Просмотров: 2730

Сюрприз от свекрови: Настя опешила, когда увидела в своей квартире незнакомую женщину

«Перестань орать! — прикрикнул Кирилл. — Что ты как ненормальная?»

— А вы, собственно, кто? — молодая женщина с высоким хвостом и удивленно приподнятыми бровями преградила Насте дорогу в ее собственную квартиру.

Настя опешила, инстинктивно сжимая в руке связку ключей. Один из них, старый, еще советского образца, с фигурной головкой, должен был войти в этот замок. Но в замке уже торчал другой ключ, а на пороге стояла незнакомка в домашних шортах и футболке с глупым принтом.

— Я?.. — Настя моргнула, пытаясь собрать мысли в кучу. — Я хозяйка этой квартиры. А вот кто вы — действительно хороший вопрос.

Женщина хмыкнула, скрестив руки на груди. Ее поза выражала снисходительное недоверие.

— Очень смешно. Хозяйка — Валентина Петровна. Мы у нее снимаем. Вы, наверное, этажом ошиблись.

Валентина Петровна. У Насти внутри все похолодело. Валентина Петровна — ее свекровь. Какого черта она здесь делает? И что значит «снимаем»? Голова отказывалась верить в происходящее. Это была ее, Настина, квартира. Бабушкина. Единственное, что у нее было своего, по-настоящему ее. Место, куда она иногда сбегала от всех, чтобы побыть в тишине, подышать пыльным воздухом прошлого, перебрать старые фотографии.

— Девушка, я не ошиблась, — Настя постаралась, чтобы ее голос звучал твердо, а не так испуганно, как она себя чувствовала. — Эту квартиру мне оставила в наследство моя бабушка. Документы на мое имя. А Валентина Петровна — моя свекровь. Вы не могли бы ее позвать?

— Так ее тут нет, — незнакомка пожала плечами. — Она нам ключи передала и уехала. Сказала, если что, звонить.

В коридоре за спиной девушки мелькнула мужская фигура. Оттуда пахнуло чем-то чужим, жареным. Настя почувствовала, как к горлу подступает тошнота. В ее квартире, где пахло старыми книгами и бабушкиными духами, теперь жили чужие люди. Готовили свою еду. Спали в ее кровати.

— Дайте мне ее номер, — потребовала Настя, доставая телефон.

Девушка продиктовала номер, который Настя и так знала наизусть. Набрав дрожащими пальцами номер мужа, она услышала лишь длинные гудки. Кирилл не отвечал. Тогда она позвонила свекрови.

— Настенька, деточка, что-то случилось? — бодрый, чуть сюсюкающий голос Валентины Петровны прозвучал в трубке так фальшиво, что у Насти заломило зубы.

— Валентина Петровна, что происходит в моей квартире на Лесной? Почему там чужие люди?

Завещание Натальи Михайловны вызвало скандал в семье Читайте также: Завещание Натальи Михайловны вызвало скандал в семье

В трубке на мгновение повисла тишина. Такая густая, что, казалось, ее можно потрогать.

— Ах, ты про это… — голос свекрови растерял всю свою сладость, стал жестким, деловым. — Настенька, ну что ты так сразу кричишь? Мы же семья. Надо друг другу помогать.

— Помогать — это пускать без моего ведома квартирантов в мою квартиру? — Настя уже не сдерживалась, ее голос срывался. Девушка-квартирантка с любопытством взирала на нее, прислонившись к дверному косяку.

— Ну не в твою, а в нашу общую, семейную, — поправила свекровь. — Чего она пустая стоит, пылится? А тут Леночке помощь нужна. У них с Димой совсем дела плохи.

Леночка. Младшая сестра Кирилла. Вечно несчастная, вечно в проблемах, которые за нее решала вся семья.

— При чем здесь Леночка и моя квартира? — прошипела Настя, чувствуя, как внутри закипает ярость. — Если Леночке нужна помощь, почему вы свою дачу не сдали? Или свою квартиру не разменяли?

— Ну что ты такое говоришь, Настя! — обиженно протянула Валентина Петровна. — Дача — это святое, там огурчики, помидорчики. А в нашей квартире мы с отцом живем. А твоя все равно пустует. Деньги к деньгам. Копеечка для Леночки не лишняя будет. Кирилл в курсе, он не против.

Фраза «Кирилл в курсе» ударила наотмашь. Значит, он знал. Знал и молчал. Позволил матери провернуть такое за ее спиной. Предательство было таким горьким, таким осязаемым, что Настя чуть не задохнулась.

— Я сейчас приеду к вам. Мы поговорим, — отчеканила она и нажала отбой, не дожидаясь ответа.

