«Спасибо, что поверила». Два беглеца, которые нашли убежище друг в друге

В такие моменты осознание действительности приходит мгновенно. Он видел перед собой женщину, дрожащую от испуга, и в то же время её взгляд говорил:

«Я не виновата».

— Ты кто? — спросил он, и уже сам начал выстраивать версии, как она здесь оказалась. Появление женщины выбило его из колеи; он надеялся на другой исход своего побега. А тут — посторонняя, которой совсем не надо знать, кто он и зачем здесь. Его уже начал раздражать её испуганный взгляд и трясущиеся руки. — Кто ты? Я спрашиваю: кто тебя послал?

Она заплакала. — Я… я не виновата… я уйду, отпустите меня…

Он взял табурет, стоявший у стола, с шумом поставил его на середину комнаты и сел, устало сняв фуражку, уже подмоченную дождём. — Ну?! Кто такая? — он помолчал с минуту, потом уже, стараясь быть спокойным, сказал: — Хватит дрожать. Говорить можешь?

Она кивнула.

— Ещё кто-то есть?

— Нет, — тихо ответила она.

— Врёшь! — Рявкнул он. И от его голоса она снова вскрикнула.

— Я одна, правда, одна, отпустите меня, пожалуйста, я ничего вам не сделала.

— Не сделала, так сделаешь, — устало сказал он. — Как здесь очутилась? — Ему хотелось верить, что женщина здесь одна, и что нет больше свидетелей. Это было бы лучше, но всё равно не радовало его, он ведь рассчитывал на полное отсутствие людей. До ближайшей деревни отсюда километров семь… вот и непонятно, как она здесь очутилась, каким ветром занесло худющую, большеглазую особу — на первый взгляд, лет под сорок, а по её комплекции — так вообще подросток.

Заметив, что пришелец не собирается на неё нападать, женщина осторожно откинула одеяло, под которым пыталась согреться, и натянув стоптанные кроссовки, потянулась за курткой. — Я пойду… ладно? — тихо сказала она.

— Куда пойдёшь?

— Туда, — она махнула рукой в сторону леса.

— К зверям в гости? — он усмехнулся. — Деревня-то в другой стороне.

Она снова опустилась на кровать.

— Хотя, конечно, чего тебе тут делать, иди лучше. К речке спустишься и по берегу километров пять, а там мост будет, ещё не совсем развалился, а оттуда два километра до деревни.

— Ага, хорошо, — она, не сводя с него глаз, хотела проскользнуть мимо, но неожиданно он схватил её за руку, и она снова вскрикнула.

Не обращая внимания на её испуг, тихо, но чётко проговаривая каждое слово, сказал: — Если полицию приведёшь, из-под земли достану. Поняла?

— Поняла. — Голос её в это время дрожал.

— И ещё: хочу знать, как ты тут оказалась? Кто тебя послал?

— Отпустите, пожалуйста, я боюсь… — Он отпустил её руку, посмотрел на неё: — Ну? Я жду.

— Я… я случайно… я в деревню ехала, а потом… заблудилась…

Он усмехнулся. — Врёшь нескладно, невозможно тут заблудиться…

— Я, правда, заблудилась… побежала… потом мост… потом сюда пришла…

— Звать как?

— Марина.

Он снова усмехнулся. — Понятно. Марина… откуда ты взялась…

— Я, правда, никому не скажу…

— Скажешь — себя потом вини. Никто не должен знать, что я был здесь…

— Честное слово, не скажу, я никого не видела…

— Ну, вот и ладненько… а теперь иди. — Он встал, толкнул ладонью дверь, и она распахнулась, заскрипев.

Женщина, оглядываясь на него, вышла — и также оглядываясь, спустилась с крылечка, на котором всего три ступени.

Запинаясь и пошатываясь, побрела к реке. Ветви впивались ей в волосы; её плечи уже намокли от дождя, осенняя трава ждала первых морозов и первого снега.

Он смотрел ей вслед. Ему показалось, что она ослабла и идти ей тяжело.

— Стой! — Крикнул он и пошёл за ней следом.

Она остановилась и стояла так, не шевелясь. Её послушность даже удивила. — Ну, куда ты по дождю? Переждать надо, перестанет дождь, тогда и пойдёшь. — Он взял её за руку и повёл в домик. Рука была холодной — он это ощущал.

