы домой едем, да?

Миша кивнул. Он был другом, настоящим, с детства, надежным и простым. Он не станет сейчас выпытывать, выяснять. Потом так потом…

Марина уложила сына на диван, накрыла пледом, потом, погасив свет, пошла к Михаилу. Тот топтался в прихожей.

— Спасибо тебе, Миш. Может, чаю со мной попьешь? — предложила она.

— Нет, поздно. Я лучше пойду. Тётя Марина, вы уж его не ругайте, ладно? — кивнул на дверь в гостиную молодой человек.

— Не буду. Всякое бывает. Спокойной ночи, Миша.

Марина сидела рядом со спящим сыном, наблюдала, как за окном просыпается новый день. В такой короткий промежуток времени мир её как будто рухнул и перестроился заново. Юрия она больше не хочет видеть. Он звонил ей недавно, кричал, чтобы больше не подсылала сына к нему, сообщил, что ни Кирилл, ни она ему не нужны. Сказал, что давно не любит свою Марину, что мог бы найти сотню таких или даже лучше.

— Ну что ж, ищи, — Марина выключила телефон. Плохо, когда твоя прошлая жизнь умирает. Это тяжело, это колет изнутри, жжет. Это больно. Но и рождение происходит через боль. Больно матери, больно, возможно, и младенцу. И в конце, как кульминация мучений, легкий шлепок по голому розовому тельцу, крик… И вот ты уже в этом мире, с тобой рядом близкий человек, у тебя всё еще впереди, а ту, внутриутробную жизнь, ты уж и не помнишь.

Всё проходит, надо просто верить в лучшее! Рано или поздно раны затягиваются, а шрамы… Они никому не видны, с ними можно жить. Как там говорил поэт? Чем ярче горят мосты за спиной, тем светлее дорога впереди. Аминь!

Хорошо, когда рождается что–то новое, что–то, что дает тебе силы дышать и улыбаться. Марина пока еще не знала, что же это будет, но верила в продолжение своей жизни. И жизни сына. Они справятся, потому что они хотят быть вместе, они тандем…

Когда Кирилл проспался, Марина погнала его в ванную, велела принять контрастный душ. Парень визжал и постанывал, но честно приказ выполнил, потом, закутавшись в плед, сидел на диване, пил чай.

Этим утром он говорил с матерью о многом. Как равный с равной, как человек, который хочет многое узнать, но не стремится осудить.

На вопрос Кирилла, почему же она не бросила отца еще тогда, когда он ударил её, Марина только пожала плечами.

— Мы были семьей… — задумчиво ответила она наконец. — Это сложно, я думала, что у нас просто такой период. Меняются люди, характеры, надо мириться с этим. Так мне казалось. Ну, возможно, я трусиха, побоялась взять тебя, уйти в никуда. Каюсь. Но теперь мне как будто дали второй шанс.

— Мам, я люблю тебя, слышишь? И я горжусь тем, что ты у меня есть! — сказал тихо Кирилл. — А институт… Знаешь, мне тут Мишка предложил к ним на фирму устроиться, там программки всякие писать, ерунда в общем. Он даже из дома работает. Платят немного, но всё равно будет легче. Как ты думаешь?

Марина улыбнулась, кивнула…

… Юрик пришел в декабре, долго трезвонил в звонок, а когда Марина открыла, сунул ей в руки батон хлеба в целлофановом пакете.

— Вот, как обещал, — улыбнулся мужчина, икнул, оттолкнул жену, хотел пройти в квартиру. От него сильно пахло спиртом. — Чего, замки сменила? Ах ты моя…

Он хотел поцеловать Марину, но та легко оттолкнула его.

— Уходите. Вы ошиблись адресом, — сказала она и захлопнула дверь.

— Ты что, любимка?! — опешил Юрий. — Я же вернулся, ты не поняла что ли? Я пришел к тебе, выбрал из многих только тебя, а ты… Чего ты дерешься?! Больно же — кулаком в спину! Эй!

Марина вытолкала бывшего мужа на лестницу, захлопнула дверь.

— Мам, кто там? — выглянул из комнаты Кирилл. По лицу Марины он всё понял, но уточнять не стал. — Всё хорошо?

— Да. Ошиблись, — кивнул она. — У меня всё хорошо.

И у неё действительно всё хорошо. Дом, работа, семья.

И в доме есть мужчина, это её сын. А другие… Если судьба — встретятся, если нет, то и так неплохо живётся.

Женщина собрала волосы в «хвост», надела куртку, включила в наушниках музыку и ушла на пробежку. Сегодня отличный день, чтобы наслаждаться своей жизнью и ни о чем не думать!..

Юрик, сидя на лавке, смотрел вслед жене. И как он её из кулака выпустил, когда?.. «Надо идти к матери, та не откажет в комнате и деньгах! — подумал мужчина, грустно вздохнул. — Мамы же всегда любят своих сыновей!» …

Источник