Девушке у двери она бросила:

— Собирайте вещи. У вас есть два часа.

— Эй, мы заплатили за месяц вперед! — возмутилась та.

— Все вопросы к Валентине Петровне, — отрезала Настя и, развернувшись на каблуках, почти побежала вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

Судьба всегда найдет способ удивить. О позднем счастье Галины Читайте также: Судьба всегда найдет способ удивить. О позднем счастье Галины

Квартира свекров пахла, как всегда, валокордином и чем-то печеным. Сама Валентина Петровна, невысокая, плотная женщина с химической завивкой, напоминавшей седого барашка, встретила ее с видом оскорбленной добродетели. На ее лице было написано: «Я хотела как лучше, а ты, неблагодарная, скандалить приехала».

— Проходи, раз пришла, — буркнула она, пропуская Настю в узкий коридор. — Разувайся. Нечего грязь тащить.

Из гостиной выглянул свекор, Николай Иванович, человек тихий и полностью подмятый властной женой. Он сочувственно посмотрел на Настю, вздохнул и снова скрылся за газетой. Его молчаливое неучастие было привычным.

Настя осталась в обуви, демонстративно пройдя в центр комнаты. Она чувствовала себя гладиатором на арене.
— Вам кто дал право в МОЮ квартиру пускать жильцов? — рявкнула она, повторяя свой мысленный крик уже вслух.

Валентина Петровна подбоченилась. Ее маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели колюче.
— А кто тебе дал право так с матерью мужа разговаривать? Я тебя старше вдвое! Уважение должно быть! Квартира ей… Да что с той квартирой станет? Поживут люди месяц-другой, копеечку заплатят, и съедут. А Леночке сейчас каждая копейка на счету! У Димки ее сократили, ипотеку платить нечем, ты об этом подумала? Или тебе только свои квадратные метры важны?

— Мне важна моя собственность и мое право ею распоряжаться! — Настя стукнула ладонью по полированному столу, на котором стояла ваза с искусственными цветами. — Это не семейная касса взаимопомощи, это моя квартира! Мое личное пространство! Вы это понимаете?

— Эгоистка, — выплюнула свекровь. — Всегда знала, что ты эгоистка. Живешь с Кирюшей в его квартире, сама палец о палец не ударила, чтобы ее заработать, а бабушкино наследство зажала. Стыдно, Настенька.

Это была наглая ложь. Квартира, в которой они жили с Кириллом, была куплена в ипотеку, которую они платили вместе, пополам. Но Валентина Петровна упорно называла ее «Кирюшиной», как бы принижая вклад Насти.

В этот момент в замке повернулся ключ, и в квартиру вошел Кирилл. Он выглядел уставшим и сразу понял, что попал в эпицентр бури. Его взгляд метнулся от разъяренной жены к насупившейся матери.
— О, вы уже все здесь… — протянул он, неловко снимая куртку.

— Кирилл! — Настя повернулась к нему. — Ты знал? Ты знал, что твоя мать сдала мою квартиру?

Кирилл отвел глаза. Этот жест был красноречивее любых слов.

Она родила, затем оставила в лесу Читайте также: Она родила, затем оставила в лесу

— Насть, ну не начинай. Мама хотела помочь Лене. Ситуация правда сложная. Я думал, мы потом с тобой поговорим, все решим…

— Поговорим? Потом? Когда меня поставили перед фактом? Когда в моей квартире живут чужие люди, роются в моих вещах, спят на моей кровати? — голос Насти дрожал от обиды. — Ты хоть понимаешь, что вы сделали? Вы меня просто… растоптали. Ты и твоя мама.

— Ну какие твои вещи? — вмешалась Валентина Петровна. — Старье одно бабушкино. Я велела квартирантам все в шкаф убрать, чтобы не мешалось.

— Вы велели? — Настя истерически рассмеялась. — Вы велели в моем доме?! Да какое вы имеете право?!

— Перестань орать! — прикрикнул Кирилл. — Что ты как ненормальная? Да, ситуация вышла дурацкая. Да, мама погорячилась. Но это не конец света! Поживут они там месяц, Лена с Димой на ноги встанут, и все. Что ты трагедию устраиваешь?

Его слова, его тон, его полное непонимание глубины ее чувств стали последней каплей. Она смотрела на мужа и видела чужого человека. Человека, для которого ее чувства, ее границы, ее личное пространство — пустой звук по сравнению с «проблемами» его сестры и волей его матери. Он не защитил ее. Он был соучастником.