Но сочувствия по-прежнему не было. Наоборот, раздражение, что в доме есть посторонние, так и осталось в нём. И то, что он её вернул — это, скорее всего, забота не о ней, а о себе — о своей безопасности. Почему-то решил, что какое-то время лучше подержать её рядом.

— Так ты и печку не топила?

— Нет. Я боялась.

— Чего боялась?

— Ну, дым пойдёт… увидят.

— Ну, пойдёт и что? — Он вышел, и оглядев, что там под навесом лежит, нашёл охапку дров, припасённых на сезон.

Растопленная печка преобразила домик: стало теплее и светлее.

— Ела чего-нибудь?

— Нет.

— Сколько ты уже тут?

— Со вчерашнего дня.

— Дай угадаю, как тут оказалась. — Он сел на тот же табурет, а она так же сидела на кровати. — Скорее всего, поехала с компанией, ну там, мальчики, девочки, как это обычно бывает… а может вообще только мальчики… ну, а потом развлеклись с тобой и бросили… вот тогда ты и набрела на избушку.

Она закрыла ладонями лицо, и плечи её затряслись.

— Угадал?

— Нет.

Он подошёл и сел рядом, она отодвинулась. — Да не шугайся ты так, не нужна ты мне… мне бы самому укрыться…

Она перестала плакать. — Не было никакой компании, — она посмотрела на него глазами, полными отчаяния. — Скажите, а вы сами откуда?

— Андрей меня зовут. Тебе не надо знать.

Она помолчала, словно решаясь. Так бывает: стоишь у обрыва и думаешь: прыгнуть в воду, или нет. И находились отчаянные смельчаки, ныряли, прыгнув с высоты, а потом гордились своим «подвигом». Вот и сейчас она была как будто у обрыва: прыгнуть или нет… рассказать, или нет.

Потом, набрав воздуха в лёгкие, выдохнула.

— Это что у тебя — гимнастика дыхательная что ли?

— Подождите, я сейчас. — Она снова посмотрела на него. — Я не знала, что вы придёте, вообще не знала, куда я иду. Я просто… сбежала…

— Во как! — Ему стало интересно. Он сразу сравнил с собой — он ведь тоже сбежал. — От кого сбежала?

— От мужа.

Пришелец разочарованно отвернулся. — Ну-ууу, знакомая история… поругались, обиделась…

— Я не ругаюсь. Это он ругает меня, и ещё… бьёт.

— Ну, пожаловалась бы.

— Родных у меня нет. Ну, таких, чтобы близкие родные — таких уже нет. Остальным — зачем им моя жизнь.

— Как же ты допускаешь, чтобы тебя лупили?

— Мы хорошо жили… года три хорошо жили, он хотя бы руку не поднимал. Ну, а если ругал иногда, так это бывает у всех. А потом у нас ребёнок родился… но не выжил… всего день прожил мой сынок… И всё. Муж потом изменился… как будто я виновата. При каждом скандале ругал, потом бить начал…

— А заявление?

— Были и заявления. Но я их забирала потом. Он плакал, обещал… да и прошлое у нас общее — наш сынок.

— А ещё дети?

— А больше не было. — Она посмотрела на его лицо и заметила, что он слушает её как-то спокойно, не осуждая. — А можно спросить? Как вас зовут?

— Андрей. Только зачем тебе моё имя? Дождь перестанет, дорогу покажу и всё. Считай, что расстались. А с мужем тебе разводиться надо, а то ведь так не набегаешься…

— Да, надо. Я хочу развестись. Но не могу. Сказал, развод не даст и вообще из дома не выпустит. Я ведь сбежала в этот раз. Тут в деревне тётя живёт — двоюродная сестра мамы. Я только приехала, а мне сказали, что он уже звонил, спрашивал про меня. Не знаю, как узнал, что я в деревне. А потом мальчишки на мотоцикле приехали, сказали, что его машину в районном центре видели, расспрашивал, как сюда доехать. Ну, я и решила дальше спрятаться, пока он там ищет. Тёте сказала, что в другой район поеду. Вышла и его машину увидела, огородами убежала. — Она снова посмотрела ему в глаза. Взгляд её был умоляющим. — Вы же ему ничего не скажете?

Он рассмеялся. — Круговая порука получается. Ты меня не выдашь, а я тебя. — Встал и подошёл к печке. — Надо поесть, а то так и ноги протянем, ты вообще, гляжу, исхудала. — Он достал крупу, принёс воды с реки, поставил вариться похлёбку. — Пусть охотники простят, если провиант им уменьшим. Они ведь всё равно новые продукты завезут — так обычно делают.

Потом они сидели за деревянным столом и молча ели. Она осторожно, словно боясь, что её за что-нибудь накажут. Он — быстро, с аппетитом.

— А дождь так и идёт, — разочарованно сказала она.

— Это плохо, — ответил он, — мне тут компаньоны вообще не нужны.

— Я уйду, правда, уйду, — пообещала она.

— А если на полицию наткнёшься, что скажешь?

— Скажу, что в лесу была и никого не видела.

— Ну, так-то правильно, — согласился он, — только всё равно ты свидетель…

— Вы же обещали, — губы её задрожали, она подумала, что этому незнакомцу её присутствие здесь совершенно некстати. И что он готов избавиться от неё.

— Да перестань ты, не мокрушник я! — Сказал он в запальчивости. — И хватит ныть, на нервы действует. — Он отодвинул чашку.

Дождь так и продолжал идти, намочив всё вокруг, хотя уже стемнело. Она села на кровать, а он так и остался за столом, слегка наклонившись и сложив руки замком.

— Сорок лет мне, Марина, — тихо сказал он.

И она вздрогнула.

— Ты чего так испугалась? Всё ещё боишься меня?

— Нет, почти не боюсь… имя своё услышала… Марина. Муж меня всегда Маришей зовёт…

-А-аа, понятно, непривычно стало. Имя как имя, хорошее, кстати, имя. Ну, короче, дело было так. Пришёл я из армии, собрались вечером с парнями в соседнем дворе, на гитаре там и всё такое… За полночь было — домой пошёл. А там, у сквера, пацаны к девчонке пристали. Ну, а я же — герой. Заступился.

А потом вызвали. Сначала вызывали, а потом уже и посадили.

— А та девушка?

— Она говорила, что к ней приставали, и что я заступился. Но перестарался я. Все живы, но увечье получил один. Честно, не хотел и не думал об этом, но выхода не было.

— А потом?

— Отсидел. За это время мать у меня умерла. Сколько живу, всегда думаю, что если бы не тюрьма, здоровье бы матери сохранил. Сестра с братом к тому времени квартиру разделили, да я и сам, дурак, документы им подписал, благородный же был. Короче остался — ни кола, ни двора. Жил потом с одной. А она ещё с одним жила, только я позже узнал. Вещи собрал и ушёл. И никаких разборок — учёный уже.

Дрова в печке почти прогорели, и он встал, чтобы подкинуть немного. А она молчала, погрузившись в его рассказ, и впервые отвлеклась от своего тупикового положения.

— В общем, на вахту ездил два года, квартиру себе в бараке купил, чтобы было, где голову приклонить. А вообще всегда хотел в деревню переехать. У меня же тут, в ближайшей деревне, старики жили — дед с бабкой, я маленьким приезжал к ним. Но дом наш давно продан. А я хотел участок взять и новый построить и просто жить. Понимаешь? Устал я. От обмана, от этой суеты устал…

— А как же вы здесь? — спросила она, вслушиваясь в каждое слово.

— Работал я на заводе металлоконструкций, так-то я сварщик неплохой, ну и пришли друзья с бригады как-то в гости. Там так получилось: у одного день рождения, а отмечать негде, в его квартире — хозяева не разрешают, он снимал её. Ну и завалились ко мне. Не выгонишь же.

В общем, весь вечер весело было, кто-то приходил, кто-то уходил. И я тоже выходил на улицу… а потом вернулся, а Олег там — уже готовый. Я сначала не понял, кинулся к нему, хотел в чувство привести, ведь почти трезвые все были. А он… рана на голове.

Марина опустила голову.

— Ты что, снова плачешь?

— Нет, я просто своё вспомнила, мой тоже по голове меня… было такое.