— Я не устраиваю трагедию, — тихо сказала Настя, и от этого спокойствия всем в комнате стало не по себе. — Я просто поняла, кто вы все. И кто я для вас.

Она развернулась и пошла к выходу.

— Настя, ты куда? — крикнул ей в спину Кирилл.

— Домой, — бросила она через плечо. — В свою квартиру. Выселять твоих родственничков.

Она шла по вечерней улице, не разбирая дороги. Слезы застилали глаза, но она упрямо их смаргивала. Обида была такой всепоглощающей, что дышать было трудно. Дело было не в деньгах, не в самой квартире. Дело было в предательстве. В том, с какой легкостью самые близкие, как она думала, люди перешагнули через нее, через ее достоинство.

Она вспомнила, как радовалась, когда бабушка оставила ей эту маленькую «однушку» в старом кирпичном доме. Это был ее тыл, ее крепость. Место, где она была абсолютной хозяйкой. Где никто не мог ей указывать, что делать. И вот теперь эту крепость взяли штурмом, причем свои же.

Дома, в их общей с Кириллом квартире, она начала молча собирать сумку. Не одежду. Она достала с антресолей старые коробки с бабушкиными фотографиями, альбомы, несколько старинных книг, шкатулку с ее нехитрыми украшениями. Все то, что она хранила в той, другой квартире, но несколько месяцев назад перевезла сюда, решив разобрать. Слава богу, перевезла. Иначе сейчас бы и это трогали чужие руки.

Суп на ужин в нормальных семьях не хлебают Читайте также: Суп на ужин в нормальных семьях не хлебают

Когда вернулся Кирилл, она сидела на полу в гостиной, окруженная этими островками своего прошлого.

— Насть, ты что делаешь? — он выглядел растерянным, виноватым. — Ну прости. Я правда не думал, что ты так отреагируешь. Я поговорю с мамой, мы вернем им деньги…

— Ты не думал? — она подняла на него глаза, и в ее взгляде была такая холодная ярость, что он отступил на шаг. — Ты вообще думаешь? Или за тебя всегда думает твоя мама? Она решает, кому помочь, твоими руками и за мой счет. А ты, как послушный мальчик, киваешь.

— Это не так! Я просто… закрутился. Лена звонила, плакала. Мама надавила. Я хотел тебе сказать вечером, спокойно все обсудить.

— Обсудить — это спросить разрешения, Кирилл. А не поставить перед фактом. Вы решили, что мое мнение ничего не значит. Что я никто. Просто приложение к тебе, которое можно подвинуть, если понадобится место для твоей родни.

Она встала, отряхивая брюки.

— Я дала тем людям два часа. Они не ушли. Я вернулась туда, они позвонили твоей маме. Она примчалась и устроила мне скандал на лестничной клетке, на глазах у соседей. Кричала, что я бессердечная и выгоняю несчастных людей на улицу.

Кирилл закрыл лицо руками.

— Господи, какой кошмар…

— Да, кошмар, — подтвердила Настя. — Но самое страшное не это. Самое страшное, что ты в этом участвовал. Ты дал согласие. Ты предал меня, Кирилл.

— Я не предавал! Я просто хотел всем помочь!

— Нельзя помочь всем, особенно за чужой счет. Ты должен был быть на моей стороне. Или хотя бы сохранить нейтралитет. Сказать маме: «Это Настина квартира, решайте с ней». Но ты не смог. Потому что для тебя слово мамы — закон. А я… я так, временное явление.

Квартира бабушки: повод для ссор или решение жилищного вопроса? Читайте также: Квартира бабушки: повод для ссор или решение жилищного вопроса?

Она говорила это и сама удивлялась своему спокойствию. Истерика прошла, оставив после себя выжженное поле и ледяную ясность. Она видела всю картину их брака как на ладони. Все эти мелкие уступки, на которые она шла ради мира в семье. Все случаи, когда интересы его родни ставились выше их собственных. Все моменты, когда он просил ее «войти в положение», «быть мудрее», «не обращать внимания». Она входила, была, не обращала. И к чему это привело? К тому, что ее перестали считать за человека со своими правами и желаниями.

— Что ты собираешься делать? — тихо спросил он.

— Завтра я иду к юристу. Потом пишу заявление в полицию о незаконном проникновении в жилище. И подаю в суд на выселение.

— Настя, не надо! Это же скандал! Мама…

— Мне все равно, что твоя мама, — перебила она. — Я верну свою квартиру. Любой ценой.

Следующие несколько дней превратились в ад. Настя ночевала у подруги. Кирилл звонил, писал, умолял вернуться и «решить все по-человечески». «По-человечески» в его понимании означало, что Настя должна была смириться, подождать месяц, пока квартиранты съедут, и сделать вид, что ничего не было.

Валентина Петровна развернула полномасштабную информационную войну. Она обзвонила всех родственников, общих знакомых, расписывая в красках, какая у ее Кирюши жена-мегера. Эгоистичная, жадная, бесчувственная особа, которая готова родную золовку с семьей по миру пустить из-за какой-то пустующей квартиры.

Некоторые верили. Насте звонили дальние тетки и увещевали ее «одуматься» и «пожалеть Леночку». Настя молча клала трубку. Ее подруга, юрист по профессии, помогла составить исковое заявление.
— Они, конечно, съедут раньше, чем суд что-то решит, — сказала она. — Но сам факт иска их отрезвит. Главное — покажи, что ты не шутишь.

И Настя показала. Она приехала в свою квартиру вместе с участковым. Молодой лейтенант, выслушав ее и посмотрев документы на собственность, вежливо, но настойчиво попросил жильцов освободить помещение. Те, испугавшись человека в форме, начали спешно собирать свои пожитки.

В разгар их сборов на пороге нарисовалась Валентина Петровна. Увидев полицию, она на мгновение растерялась, но тут же пришла в себя.

— Что здесь происходит? Вы на каком основании людей выгоняете? У них уплочено!

— Гражданочка, пройдемте, — устало сказал участковый. — Квартира принадлежит вот этой гражданке. Ваши действия могут быть квалифицированы как самоуправство.

Лицо свекрови побагровело. Она испепеляла Настю взглядом, полным такой ненависти, что той стало физически плохо.
— Я этого так не оставлю! — прошипела она. — Ты еще пожалеешь, что связалась с нашей семьей!

Я всё слышала. Второй раз не прощу: История любви и предательства Читайте также: Я всё слышала. Второй раз не прощу: История любви и предательства

Когда за последним квартирантом захлопнулась дверь, Настя осталась одна посреди своей разгромленной крепости. В воздухе висел чужой запах, на полу валялись какие-то обрывки, на кухонном столе стояла грязная чашка. Она медленно прошла по комнатам, ощущая себя чужой в собственном доме. Радости от победы не было. Была только звенящая пустота внутри и снаружи.

Вечером пришел Кирилл. Он принес букет ее любимых белых хризантем, который выглядел в этой ситуации донельзя нелепо.

— Вот. Они ушли, — сказал он, ставя цветы в раковину. — Я вернул им деньги. Мама… в общем, она не в себе.

— А я? Я в себе, по-твоему? — Настя сидела на старом бабушкином диване, кутаясь в плед, хотя в квартире было не холодно.

— Насть, я все понимаю. Я виноват. Должен был сразу ей отказать. Но я… я не знаю, как ей отказывать. Она так начинает давить, так манипулировать…

— А я знаю, — сказала Настя. — Ты просто говоришь: «Нет». И все. Это очень просто, Кирилл. Но для этого нужно быть взрослым мужчиной, а не маминым сыном.

Он вздрогнул от этих слов. Это было то самое обвинение, которого он боялся всю жизнь.

— Это неправда. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя любила, — тихо ответила она. — Но любовь — это еще и уважение. А ты меня не уважаешь. Ни ты, ни твоя семья. Для вас я просто функция, удобное приложение. Пока не мешаю — все хорошо. Как только заявила о своих правах — стала врагом.

Она смотрела на него и понимала, что ничего уже не будет как прежде. Эта трещина была слишком глубокой. Даже если он сейчас упадет на колени, даже если поклянется, что такого больше никогда не повторится, она не сможет ему верить. Потому что в критический момент он выбрал не ее. Он выбрал свой комфорт, свое нежелание вступать в конфликт с матерью. И это было его решение, его выбор.

— Что нам теперь делать? — спросил он голосом человека, стоящего на краю пропасти.

Настя долго молчала, глядя в темное окно, где отражалась неуютная комната и два силуэта, ставшие чужими друг другу.
— Я не знаю, Кирилл, — наконец произнесла она. — Я знаю только одно. Сюда я больше не вернусь. И в ту нашу общую квартиру — тоже. Мне нужно пожить одной. В тишине. В своем собственном пространстве. А ты… Ты, наверное, поезжай к маме. Утешь ее. Она ведь теперь так несчастна. У нее такая плохая невестка.

Она сказала это без сарказма, просто констатируя факт. В ее душе не осталось ни злости, ни обиды. Только холодное, серое безразличие. Она отвоевала свою квартиру. Но в этой битве она потеряла семью. Или, может быть, просто поняла, что у нее ее никогда и не было.

Источник