— А твой — просто зверь. Нет, не зверь, звери лучше, животные вообще бывают такие понимающие. Нелюдь он у тебя. Короче, вызвали скорую, потом полицию…. Всех допрашивали. Ну, а у меня там везде пальчики, я ведь там живу. Сначала подписку о невыезде дали, а потом случайно утром в окно увидел — подъехали. Сразу понял — за мной. Чувствовал, что дело к тому идёт. Вспомнил я свою первую ходку и… не знаю, как так получилось… ушёл я через чердак.

— Так вы… — Она испуганно взглянула на него.

— Нет, Марина, не виноват я. Сам бы хотел узнать, кто Олега тюкнул. И что там вообще произошло. Но по ходу следствия понял, что всё на меня указывает. В общем, убежал я. Рванул сразу сюда. На попутках ехал. Знал про этот домик, хотел отсидеться здесь, а потом дальше податься, может и затерялся бы где.

Женщина смотрела на него своими большими глазами и в них теперь уже было сочувствие к нему. — Это несправедливо, — прошептала она, — вы же не виноваты.

— А ты веришь мне?

— Верю. Так не должно быть, вам надо доказать, что вы не виноваты.

Он засмеялся. — Один раз уже пытался доказать — тогда, после армии сразу. А раз уж я побывал там, то теперь следствие как по маслу пойдёт. Зачем выяснять, когда статья уже готова.

— Нет, нет, нет, вы должны бороться…

— Ну, а чего же ты не боролась, когда муж тебя обижал?

— Я… я пробовала, но я боюсь.

— Ладно, темно уже, спать пора. Ложись вон на кровати, а я тут — на лавке лягу. Утром дождь по-любому перестанет, провожу тебя до моста.

— Хорошо, — согласилась она, — вы не думайте, я никому про вас не скажу.

— Хватит «выкать», давай уж как-то проще — на «ты» что ли.

Утром было сыро и холодно. Андрей растопил печку и потом всё поглядывал на небо.

— Ну, вот, скоро пойдём, — сказала она. — Андрей, а может тебе не убегать от них, — осторожно спросила женщина, — может лучше всё рассказать…

— Бесполезно, я уже знаю, чем закончится. Ты лучше себя побереги. Мерзко это, когда мужик на бабу руку поднимает. Девочек обижать нельзя, этому меня ещё родители научили. Я и за девчонку ту заступился, увидев, что они ей уже подол платья порвали. — Он вздохнул как-то тяжело. — Так что, Марина, очень надеюсь, что оставишь ты его, а лучше заявление написать. Наказать надо, чтобы понял.

— Боюсь я. Он ведь караулит меня, я даже до полиции дойти не успею.

— Зря ты в лес забежала, к людям надо ближе. В общем, обещай, что избавишься от него, напишешь заявление. Или может ты его любишь до сих пор?

— Нет, нет, давно не люблю. Боюсь я, мне кажется, он готов меня уничтожить…

— Ну, неужели некому заступиться?

— Некому. Тётя одна живёт. Я вот здесь сижу и тоже боюсь за неё.

— Так ты к ней хочешь пойти?

— Да. Хочу узнать, не сделал ли он чего…

К обеду разъяснилось, и они вышли из домика.

— Держись за меня. Иди за мной, старайся не отставать и не запинаться.

Она кивнула и пошла за ним, часто поднимая голову, чтобы видеть его спину, его затылок — так ей было спокойнее.

Уже у самого моста хотел попрощаться с ней, но заметил её впалые глаза и бледность. Да ещё этот кашель. — Ты что, заболела?

— Нет, всё нормально, ты иди обратно, тебе нельзя туда, вдруг тебя тоже ищут.

Он стоял и смотрел на неё. Много лет назад он не раздумывая кинулся девушке на помощь. А здесь стоял и думал. Потому что был совсем в ином положении. Его действительно ищут, и вполне возможно, могут ждать и в райцентре, и даже в деревне. Выйти к ним — подписать себе приговор.

— Ну ладно, иди, — сказал он.

Она ступила на деревянный мост и пошла по нему, спотыкаясь, казалось, что у неё нет сил. Он постоял ещё минуту и вдруг бросился следом.

— Стой! Вместе пойдём. Держись за меня!

— Куда ты? Тебе же нельзя. Тут недалеко, я дойду.

— Нет уж, отведу к тёте. Вдруг тебя муж ждёт. Мне уже терять нечего, так пусть тогда всё вместе присудят. — Он посмотрел на неё. — Да не бойся ты, я его просто предупрежу, чтобы не прикасался к тебе и развод дал. Да тебе и так развод дадут, — он показал на её руки, — видел я твои синяки. — И взяв её за руку, повёл как ребёнка. — Не бойся, говорю тебе: не мокрушник я.

— А я верю! Я верю тебе! Я точно знаю: ты не виноват!

— Спасибо. Это, знаешь ли, тоже как-то греет душу, когда тебе вера есть. А ты ещё молодая…

— Мне уже тридцать шесть…

— Ну и что, у тебя всё впереди.

— Давай до деревни, и ты обратно пойдёшь, может правда, отсидишься и про тебя забудут.

— Он засмеялся. — Наивная ты… девочка.

Вот уже и околица показалась, и впереди унылая картина осени. — Ну, всё, я дальше одна, я почти не боюсь.

А он шёл молча и не отпускал её руку. У самого дома не было машины, значит и мужа Марины здесь не было. В её глазах появилась надежда. — Может он меня не нашёл, — прошептала она, — спасибо тебе…

— Это тебе спасибо, — ответил он и посмотрел в осеннее небо. — Может ты и права: не надо мне бегать. Я ведь раньше всегда шёл к опасности с открытыми глазами. Спасибо, что поверила. Лучше отсидеть…

— Нет, я не хочу! — закричала она и схватила его за плечи.

— Ты простыла, тебе надо выздороветь, — сказал он, — а я пойду к участковому… где он тут, ещё бы знать, пусть в город звонит.

Следователь никак не мог понять, что произошло с подозреваемым Андреем Поляковым. Вместо того чтобы оправдываться, защищать себя, он рассказывал про какую-то Марину. И всё просил оградить женщину от мужа.

— Чужая семья — сами разберутся, — сказали ему. — Ну, или пусть заявление пишет.

Марина написала заявление. Это было уже её третье заявление. В полиции её уже знали и спросили напрямик: — Снова заберёте?

— Нет, это заявление не заберу. Помогите мне, пожалуйста, — попросила она.

Заявление она, и в самом деле, не забрала, так и оставив до суда. Но больше всего она не за себя переживала, а за случайного знакомого, который показался ей тогда загнанным зверем. Да и она тогда такой же была. Она обивала пороги полиции, призывала разобраться и клялась, что Андрей не виноват.

— Вы, гражданка Лебедева, уже как на работу к нам ходите. Сказано вам: разбираются. Вот если бы он не убегал…

— Но он же сам к вам пришёл!

Полюкову пришлось провести в камере два месяца. И каждый день Марина приходила и стояла у здания полиции. Ей говорили, чтобы отошла, но она снова возвращалась, словно от этого зависела судьба Полякова.

А потом его выпустили, разобравшись, кто есть настоящий виновник гибели Олега. Их оставалось двое в комнате, и драться они не собирались, а просто померялись силой — дурачились, можно сказать. И Вадим случайно толкнул Олега, а тот упал. Никто не думал на Вадима, потому что они были закадычными друзьями. Но версию эту проверили. Получилось, по неосторожности.

Он вышел, когда уже лежал снег. И первым делом она подбежала к нему и обняла.

— Я знала, я чувствовала.

— Жаль Олега, — сказал он, — и Вадима тоже жалко. — Он провёл рукой по её волосам, чувствуя аромат женщины, которая, хоть и была ему чужой, за эти месяцы стала удивительно близкой. — Он снова тебя обижает?

— Нет. Его больше нет в моей жизни. Мы развелись.

— Я хочу построить дом. Там, в деревне. Ты согласишься поехать со мной?

— С тобой я готова жить даже в лесной избушке.

— Андрей, хватит работать, обед готов! — Она стоит у времянки, перед ней уже залит фундамент будущего дома, а Андрей, одетый по-летнему, поправляет брёвна.

— Иду, Марина! Завтра приедет бригада, помогут. И скоро у нас будет дом! Наш дом! Слышишь, Марина?!

Она смеётся. Теперь она совсем не похожа на ту испуганную женщину из лесной избушки. Она счастлива. Она любима. И красива.